— Ты свет не включал? — Чонгук окидывает комнату взглядом. Она залита только слабым уличным освещением.

— Нет, не включал.

— Заходи.

Чонгук, не долго думая, проворачивает ручку и проскальзывает внутрь. В комнате темно глаз выколи. Только чувствуется тепло откуда-то, где, наверное, Тэ стоит.

— Что происходит?

— Чонгук, — почему его голос такой странный? Хриплый, низкий больше чем обычно, тихий, вкрадчивый. — Послушай меня, пожалуйста, ты сейчас все свои вопросы и недовольства на потом отложи, мы всё обсудим, я понимаю, тебе это нужно. Сейчас просто делай, как я прошу, хорошо?

— Что? Я не понимаю, че к чему.

— Успокойся.

— Я спокоен.

— Тогда выдохни, чтобы я слышал.

Чонгук демонстративно выдыхает.

— Ни разу ты не спокоен, ладно. Раздевайся.

— Что? — уставился, как дурак, в темноту.

— Снимай одежду. И желательно без вопросов.

— Окей…

Чонгука долго уговаривать не приходится, он стягивает через голову футболку, внутри поселилось приятное волнение, не понятно, в чём прикол, но начало интересное. Чонгук следует его совету и решает пока не выпендриваться. Потом обсудят, сейчас тут что-то странно-интересное намечается.

— Полностью?

— Да.

Чонгук перешагивает упавшее на пол бельё. Итак, он полностью голый. И что дальше?

— А теперь?

— А теперь давай целоваться.

И тёплые руки нарочито нежно, но крепко обвивают шею. К груди прижимается чужая. Голая абсолютно. Горячая. А губы тонут в требовательном нежном поцелуе. Чонгук успевает лишь удивлённо охнуть, когда сердце то ли от испуга, то ли от чего-то другого, крутанув кульбит, куда-то в живот падает, но на поцелуй отвечает почти сразу, руками талию обвивает, прижимает к себе и понимает — Тэхён тоже полностью голый.

— Господи, Тэ… — руками тут же по его спине ползёт. Сминает с упоением кожу пальцами. Она гладкая и мягкая невероятно. Тэхён увлекает в новый глубокий и чувственный невозможно поцелуй. Они прижимаются друг к другу голые абсолютно. Но это не та смущающая нагота, которая заставляла краснеть и безумно стесняться, как в прошлый раз, когда они лежали вместе под одеялом.

От такой наготы не хочется прикрываться и дело не в том, что света нет. Совсем не в этом дело. Это та нагота, которой хочется касаться, на которую хочется смотреть и не давить в себе желание отдельные участки кожи обласкать языком. Хочется впиваться в каждый сантиметр тела губами и царапать, искусывать девственно чистую кожу спины. Хочется сминать часами в руках и вдыхать, как наркоман, её запах. И Чонгук мнёт мягкие бока, слегка царапает, заставляя подрагивать, когда вторгается в его рот ещё глубже, сплетаясь с ним языками. Это безумно пошло. И развязно.

И Тэхён… он льнёт ближе, и гладит, гладит, гладит везде. Руками на шею, нависает, на себя тянет, заставляя ещё больше распаляться и вгрызаться в каждую его губу, горячо абсолютно, перестав стесняться размазывающейся за пределы губ слюны.

Он шумно дышит, словно специально заводит. А Чонгук обезумел будто. Он сам пугается какого-то утробного рыка, который случайно вырывается из груди, когда он в тэхёновы бёдра пальцами вцепился и в себя его пах вжал. У Тэхёна крепко стоит, как и у Гука теперь в общем то. Его твёрдое естество упирается им обоим в животы, касаясь чонгукова сочащегося члена, и от этого Чонгука колошматит буквально.

Он испуганно отрывается от его губ и, прижав к себе тёплое, такое родное теперь тело, шумно дышит в шею, успокаиваясь. Он очень скучал. Он так боялся, что не сможет больше прикоснуться, как раньше, после того, что случилось. И что он с ним сейчас творит? С ума сводит демон бирюзововолосый буквально.

— Я не могу больше просто целоваться, — хрипит Чонгук, демонстративно упирается членом ему в бедро, — чувствуешь? — совсем бесстыдно.

— Чувствую, — в ответ хрипло, рукой по рёбрам вниз стекает. — Но я и не говорил тебе сегодня останавливаться, — шепчет ему куда-то в ухо, и первый раз за всё время осторожно ладошкой, отчего-то немного влажной, его член обхватывает.

Чонгук от удивления шипит и воздух через зубы тянет.

— Тэхён…

Тэхён принимается ласкать его, изредка целуя легконько, но влажно, то в плечо, то в ключицы, то в шею, когда тот голову запрокидывает от удовольствия.

— Ангх… Боже, что мы делаем? — чувствуя, что напряжение в члене уже почти болезненное, снова за талию Тэ к себе тянет, вынуждая прекратить мучительные ласки пальцами на своём члене.

Тот снова руки повыше сцепляет на шее и на носочки приподнимается, мазнув поцелуем по носу.

— Подними.

Чонгук не знает зачем, но перехватив за ягодицы, приказ выполняет. Тот с готовностью сцепляет ноги у него за спиной, прижимается крепче кожей к коже, выгибается пошло абсолютно и задницу назад отставляет сильнее. Чонгук старается не думать о том, что они голые. Да, он держит его сейчас на руках, его твёрдый член зажат сейчас меж их животами, его задница такая мягкая и упругая… Нет, Чонгук не может не думать.

— Тэ…

— Чонгук, я разобрался.

— С чем ты разобрался? — прихватывая губами нежную кожу плеча.

— С собой?

— Малыш, я не понимаю, что это значит, — качает головой, словно тот может его увидеть и прислоняется лбом к его губам.

— Я перепсиховал. Торопил тебя и не дал сделать самое важное. Поэтому мы всё испортили. Никто не виноват. Я знаю, тебе тоже было больно сильно, — перемежая слова нежными поцелуями в лоб.

— Тэ… — ну почему он такой?

— Не перебивай. Я в себе разобрался и с собой в физическом плане тоже, поэтому сегодня я очень хочу сделать тебе хорошо.

— Что это значит? — пускай это значит то, о чём он подумал, Чонгуку стыдно после всего произошедшего этого так сильно хотеть, но оно хочется, что ты с этим поделаешь?

— Потрогай там, — просит и в губы вцепляется, снова увлекая в тягучий нежный поцелуй.

— Точно можно? — оторвавшись на секунду.

— Не бойся, — Чонгук, судорожно выдохнув, осторожно обводит подушечкой пальца слегка припухший сфинктер. А там всё в смазке, вся промежность в смазке. Она тёплая от кожи и кое-где начала загустевать. Что он тут делал?

— Что…

— Глубже, потрогай внутри, — шепчет странным голосом, слегка вниз призывно подаётся.

Чонгук в сотый раз, кажется, нервно выдыхает. После прошлой ситуации делать такие вещи в разы страшнее. Но Тэхён выглядит в своей просьбе более чем уверенным. Гук осторожно, бережно даже, слегка надавливает на дырочку и… палец проходит спокойно. Ему тут же становится влажно и горячо. Но не узко, не больно, просто горячо. А ещё это шок. И хочется в десять раз сильнее сейчас.

— Чувствуешь? Вот так должно было быть, чтобы всё получилось, — горячечно шепчет. Дрожит, как листик на ветру. И Чонгук понимает — Тэхён заведён, раскайфован до чёртиков. Ластится нежным котом. Всё позволяет, утягивает куда-то в омут тёмный за собой.

— Что ты делал в ванной, малыш? — покрывая щёки горячими поцелуями.

— Искал у себя простату, — прижимается доверительно, слегка насаживается на палец вбирая поглубже.

— Правда? — Чонгук чувствует, что к лицу приливает кровь.

— Давай второй, — вместо ответа и бёдра приподнимает для удобства. Чонгуку уже не так страшно, он осторожно достаёт один палец и входит внутрь Тэ уже двумя, тот его рёбра в ответ коленками сильнее стискивает и, ахнув, подаётся вперёд слегка.

— Больно?

— Нн..нет, — задрожав ярче, — а теперь немного вот левее пальцем и ниже… Ай, вот она да, Боже… — навстречу выгибается.

— Вот здесь? Здесь тебе приятно? — Чонгука можно не искать. Он ушёл, уехал, улетел. Осталось только его самое извращённое на свете альтер-эго. — Мне потрогать тебя здесь? — пошло шепчет ему в ушко, на ходу сообразив, что делать, кусает за мочку уха, языком щекочет нежно хрящики.

— Да, Чонгук, вот здесь… ах… — и насаживается натурально на пальцы, сжимается вокруг них сам. Подмахивает бёдрами. Постанывает тихонько.

— Как долго ты её искал, Тэ? — хрипит Чонгук. Сдерживаться всё сложнее и сложнее, ему уже почти больно от того, насколько он заведён, от того, насколько сильно пальцы хочется на кое-что другое заменить.