— Не особо, — тихонько бормочет Тэ, вытирая очередное блюдо.

— Чонгук, он тоже… не нашёл за двадцать семь лет никого, кто бы ему подошёл. Знаешь, он не приводил в гости никого, кроме того неприятного парня. Его друга Сокджина. Это лет, может, пять назад было. И всё. Ни одной девушки. Даже друзей больше не было. А нам… внучат тоже хочется. Он не особо нам с папой доверяет, но это и правильно, я думаю. Мы люди простые… Я сама-то понимаю, что мир сейчас другой совсем, не такой, какой был, когда мы молодыми были, и бывает оно всё сейчас по-разному, но муж мой бы не понял. Мы предпочитаем думать, что наш Чонгуки просто не здоров и не может иметь детей. Потому и взяли Миюн. Но я этот разговор завела не для того, чтобы на Чонгука наговаривать, а для того, чтобы дать тебе понять, что мамы, они всё понимают. И так, как мама, никто никогда любить не будет. Поэтому если у Чонгуки тяжело в этом плане на душе, ты успокой его, пожалуйста, ты хороший мальчик, он тебя послушает. Ладно?

— Тётушка, я…

— Всё хорошо, Тэхён-а, пообещай только, что поддержишь его в случае чего, ладно? А то ведь он совсем нас в свою жизнь не пускает… взрослый уже. А ты первый его друг, кого он за столько лет к нам знакомиться привёл. А это что-то да значит.

— Обещаю.

— Вот и хорошо.

— А почему вы сказали двадцать семь? Ему ведь двадцать шесть. Или я путаю?

— Что ты? У него день рождения недавно был. Двадцать семь исполнилось, он со своей работой к нам не поехал отмечать, так и в городе, получается, не отметил, паршивец, раз даже ты не знаешь?

— Получается, что так, — задумчиво бормочет Тэхён, успокаивая разбушевавшиеся во время диалога с тётушкой нервы.

— Вот негодник.

***

Комната Чонгука выглядела достаточно забавно, учитывая тот факт, что этому детине уже скоро тридцать, а родители отказались тут что-то переделывать и просто оставили её в качестве гостевой. Какие-то кубки на полках, грамоты в рамочках, аляповатые рисунки, выцветшие плакаты с рок-группами, вырванные из библиотечных журналов, на стенах, разве что игрушки, учебники и старую одежду родители, кажется, всё-таки убрали. Чонгук как раз расстилал матрац на полу, когда Тэ вошёл.

— О, Тэхён, иди сюда, кое-что обсудим.

— М?

Чонгук осторожно приобнимает его за талию и усаживается на край кровати, сминая в руках полы его мягкой толстовки, Ким вообще умудряется одеваться в такие уютные вещи в последнее время, что желание жамкать его возрастает в разы. Чонгук смотрит на него снизу вверх.

—Я хотел тебя попросить. Через стенку комната Миюн, мои родители снизу, мы могли бы сегодня не…

— Разумеется. Ты действительно думал, что я стану к тебе приставать в доме твоих родителей? А? Придурок, не соизволивший мне сказать, когда у тебя был день рождения!

Ну, вообще-то думал. О том, что в прошлый свой приезд сюда с Сокджином его в ответ на подобную просьбу затолкали в душ и, заткнув рот полотенцем, поимели жёстко и без растяжки, запрещая помогать себе рукой, чтобы хотя бы кончить, он предпочитает Киму не рассказывать. Не хочется, чтобы он жалел его ещё больше. Тот и так жалеет. Не то чтобы неприятной жалостью какой-то, но всё равно не хочется.

— Эм…

— Когда он был? День рождения. М?

— В тот день, когда я первый раз попросил тебя провести со мной выходной.

— Двадцать восьмого мая?

— Да.

— Вот жаль, что тебя нельзя шлёпать, я бы тебе сейчас так жопу твою набил, чтобы ты у меня сидеть не мог, блин. Сказал бы сразу, мы бы хоть немного отметили.

— Возможно, когда-нибудь я позволю тебе это сделать, — усмехается Чон и гладит Тэ по пояснице большими пальцами. А Тэхёну не хочется, чтобы он что-то подобное ему позволял. — Прости, ладно? У нас были не настолько близкие отношения, я не хотел ничего отмечать вот и решил не акцентировать на этом внимание.

— Цц, — раздраженно фыркает Тэ, — ладно уж, так и быть, прощаю на первый раз. Спим раздельно, правильно я понимаю? Я, чур, на полу.

— Нет, ты что, ты же в гостях. Я посплю на матрасе, а ты ложись на кровать.

— Ляжешь на матрас, я приду и лягу туда же. Тётушка сказала мне чувствовать себя, как дома. А у себя дома я могу поспать и на матрасе, если это даст мне возможность позаботиться о собственном парне.

— Ну ты…

— Чонгук, она знает, — с места в карьер. Тэхён решает сразу расставить все точки над нужными буквами, чтобы ничего от него не скрывать.

— Что?

— Твоя мама. О твоей возможной ориентации. Она мне об этом непрозрачно так намекнула и попросила тебя поддержать. Она чудесная женщина.

— Ну… — Чонгук моментально закрывается и опускает взгляд в пол. — Я догадывался, что они что-то да понимают, не зря ведь взяли Миюн под старость лет. Но прямо говорить я по-прежнему не планирую, если ты об этом.

— Тебя никто об этом не просит, ни я, ни твоя мама. Открываться им или нет — это полностью твоё дело, и если ты не хочешь, то я тебя в этом вопросе поддерживаю, не нужно волновать твоего отца, если в этом нет необходимости, верно ведь? Никому не будет легче от того, что твои родители не переживут эту новость. К чему этот псевдовыход из шкафа, если никакого комфорта это не принесёт. Просто перестань себя винить и думать о себе всякое. Ладно?

— Ты сам не до конца себя принял, видно же. Ты всё ещё хочешь детей, понимая, что ни один из твоих партнёров тебе не сможет их дать.

Тэхён внезапно задумывается о том, что их обоих кризис ориентации когда-то буквально перемолол вместе с костями и кровью. Разными рычагами давления. Разными ситуациями, но тяжело было одинаково сильно. Чонгуку, потому что переживал это всё внутри себя, не получая возможности выговориться даже самому близкому человеку, который ко всему прочему ещё и подкреплял в нем неуверенность и мысли о собственной ненормальности. Тэхён убивал сам себя, когда получил одобрение семьи, но не смог простить себя сам, ибо самая главная мечта — завести маленькую и счастливую семью (чтобы хотя бы что-то в этой жизни сделать самостоятельно) пошла прахом, когда он осознал собственную ориентацию. Насколько легче было бы это пережить, встреть они друг друга лет на семь раньше? Где бы они сейчас были? Какими были бы людьми? Одно стопроцентно — здоровее, как минимум. Но что толку об этом думать, если нужно жить здесь и сейчас. Нашлись же в итоге. И хочется верить, что они хотя бы надолго, если не получится навсегда.

— Хей, если после всего этого дерьма мы с тобой выживем и сможем встать на ноги, я обещаю не успокоиться, пока не найду способ сделать тебя счастливым в этом плане, окей?

— Какой такой способ? Станешь женщиной? Они меня по-прежнему не привлекают, Чонгук, — хмыкает Тэ, наклоняясь к его лицу.

— Не важно как, варианты есть и их много. Главное захотеть.

— Как с сексом?

— Как с сексом.

— Знаешь, я немного понимаю этого психопата в такие моменты. Мне порой катастрофически сильно хочется завернуть тебя в плед, посадить на подоконник и обнимать, пока не уснёшь в моих объятиях. А потом уложить тебя в постель и пойти убить всех, кто когда-либо делал тебе больно. Если у него похожие мотивы, я боюсь, что действительно смогу его понять.

— Звучит пугающе.

— Прости за это.

— Давай спать? Ты первый в душ?

Сходив по очереди в душ, парни наконец улеглись так, как договорились. Украдкой поцеловались на сон грядущий несколько долгих минут, пока Тэхён не завёлся и не укатился к себе на пол, опасаясь, что не сможет позже остановиться. Насыщенный день полный знакомств и эмоций моментально сморил его в сон. Чтобы через несколько часов он проснулся от ощущения странной тяжести на плече и обнаружил этого неугомонного у себя под боком на полу.

— Ебтвоюмать, Чонгук, — шипит Тэхён, медленно до конца осознавая спросонья, что тут происходит, — ты хочешь спину застудить?

— Мне без тебя там холодно, — бормочут в ответ, и Тэхёну ничего не остаётся, кроме как смириться с этой ситуацией, уложить его к себе спиной и, стащив одеяло с кровати и тщательно его накрыв, обнять со спины, чтобы точно не замёрз и не простудил ничего.