С этими словами он тянется к запястью Северуса, считает его пульс и удовлетворенно кивает.

— Похоже, опасность миновала. Он поправится, — заключает Дамблдор и поднимается со стула. — Но не сможет разговаривать некоторое время: сперва нужно восстановить голосовые связки.

В два счета все мое напряжение точно рукой снимает, и я с облегчением выдыхаю.

— Как прекрасно ты выглядишь без шрамов, — роняет профессор с улыбкой.

— Сэр! — спохватившись, восклицаю я. — У меня совершенно вылетело из головы… Огромное спасибо вам за то зелье. Если бы не ваши старания, я бы по-прежнему…

Директор вдруг поднимает ладонь в останавливающем жесте.

— Гарри, я вовсе не имею отношения к этому зелью. Его приготовил Северус. Он изобрел его и, насколько я способен судить, варил долго и кропотливо. Индивидуально для тебя — руководствуясь данными твоей крови.

— Он приготовил… сам? Не вы? — я потрясенно взираю на Дамблдора. — Но как же… Вы ведь принесли его мне, велели выпить, сказали, что только-только сняли с огня…

— Верно, Гарри. Северусу не хватало последнего редчайшего ингредиента, и он на свой страх и риск отправился к мистеру Горбину, где и был схвачен подчиненными Руфуса Скримджера. Он сумел послать мне письмо и пробирку с веществом, а я лишь закончил снадобье и передал тебе. И тут же ринулся вызволять его. Что было дальше, ты знаешь.

Мысли начинают проясняться. Северус рисковал собой, дабы вернуть мне прежний облик. Он сотворил для меня невозможное. Так вот чем он все время занимался в лаборатории! А я-то, болван, думал, что просто не в состоянии составить конкуренцию его ненаглядным склянкам…

Я смотрю на него другими глазами и в этот миг отчетливо понимаю — я встретил человека, который положил свою жизнь к моим ногам. И я с готовностью сделал бы то же самое. Он — моя судьба и моя единственная любовь. Он — все, что мне нужно.

Не успеваю я вымолвить и слова, как нас с Дамблдором привлекает стук в окно. В первую секунду мне кажется, что огненное марево за стеклом — еще не догоревший рассвет, но потом я узнаю яркое оперение Фоукса. Мановение палочки, и красно-золотой феникс влетает в больничную палату сквозь распахнутые створки, приземляется у изголовья кровати Северуса и издает негромкий приветственный клич.

Его голос всегда был для меня звуком надежды.

— Совсем ослаб, — Дамблдор проводит ладонью по поредевшим перьям своей птицы. — Предпочитает быть рядом со мной, когда завершает жизненный цикл. Похоже, время пришло.

Усталый взор Фоукса пробегает по каждому из нас, и он неожиданно перемещается к Северусу, едва ли не усевшись тому на грудь. Из его глаз начинают струиться перламутровые слезы — я завороженно наблюдаю, как они насквозь пропитывают бинты на ранах. Мы с Дамблдором переглядываемся и все понимаем без слов.

Завершив исцеляющее действо, Фоукс тяжело перебирается на широкий подоконник и вдруг вспыхивает — его крупное тельце, объятое огнем, рассыпается в прах. А мгновение спустя мой взгляд уже мечется между крошечным птенцом, прямо сейчас удивительным образом рождающимся из пепла, и Северусом, который только что очнулся.

— Очень символично, друзья мои, — усмехается Дамблдор. — Я позову врачей, Гарри.

Придвинувшись поближе, я смотрю в самые любимые на свете темно-карие глаза, поглаживаю его длинные тонкие пальцы, заправляю ему за ухо шелковистую прядь черных волос. Выражение лица Северуса сложно описать — наверное, так выглядит осознание, что ты выкарабкался с того света. Он пока не может говорить, но я скажу все за него.

— Ты помнишь меня? Помнишь, что случилось?

Снейп кривится в излюбленной манере, мол, какая чушь, конечно, помню. И впервые за несколько дней я улыбаюсь.

— Да, ты явно меня не забыл.

Я мягко опускаюсь ему на грудь и чувствую, как теплые руки обвивают мои плечи. Эти объятия — мое самое желанное пристанище. Если бы можно было пролежать так целые сутки, не отвлекаясь на колдомедиков и еду и не разгоняя назойливых журналистов, я бы отдал за это все, что имею, до последнего кната. Просто быть с ним, вдыхать запах его кожи, наслаждаться ощущением сплетенных пальцев и не думать ни о чем и ни о ком, кроме нас двоих.

*

Гермиона и Драко приходят через пару часов — Снейп уже спит. Устроившись у окна и применив заглушающие заклинания, чтобы не тревожить его сон, мы долго обсуждаем вчерашнее безумие — задержание Северуса аврорами, мои исцеленные зельем шрамы, письмо с угрозами от Волдеморта, портал в Малфой-мэнор и последующие жуткие события.

— Моя мантия! — вскрикиваю я, когда Малфой с довольной ухмылкой возвращает мне вещь. Ребята брали ее с собой на злополучную прогулку. — Я уж думал, она пропала навсегда.

— Повезло, что дело было у нас дома. Отец помог ее вернуть. Спасибо тебе, Поттер.

— Зачем вас вообще понесло в Хогсмид? — ворчливо спрашиваю я. — Договаривались же не покидать Хогвартс!

— Это я виноват, — стушевавшись, признается Малфой. — Уговорил Гермиону ненадолго пойти на наше место, чтобы…

Драко замолкает, и Гермиона продолжает за него:

— Мы обручились, Гарри. Это было ради предложения.

Я машинально гляжу на безымянный палец ее руки, на котором сверкает красивое кольцо с прозрачным многогранным камнем. Удивленно уставившись на самых невероятных жениха и невесту из всех существующих в мире, я расплываюсь в улыбке.

— Вы серьезно?

— Серьезнее некуда, Поттер, — отвечает слизеринец, прижимая к себе зардевшуюся Гермиону. — Поженимся сразу после выпускных экзаменов в следующем году.

— Поверить не могу! Это… Это же здорово! Поздравляю! — я смотрю на них горящими глазами и подавляю желание броситься обнимать обоих — до такого наша с Малфоем дружба еще не доросла. — А вы уже решили, как сообщите родителям?

*

Вдоволь наговорившись, мы с Гермионой и Драко тепло прощаемся. Часы посещения завершены, но мне в виде исключения позволено оставаться в нашей двухместной палате как второму пациенту. Задержаться бы тут — не хочу выходить наружу и сталкиваться с повальным вниманием, знать, что происходит в министерстве и о чем пишут в газетах, размышлять, станем ли мы с Северусом обнародовать наши отношения, о которых и без того отдельным личностям теперь известно.

Я сделал все, чего от меня ждали. На данный момент этого достаточно.

Тем временем Северус, пошевелившись, просыпается.

— Гарри…

Первое слово, сорвавшееся с его губ после того, как он чуть не умер, — хриплое, тихое, но самое пронзительное, желанное и прекрасное. Звук собственного имени из его уст кажется мне важнейшим в жизни признанием.

С радостной улыбкой я подлетаю к его кровати.

— Как ты?

— Жив.

— Я позову колдомедиков!

— Нет! — останавливает он неожиданно твердым тоном. — Я в норме. Могу говорить и собираюсь объясниться. Сядь.

Я выполняю просьбу-приказ, и Северус берет мою ладонь в свои руки.

— Все время, пока я здесь валяюсь, мне снится в кошмарах твой убитый горем взгляд, когда ты услышал, что ничего для меня не значишь, — смежив веки, Северус слегка морщится. — Я намереваюсь внести ясность, дабы у тебя не осталось сомнений. Перед визитом в Лютный переулок я принял блокатор заклинаний и зелий, работающих с сознанием. Чтобы мне не могли изменить память, выманить информацию при помощи Веритасерума или легилименции и все в этом роде. Я изобрел его не так давно — планировал снабдить им членов Ордена. Как ты помнишь, именно я посоветовал Волдеморту использовать чары Любовных уз. Знал, что на меня они не подействуют. И они не подействовали.

От волнения грудь мучительно сдавливает и становится труднее дышать. Я не выдерживаю.

— Если зелье скрывало твои истинные чувства… Скажи, что ты на самом деле испытываешь ко мне?

Насколько же жалко это прозвучало. И зачем я решил вытягивать из него откровения, к которым он не готов?

— Прости. Не отвечай. Ты вовсе не обязан.