Около часа я блуждала среди новых и чистых полок, украшенных надписями с жанрами, и наконец, прикупив мелкую канцелярию, вышла на улицу, вздохнув холодный свежий вечерний воздух. Я чувствовала себя ужасно уставшей, медленно и лениво идя по улочке, как улитка, пока кто-то не зажал мне рукой рот, пытаясь с силой утащить в темноту. Я не видела его лица, он был в длинном капюшоне, достаточно массивный, но, скорее толстый и высокий, и с чьей силой тягаться было очень тяжело. Внутри поднялась паника, перемешанная со страхом и адреналином, я слышала его голос: мерзкий и похотливый, скользкий, как оставленный след слизня, шепчущий мне на ухо гадости, заставляющие еще сильнее вырываться. Кое-как я смогла ударить его по колену ногой, укусив за мягкие ткани ладони, а после побежать в сторону Гарольда. Я не кричала. У меня не получалось. В горле стоял ком, голоса не было лишь тихое сипение, да оцепенение. Я чувствовала себя немой и такой беззащитной.

Своими действиям я лишь сильнее разозлила незнакомца, слыша, как он бежит за мной. Сначала схватил за волосы, а после ударил под колено, чтобы я не могла двигаться. На улице не было людей, а персонал магазина словно закрывал на это глаза, выполняя свою работу внутри маленького здания. Наконец, я смогла закричать, но уже не от страха, а от боли, пронзающей мою ногу после очередного удара мужчины по лодыжке. Этого было достаточно, чтобы Гарольд прибежал на помощь, сбивая с меня мужчину своим плечом, и наваливаясь на него всем своим телом. Он приставил оружие к его лбу, пока я сжимала зубы от боли. На моих глазах стояли слезы от ощущения сломанной ноги, от страха и неприязни. Я не хотела плакать – я должна бороться с болью, должна бороться с этим угнетающим чувством, которое заставляет тело ныть, но у меня не выходило, и слезы медленной рекой лились по щекам.

Он поднял меня на руки и отвез домой, пока я пребывала в шоке и пространстве. Почему не в больницу? Потому, что у мамы был личный врач, который лечил всю нашу семью, всегда блистательно выполнял свою работу, после которой никто не жаловался. Конечно, я бы тоже боялась допустить ошибку в семье, которая имела огромную власть над тобой и твоей жизнью.

Мама корпела надо мной, будто я смертельно больна, всячески делая вид, что переживает, а вот врач аккуратно осматривал мою ногу на наличие перелома. Я не знаю за что именно мама переживала больше, когда узнала, что со мной произошло, но вот отец, ему, кажется, вообще было плевать на происходящее. Он сделал один звонок, а после сказал, что этот человек никого больше не потревожит. В этом весь Микаэль Эванс, он себе не изменяет. Вместо того, чтобы узнать, как я, как моя нога и вообще самочувствие, он просто убил человека, а точнее, он даже не взял его кровь на себя, отдав приказ псам.

– Я написал вам, какие лекарства нужны при вывихе. Соблюдайте постельный режим. Никакой активной деятельности и старайтесь особо не тревожить ногу,– После он мило улыбнулся, поговорил с матерью, отдав листок, и уехал, получив на счет деньги. Пусть будет, как он скажет, кроме постельного режима. Я хотела в школу, но не потому, что я люблю учебу, а потому что я могла сбежать от матери, которая теперь будет ходить за мной по пятам. А она и так не работает!

Мы недолго спорили и пришли к мнению, что вернуться в школу я смогу через пару дней, когда смогу более-менее наступать на ногу, чтобы ненароком не навернуться на плитке при резкой боли.

Я никогда не любила учебу – меня всегда заставляли ее полюбить. Я могла сама развиваться в любимых предметах, но обязана быть хороша во всех – это меня и бесило. Они не считались с моим мнением, думая, что именно так будет лучше для меня, но, если честно, хуже. Со временем учеба для меня стала не больше привычки, от которой теперь я просто не могу избавиться. Вот она обратная сторона богатой жизни. Ты заперт в золотой клетке, где должен непрекословно выполнять приказы родителей, что каждый раз дергают тебя за нитки. Ты их игрушка, марионетка, выгода или же, лучше сказать, разменная монета, если ты девушка. Тебя будут пытаться выгодно выдать замуж за молодого (иногда не очень) человека, у которого бешеное состояние, чтобы преувеличить потом бюджет семьи. Я не знаю зачем нам такие деньги, когда их и так слишком много, но, видимо, моей матери всегда будет мало. Всего. И всегда. Поэтому, я, хоть и член семьи, но быстро заменяемый, не ставший неотъемлемой частью этого дома. Украшение или декор, плавающий по старомодным правилам жизни.

***

За эти несколько дней я прочитала книгу, выслушала Лили, звонившую мне почти каждый час, чтобы узнать, как у меня дела, и посмотрела несколько серий сериала. Кстати, Лили я толком ничего не рассказала, поэтому чувствую, что в школе будет очень много вопросов, от которых я просто не смогу отделаться. Рыжая пару раз пыталась набиться в гости, чтобы проведать меня, но я отказывала. На самом деле, я не любила приводить гостей, никогда не любила, потому что тогда они встретятся с надменным и высокомерным взглядом мамы, ее мнением и угнетением, которое обрушится на все окружение. Так уже было один раз, не хочу наступать на те же грабли, тем более, может это ощущая только я, но дом пропитан холодом и отчужденностью, которая царит во взаимоотношениях. Пусть все лучше думают, что в моей семье все прекрасно, чем видят правду, которую мы скрываем.

Я надела брюки, дабы спрятать под ними бинт, и светлый свитер, надеясь, что хоть его Изабель не захочет испортить. Мне нравилось, как сегодня лежали мои волосы, поэтому завязывать или убирать я их не стала, спустившись вниз.

– Может ты останешься дома?– Она была взволнована, держа в руках кухонное полотенце. Неужели решила приготовить завтрак? Мало верится.

– Я уже все сказала,– Я устало вздохнула, не готовая с ней спорить.

– Но там ведь одни отбросы, я вообще не понимаю – зачем отец тебя туда отправил, есть же много хороших частных школ.

– Пока, мам,– Я пресекла ее разговор своим прощанием, направляясь к машине, прихрамывая на правую ногу.

Пока я сидела дома, не вылезая из кровати, обильно мазала ногу лекарствами, пила какие-то таблетки и делала компресс, поэтому сейчас боли почти не было, но я все равно хромала и это было заметно. Надо было придумать, как это скрыть от всех. Конечно, самым разумным решением было бы остаться дома, но честно, я не выдержу еще несколько дней наедине с мамой с утра до позднего вечера.

На радостях Лили чуть не сбила меня с ног, отчего я чуть не упала, стараясь не переносить вес на правую ногу. Это было немного странно для меня, но очень даже мило, хотя отсутствовала всего несколько дней.

– Пока тебя не было Изабель дышала полной грудью,– Усмехнулась рыжая, заметив поведение Лайтвуд,– Ты и правда стала ее помехой.

– До сих пор не понимаю почему,– Конечно, я все прекрасно понимала, просто не стала говорить, что Изабель ревнует своего дорогого мальчика, который бегает за каждой юбкой… или только за моей? В любом случае, это было не столь важно. Я надеялась, что Лили сама додумает причину и решила не раскрывать эту маленькую тайну.

– Так, почему тебя не было?– Наконец Лили дошла до той темы, которую, я надеялась, она не поднимет.

Я лишь вздохнула, указав головой на ногу.

– Я споткнулась и упала, как итог – получила вывих.

Ложь – была моей лучшей подругой, спутником по жизни и ангелом-хранителем. Я всегда врала: себе, родителям, друзьям. Хотя, последним – отчасти. Какое-то время была открытой, делилась всем, но, к сожалению, они тоже делились моим всем с другими, отчего я и стала врать, скрывать и недоговаривать. Лучше так, чем, когда о тебе знают незнакомцы больше, чем ты сама.

– Это ужасно, Ванесса,– На лице Лили была искренняя обеспокоенность, взволнованность и грусть. Я не понимала, почему она так переживает о человеке, которого не знает и который ее так отчаянно отталкивает, но эта реакция начала топить мое сердце, что-то меняя внутри моего сознания. Мне стало приятно, безумно приятно, ведь я видела ее искренность, веря, что этот наивный человечек не может так хорошо сыграть такие чистые эмоции. Неужели я вновь наступаю на те же грабли? Надеюсь, что когда-нибудь я смогу открыться ей и рассказать правду, но это будет не сейчас и не в ближайшем будущем.