Музыка лилась, но от неё становилось грустно и щемило сердце. Странный, трагичный и траурный вальс, под который не хотелось кружить, который словно вспоминал о чём-то хорошем, но навсегда ушедшем. Офицер играл его с душой, не грубо и развязно, не слишком быстро, он играл его с уважением и расстановкой. Эрика и впрямь никогда не слышала классической музыки Союза, но была потрясена этим вальсом.

Перед её глазами мелькали воспоминания, лица, картины, в её ушах звучали слова разных людей, когда-то бывших значимыми и важными. Её семья, её друзья, командиры, связные, просто знакомые, жертвы её рук, её слов, чья кровь навечно осталось на руках девушки. А вальс как будто подхватывал её уносил далеко-далеко. От этой войны, от этих ужасов, от этих людей. Крещендо рвало душу! Оно захватывало мысли и воображение, казалось, сейчас должно произойти то самое, самое важное, ответ на все вопросы, сейчас этот вальс возьмёт и расскажет ей, в чём смысл этого всего, этой войны, этих людей, ей самой, в конце концов! “Ну же!” И тут мелодия опала. Нет, она не замолкла, она именно опала, как опадает тело, когда его прошибает пуля, как опадает жизнь, словно колос под взмахом серпа. Тихий финал не оставил ответов, не дал надежд, не раскрыл тайн. Он просто сказал на прощание, что всё имеет конец. Это произведение закончилось и, также, как оно, закончится когда-нибудь жизнь Эрики. Тихо и лишь слегка напевно её душа покинет тело и отправится куда-то далеко. Может, к Богу, может, в Дом Отца. А, может, просто повиснет в бесконечном и безграничном “Ничто”.

Аплодисментов не было. Пианист украдкой вытирал проступившие слёзы. Никто ничего не говорил.

— Что это за произведение? — осторожно поинтересовалась Эрика.

— Вальс огня, — тихо откликнулся игравший. — Вы бледны, возьмите чашку кофе.

— Не надо, я просто никогда раньше не слышала ничего подобного.

— Что Вы подумали, когда слушали его?

— Это вальс огня в нас, я думаю. Пламя сначала ярко разгорается, а потом, когда всё прогорит без остатка, лишь тихо угасает, чтобы потухнуть навсегда.

— Хорошая метафора. Думаю, многие бы с Вами согласились, — оцер слегка откинулся на табурете. — Думаю, чем бы порадовать Вас…

— Исполняйте на свой вкус, не надо подстраиваться под меня.

— Как скажете, — улыбнулся он и начал новую композицию. Офицеры в каюте были довольны игрой, которая порядком развлекала их. Новая мелодия была намного ярче и позитивнее. В неё постоянно повторялся один и тот же мотив, словно чириканье маленькой птички.

Игра раззадорила коллектив и наполнила жизнью воздух и скучающее общество. За окнами скоро разыгралась непогода, а по корпусу начал стучать град. Но тут, в тепле и уюте не было дела до них.

И тут это лёгкое веселье резко разорвал гром боевой тревоги. По громкой связи капитан Максимиллиан объявила о встрече с противником, приказав всем явиться на свои посты по боевому расписанию. Офицеры бросили все дела, и песня сразу замолчала, они все бегом направились на свои посты. Эрика и Веб побежали в оружейную, чтобы быть готовыми к абордажу. Тем временем на капитанском мостике Генриетта раздавала приказы своей крейсерской свите.

— Я командую!

— Капитан на мостике!

— Лево руля! Орудия правого борта, приоритетная цель — крейсер во главе колонны! Огонь по готовности!

— Есть, сэр!

— Задраить люки, приготовиться к непогоде! Десантным командам занять места в бронированном трюме № 3! — коммодор Максимиллиан отдавала приказы твёрдым голосом, не терпящим промедления или возражений. Она смотрела в иллюминаторы со своего мостика, приготовившись к серьёзной схватке. Она подошла к переговорному телефону. — Энди, Кайл, идёте строго за мной и атакуете эсминцы противника, задайте им, но держите дистанцию!

— Так точно!

— Вас понял!

— Аня, замыкаешь строй! Если кто-то попытается оторваться или зайти нам в тыл — это твоя проблема!

— Есть, мэм!

— Ещё одно обращение не по уставу, и я добьюсь твоего разжалования!

— К Вашим услугам, сэр!

Колонна крейсеров Союза медленно занимала позицию для атаки и перехвата королевского соединения, а погода стремительно портилась. Сначала это были просто облака и дождь, но сейчас тут и там сверкали разряды молний и грохотало так, словно били из главного калибра линкора. Однако, это всё не должно было помешать уничтожению королевских патрульных кораблей.

— Мостик боевому посту, почему орудия молчат?

— Заканчиваем рассчёты упреждения, огонь по готовности!

— Отлично! Открыть огонь!

И через полминуты Офелию сотрясло от грохота собственных орудий. Башенные установки и казематные орудия почти одновременно заговорили с врагом на одном им понятном языке.

Генриетта проследила за полётом снарядов и с удовольствием отметила, как разрывы опалили обшивку королевского лёгкого крейсера. Однако, тот ответил ей, даже не дав дыму рассеяться. Обшивка правого борта затрещала, а коммодор зло улыбнулась. Ей было искренне приятно, что противник не собирался бежать. Королевский флот был не менее стойким в бою, как и имперский. У них была своя гордость и силы, чтобы защищаться. Сквозь бронированные стёкла мостика Генри увидела, как борта эсминцев озаряются всполохами, и ракеты короткой дистанции вспарывают борт Южной Конкордии. Нет, она не уничтожена ещё, но получила урон. Это новомодное изобретение военных инженеров — ракетницы для короткой дистанции. Мерзость по сравнению со всем, что она видела в небе. Они впиваются в корпус корабля на большой скорости и только потом разрываются, выворачивая обшивку наизнанку. Может быть броню Офелии они не прогрызут, но лёгкие крейсера очень уязвимы для этого оружия. Она уже у переговорного телефона.

— Энди, что у вас?

— Пробитие в районе 3 сегмента, но существенных повреждений нет, уже начали ремонт, остаёмся в бою!

— Берегите себя! Всем кораблям, увеличить дистанцию до врага! Аня, разрешаю сближение для атаки ракетами!

— Так точно, сэр! — в трубке раздался злой хохот капитана Глаза Бури. Этот лёгкий крейсер строился по индивидуальному заказу и нёс на себе несколько пусковых установок ракет, схожих с теми, что поразили Южную Конкордию. Королевские капитаны думают, что могут поиграть в догонялки на эсминцах против крейсеров, но они не знают про секреты частных крейсеров.

Глаз бури, огрызаясь выстрелами своих пушек быстро покинул своё место в авангарде и направился наперерез вражескому соединению. Корабль развил полный ход, и сейчас его стрельба была не особо прицельной. Аня на своём капитанском мостике с удовольствием смотрела в иллюминатор на разыгравшееся сражение и бурю. Она сама и её корабль были созданы, чтобы встряхнуть это небо от земли и до самых звёзд. Потому что они — это ураган, шторм, от которого нет спасения ни в небе, ни на земле.

— Пусковые установки готовы к стрельбе, рассчёты закончены! — доложил старпом.

— Огонь! Покажем им, как надо воевать!

С шипением и скрежетом ракеты вырвались из шахт и устремились к целям. Пора было спешно менять курс.

— Лева руля, сделаем разворот и ударим с левого борта!

— Так точно! — рулевой незамедлительно стал перекладывать крейсер на новый курс. Аня смотрела, как её хищные снаряды разворотили один из эсминцев на части и сильно повредили второй. В погибающий корабль ударила молния, а раскаты грома ударили по ушам.

— Слышите, парни! Это Отец-Основатель карает своих врагов нашими руками! Исполним волю Его!

— ЕСТЬ, СЭР!

— Отличная работа, Аня, теперь отворачивайте, мы возвращаемся в бой!

— Да-да…

Генри у себя на мостике решила наплевать на явно неуставной тон, которым ей ответила капитан Тандерболт. Не время сейчас думать о таких мелочах. Глаз Бури дал им время на разрыв дистанции, теперь они снова на коне со своими крупнокалиберными орудиями, которые достанут врага.

— На 90 градусов лево руля! Башенным орудиям, цель прежняя, огонь по готовности фугасными.

— Есть!

Разворот и новая фаза в сражении. В воздушном бою только кажется, что корабли разворачиваются медленно, а события перетекают одно в другое в ритме вальса. Да, стальные колоссы в небе смотрятся громоздкими и еле-подвижными, но в бою это сильно сглаживается, особенно, когда в сражение вступают эсминцы с их ракетницами. Генри видит, как Глаз Бури на полном ходу едва расходится с Громовержцем, четвёртым крейсером в их эскадре, который поворачивает в сторону вражеских кораблей. Она готова выругать Аню за рискованный манёвр, но вслед за этим она видит, как ракеты левого борта устремляются к королевскому крейсеру, не предвещая тому ничего хорошего. Они прошибают его корпус в районе кормы и рвут на части стальное брюхо корабля. Коммодор видит, как из пробоин хлещет пламя и выпадают люди, а корабль сильно накреняется на корму. Да, ей несколько жаль воздухоплавателей, которые гибнут с их кораблём. Будь они в иной обстановке, в других условиях, она бы с удовольствием пожала руку капитану этого корабля. Он — явно смелый человек, который рискнул принять бой в таких условиях, как погодных, так и боевых. Он знал, на что идёт, знал и не отступил. Это красит военного человека. И Генри жаль, что такой человек, скорее всего, погибнет вместе с этим кораблём. Как и многие другие подле него, потому что корабль — это не только капитан. Это люди, каждый человек в команде от первого офицера до последнего юнги. Это смелые люди. Достойные противники, с которыми было бы неплохо сойтись ещё раз.