Элиас не бросился тотчас же нанимать повозку, грузиться золотом и скакать, отстреливаясь от наседающих полицаев. У него остался нерешенным еще один вопрос о рунах про Вяйнямейнена.

  Тщательно выправив свое платье, нацепив на лицо чудаковатое выражение, он отправился на местную рыночную площадь - перекресток дорог, возле которой собирались для торговли производимыми товарами разные люди с разных усадеб. Его вопросы показались забавными для местных жителей, но никто не отнесся к ним враждебно, вероятно, потому что не видели в них вреда. Разве что случившийся поп нервно раздул ноздри и обозвал его "бездельником".

  Оказалось, что народ знает много старых сказок и преданий. Оказалось, что народ совершенно бесплатно может поделиться с ним своими знаниями. Оказалось даже, что знаменитый рунопевец из Кесялахти завтра должен прибыть к своему родственнику.

  Элиас увлекся разговорами, записывая имена и поступки былинных героев в свою тетрадку, с которой, собственно говоря, и началась всемирно известная "Калевала". Мысли о золоте совсем вылетели из головы, вместо них прилетели другие - в основном, в виде вопросов.

  Полицаи, остановившие Леннрота на следующий день, тоже имели немало вопросов. Не скрывая презрения к человеку с тетрадью за пазухой, они все же не позволили ему продолжить свое дело и встретиться с Юханом Кайнулайненом. Зато предложили другую встречу - с несчастным Ийваном и еще каким-то очень удрученным дядькой.

  Удрученность последнего была видна невооруженным взглядом: сплошной синяк вместо лица, натужное дыхание, вероятно, по причине травмы грудной клетки.

  В участок, где происходила эта встреча, Элиаса доставили со всеми почестями: с оковами на руках, с грубыми толчками и оскорблениями. Он узнал, например, много нового для себя из жизни своих предков-родственников, которые, оказывается, не были людьми. В лучшем случае, обезьянами, в худшем - собаками. Но его не били.

  Ийван сразу же опознал в Леннроте "золотого курьера", в подробностях описал их последнюю встречу. Побитый дядька только сказал "сука" и отвернулся к стене. Уточнять, к кому относилось столь лестное определение, никто не озаботился.

  - Итак, господин студент, говорите все, как на духу, - сказал полицейский щеголь, видимо, назначивший себя самым главным. - Излагайте по порядку, куда дели золото, кто вас отправил, и каким образом вы намерены были это золото передать.

  - А иначе будем говорить по-плохому, - встрял в разговор пузатый полицай. В принципе, за исключением молодого франта все они были с брюшками - такая уж у полицаев доля. - Сделаем с тебя копию вон этого.

  Он кивнул на избитого человека, а тот даже головы на эти слова не повернул, просипел лишь "сука" и опять ушел в себя. Вероятно, он и был тем самым подельником, преданным Ийваном, уж, неизвестно по какой причине.

  - Я здесь с заданием университета Або, - пожал плечами Элиас. - Золото видел, когда Ийван пытался мне, как человеку приезжему и новому в этих краях, его втюхать.

  - Ну, и? - напрягся щеголь.

  - Да нету у меня таких денег, - пожал плечами Леннрот. - Ошибся во мне господин хороший.

  Он был готов к тому, что его ударят, поэтому не испытал никакого шока, получив оглушительную затрещину. Поднявшись на ноги, Элиас помотал головой из стороны в сторону и поинтересовался:

  - Это царь вас научил так драться? Вы меня бьете с его одобрения?

  - Причем здесь наш государь? - искренне удивился молодой полицай. - Вы - преступник, значит, вы понимаете только такое обращение.

  - Разве был суд? Кто меня назначил преступником? - Леннрот сохранял полное спокойствие.

  - Так он умник, стало быть! - обиделся полицай, ударивший его в первый раз. Почему-то для всех государевых людей любой умный человек становился личным врагом. Такая традиция со времен начала Истории.

  - Сука, - опять сказал побитый. На это раз, вероятно, его слово можно было отнести к этой самой "Истории". Мысли в отделениях полиции у всех здравомыслящих заключенных сходятся.

  - Да я тебя по стенке размажу! - опять взвился полицай.

  - Слишком много свидетелей, - ответил ему Элиас и легко уклонился от удара по уху. - Придется всех размазать, мало ли кто когда-нибудь проговорится. Коллеги ваши всегда готовы подставить, когда дело обернется совсем другим образом. А оно обернется, смею вас уверить!

  Полицай еще раз ударил и опять промазал.

  - Все! - сказал щеголь. - Хватит!

  Ему, казалось, менее всего хотелось замараться в чем-то предосудительном на взлете своей карьеры.

  Через сутки бестолкового сидения в камере Леннрота выпустили. В самом деле, если бы полицаи убивали всех, кому они не доверяют, всех, кто им не нравится, то на Земле не осталось бы людей вовсе. А последний, самый злобный полицай, покончил бы жизнь самоубийством.

  Пока Элиас сидел взаперти, знаменитый рунопевец укатил домой, но диссертант получил новое направление для своих поисков: искать и слушать людей, типа Кайнулайнена. Раньше, в пору голодного детства, он в своих скитаниях уже встречался с такими мастерами народных песен, вот только не додумался в то время записать их фамилии и место жительства. Теперь бы можно было целенаправленно их навестить и заново послушать.

  Однако он продолжил ходить от одной бабки к другой, от одного старика к другому. Материал для второй части диссертации собирался в нужном ему объеме. Леннрот, размышляя над рунами, решился пользоваться методом соединения строк разных песен. Он знал, что русская фольклористика, ее научные круги, состоявшие сплошь из немцев, такой прием отвергла, как ненаучный. А какой в науке подход считался научным? Который отвечал определенным результатам? Кто-то должен же был эти результаты определять, в зависимости от политического, так сказать, момента.

  Ну, и ладно, пусть наука наукой, а он займется своим делом. Леннрот обращался к запискам именитых Готлунда и Топелиуса, что только дополняло его взгляд на древний народный эпос. В том, что и Вяйнямейнен, и Илмарийнен, и Лемминкайнен, и старуха Лоухи, и бандит Куллерво были персонажами именно древнейшего народного эпоса, у него не оставалось никаких сомнений.