В то же самое время он ощутил на себе чужой неприветливый взгляд. Всего лишь сомнительное ощущение, что кто-то злобный смотрит на него, предотвратило от попытки подойти поближе к засыпанному снегом черепу. Элиас привык доверяться своим чувствам, и никогда от них не отмахивался.

  Он продолжил двигаться на своих лыжах дальше, отмечая про себя любые следы присутствия человека. А они были - слабо тянуло дымком. Вряд ли это банда людоедов сидит под сосной и жарит на костре мертвую ногу. Скорее всего рядом расположен хутор.

  Леннрот не стал дальше заниматься изысканиями, а свернул к озеру и быстро дошел до Каяни. Мэр, как человек знающий, опознать место не смог. Тогда он вызвал к себе помощника - члена городского управления.

  Так это Сяяскониеми104, - сказал он. - Гиблое место. И как там только люди живут.

  Ах, да, - согласился мэр. - Комаров - тьма. Зато поблизости отличные смолокурни. Тем и живут, полагаю.

  Как считал доктор Росс, больше всего нечисти собирается возле священного огня. Так и смолокурни, пусть и сезонные предприятия, но имеют возле себя прожженные кострища. Запалил запалку - можно пользоваться. Однако, поразмыслив, Леннрот пришел к выводу, что зимой от этого толку мало - все под снегом.

  Но дело было не в этом. Дело было в том, что где-то рядом с этими смолокурнями лежит человеческий череп, еще не подпорченный ни дождями, ни прочими погодными явлениями с перепадами температуры. И там же где-то живут люди. Может, конечно, не люди уже, но двуногие и прожорливые существа.

  Полностью в этом быть уверенным, конечно, нельзя, но убедиться можно лишь при очной проверке.

  Не пора ли нам, коллега, осмотр по хуторам провести? - спросил он тем же вечером у Росса.

  Давно бы пора, конечно, но вот, пожалуй, придется это делать в одиночку, - показал свои лошадиные зубы Росс. - Итак в больнице помощи не хватает.

  Ну, хотя бы начать с чего-то, - сказал Леннрот. - А начну я после своего дежурства с хутора Сяяскониеми.

  Его коллега выразил одобрение, но без особого энтузиазма. Обязанность такая, конечно, была, но в голодуху и, едва справившись с тяжелой болезнью, этим заниматься совсем не хотелось.

  Элиас не питал иллюзий на тот счет, что его идея найдет отклик у Росса, но его главной задачей было предупредить о месте, куда он собирался идти. Если произойдет какое-то страшное событие, то доктор сориентируется в обстановке.

  Для начала он сходил к оставшемуся в живых помощнику ленсмана, который из буйно помешанного слуги закона превратился в тихого и склонного к рыданиям сумасшедшего. Сидел он в своем доме и боялся выйти на улицу. Его жена немедленно от него ушла, как только узнала, что с некогда добытчиком-супругом что-то не так. Добрые люди приносили бывшему борцу с неразрешенной рыбалкой вареную рыбу, и он ее съедал без остатка. Леннрот подозревал, что если ему еды приносить не будут, он так и помрет себе тихо от голоду. Надо было срочно пристраивать несчастного человека в лечебницу.

  Говорили, что на все вопросы тот отвечал одним словом - "меч". Тряс головой, ронял слезы и постоянно повторял про этот загадочный меч, пока его не оставляли в покое.

  Элиас нашел своего былого недруга в чистой комнате сидящим в углу. Он не выглядел ни запущенным, ни потерявшим человеческий облик. Сидел на скамье и глядел на свои руки, не пытаясь ни встать, ни взглянуть на пришедшего к нему гостя. Его было отчего-то очень жалко. Хотя достоин ли жалости тот, кто в трудное время глумился над своими земляками? Достоин, конечно. Как и любой больной человек.

  Что ты видел у Мартикайнена? - спросил Леннрот.

  Ну, ничего нового бывший ленсман не ответил. Несколько раз назвал слово "меч", очень горестно поплакал и успокоился.

  Элиас протянул ему вареную плотву, тот аккуратно разломал ее на части и съел, не удосуживаясь почистить чешую и внутренности. "Как тюленю", - почему-то подумалось доктору. Вместе с этим ему в голову пришла мысль о другом сравнении.

  Меч или платье? - спросил он105.

  Платье, платье, - снова заплакал несчастный.

  Теперь сомнений быть не могло. Смолокуры по производственной надобности зачастую одевали на себя брезентовые фартуки, которые вполне могли показаться и платьями.

  Элиас одну за другой скормил сумасшедшему всю вареную плотву, что принес с собой, и ушел обратно в клинику. Там он условился с Россом, что найдут возможность приглядывать за бывшим ленсманом с помощью мэра. Ну, а потом, когда, как они надеялись, с наступлением лета положение выправится, определят его в лечебницу на побережье.

  Почти сутки, даже используя время дежурства, Леннрот готовился к походу. Что толкало его на это, сказать было трудно. Может, явившийся ему у Мартикайнена образ Пана, бородатого, с веселыми глазами - совсем карельского рунопевца. Или, может, наоборот - злобный образ Пропала, который всегда выглядел одинаково неприятно. Но почему-то идти было надо.

  Чтобы Росс не забыл, куда он направляется, он написал записку, снабдив ее разъяснением: хутор Сяяськониеми возле смолокурни. По всей Финляндии этих "Комариных мысов" было великое множество, потому что подлая тварь комар, собираясь в стаю, поет свою кровожадную песню так громко, что ее слышно любому путнику за несколько шагов. А потом комар обрушится на путника с настойчивой просьбой поделиться малюсенькой капелькой крови - ему не убудет, а комару для смерти эта кровь нужна, как манна небесная. Иначе придется летать все лето и мучиться своей кровожадностью, а это даже для насекомых тяжкая доля.

  В принципе, дом на Сяяськониеми стоял как раз в том месте, где дым от производства напрочь отгонял любого кровососущего гнуса от человеческого жилья. То есть, был таким заслоном, через который комар пробиться никак не мог. В то же самое время дым не попадал в дом и во двор, что позволяло хозяевам жилья жить более-менее сносно.

  По большому счету это хутор и существовал только за счет смолокурни. Владельцы хутора поставили сарай барачного типа, где могли на двухъярусных полатях набираться сил рабочие с производства. Также была устроена на берегу озера несколько кривоватая баня, что не мешало топить ее каждый день для нужд рабочего класса.