Леннрот ухватился за ногу ближайшего мертвого жандарма и подтащил его к самой кромке воды. То же самое он проделал с прочими телами. Вышел курган из тел. Он сходил к кустам, возле которых плюхала под еле заметной волной лодка, и подвел ее к покойникам.

  Когда последний мертвый жандарм был погружен, выяснилось, что для него самого места уже нет. Тогда он сходил за еще одной лодкой, да загрузил ее по наитию камнями с берега, выбирая плоские и увесистые. Лодок в кустах плескалось много. Днем придут хозяева, чтобы забрать их после вчерашних пьяных поездок.

  Он отплыл прочь, держа на буксире нагруженные тела, как на пароме.

  "Словно Харон на Стиксе", - подумалось ему, но мысль была невеселой.

  Отплыв достаточно далеко, так, что берег еле виднелся, Леннрот запихнул камень за пазуху куртки верхнего жандарма и столкнул его в воду. Тот пошел ко дну, можно сказать, камнем.

  Когда лодка опустела, он пробил оставшимся булыжником дыру между досок днища "парома" и поплыл обратно к берегу. Сделалось совсем темно. Туча покрывала собой все утро.

  Уже собрав в костер все разбросанные окровавленные, с присохшими волосами, биты, Элиас подумал, что не проверил карманы у покойников. Теперь он не узнает, кто они и откуда. Да и пес с ними. Выходить на мародерку в поисках ценностей и денег у него даже в мыслях не было.

  Березовые дубины разгорелись охотно и ярко. Пошел слабый дождь, который должен был по слышному надвигающемуся ворчанию с неба перейти в ураганный шквал и последующие гром и молнии.

  Утопленники всегда всплывают в грозу, или когда пушка над водой выстрелит. Ему хотелось верить, что мертвые жандармы никогда не окажутся на поверхности. Они должны истлеть на дне, налимы, раки и ряпушка источат плоть.

  Ветер налетел, словно желая унести прочь от этого гиблого места одинокого голого человека, сидящего возле потухающего костра. Или, быть может, он радовался чудовищному кровавому человеческому жертвоприношению. Оно бы состоялось в любом случае. Если бы Леннрот не заготовил дубинки, то на месте тех, что на дне, оказались бы парни и девушки из ближайших хуторов и деревень. Кровь должна была пролиться.

  Ветер, напоследок, собравшись в смерч, бросил в лицо Элиаса его одежду, забытую в каком-то надежном месте. Она сохранилась вся, потому что была увязана в один узел. Леннрот этому даже не удивился.

  Он не торопился одеваться, потому что грянул ливень и сверху треснул жесточайший удар грома, молнией осветив все вокруг за несколько секунд до этого.

  - Мочи козлов, - сказал Элиас и поежился.

  Прямые и хлесткие струи дождя, пролившиеся с неба, забарабанили по земле, воде и голове человека. Тлеющие жаром угли мгновенно погасли, шипящий звук поглотился шумом ливня. Как мог, Леннрот скорчился над своим узлом с одеждой, телом своим пытаясь защитить его от струящейся сверху влаги.

  Дождь оказался теплым. По поверхности озера, как по большой луже, побежали пузыри, обещая скорое прекращение буйства стихии. Гром гремел, молнии сверкали, но все это походило на развлечение, никак не угрозу. Все тревоги ночи остались вместе с Юханнусом, новая жизнь, умытая ливнем, обещала быть совсем новой.

  Непогода закончилась также резко, как и началась. Дождик выдохся, где-то должна была появиться радуга. Вот только солнышко взойдет - и все будет видно.

  Элиас покопался самой большой щепкой в золе костра и обнаружил лишь покореженные полоски металла, что раньше были каркасами для фуражек. Все пуговицы и кокарды оплавились и утекли на радость подземным жителям.

  Со смехом и повизгиванием разбегались из каких-то укромных мест парни и девушки, не нашедшие в себе сил идти по домам на ночевку. Или им просто не хотелось расставаться.

  Леннрот облачился в полумокрое белье, натянул штаны и рубаху, долго отряхивал ноги, чтобы сунуть их в совершенно сухие сапоги, подхватил обгорелые полоски каркасов в одну руку, картуз - в другую руку и пошел своей дорогой.

  Следовало двигать дальше, больше в земле Саво делать было нечего.

  Возле распахнутых ворот в огромной деревянной церкви в Кесялахти тревожно переминался с ноги на ногу бывший пономарь, словно кого-то поджидая. Элиас, не здороваясь, прошел мимо него прямо в корабль74, сел на лавку и покачал головой.

  Казалось, не позавчера он заходил сюда, а много-много лет назад. Тогда дьяк предупредил его, что нынешнее празднество Юханнуса должно быть показательным языческим. Начальство спустило разнарядку на борьбу с пережитками темного прошлого и полного искоренения всех суеверий и предрассудков.

  - Православный поп отказался сделаться соучастником, вот меня и привлекли временно, - объяснил он тогда.

  - А что отказался-то? - не понял Леннрот.

  - Так испугался, видать, - пожал плечами дьяк.

  В общем, по его словам, в самый разгар веселья, когда прыгать через костер, мокнуть в озере и влюбляться, должны нагрянуть хулиганы, в задачу которых входит: всех разогнать, костер потушить, воду вылить, блуд прекратить. Непокорным расквасят носы, особо буйным вывернут руки и сдадут в околоток по обвинению в организации и участии в незаконных сатанинских движениях. Эта часть акции будет самой важной.

  - Зачем ты мне все это говоришь? - спросил Леннрот, искренне удивляясь.

  - Так душа чего-то ко всему этому не лежит, - отвел глаза в сторону дьяк. - Подвох какой-то. А ты человек проверенный, тертый, сообразишь, как выйти из этого с меньшими потерями.

  Вот и вышли по минимуму. Ничего умнее Элиас не придумал, как дубинки заготовить. Для острастки, так сказать. Чтоб хулиганы шли хулиганить в другом месте. И вот, что получилось.

  - Слушай, дьяк, ты же, типа, поп? - спросил он, не повышая голоса. Однако огромное помещение усилило и разогнало по всем углам его вопрос.