– Понятно, – буркнула она. – Скажите, что же вы сделали, чтобы этого не случилось?

– Я хорошенько обработал рану и всего лишь наложил повязку с чудодейственным бальзамом, – вежливо пояснил он. – Думаю, к утру у него всё пройдёт.

Абдель Салям аль-Хамиси взял свой чёрный саквояж и, не говоря больше ни слова, низко поклонился и тут же удалился. Кати вышла вслед за врачом, чтобы проводить его.

Селеста, оставшись одна, какое-то время смотрела на спящего мальчика. Его лицо было спокойным, но даже сквозь матовую кожу проступала бледность. Она тяжело вздохнула, жалея в душе бедного мулата, что судьба была так несправедлива к нему, отняв у него мать. Если бы знать, какой негодяй подарил ему жизнь, но впоследствии не признал своего сына, то она надавала бы ему пощёчин.

Когда Кати вернулась в комнату, Селеста с огорчением проговорила:

– Мы забыли заплатить за услуги врачу.

– Не беспокойтесь, госпожа, графиня говорила, что сама рассчитается с ним, – быстро сообщила камеристка, укрывая мальчика одеялом.

С минуту они молча смотрели на него. Потом тихо вышли, оставив Сержа одного. На душе у Селесты было неспокойно. Хотя она почувствовала огромное облегчение оттого, что помогла несчастному мальчику. Без сомнения, она сделала доброе дело. И пусть что будет, то и будет. Недовольство графа она как-нибудь переживёт.

Как только небосвод окрасился вечерней зарёй, Селеста и барон д’Юбуа выехали на верховую прогулку. Бернар оседлал ей белую кобылицу, а у Фредерика был пегий конь. Едва они выехали из ворот конюшни, как лошади, неистово заржав, понеслись галопом.

«Должно быть, они застоялись в конюшне графа», – подумал каждый из них.

Мчась галопом по окрестностям Марселя, Селеста озиралась по сторонам. Вдоль дороги тянулись заросли вечнозелёных кустарников. Вдалеке виднелись невысокие деревья. На пологих склонах холмов раскинулись сады, а дальше шли сплошные виноградники.

Видя эту красоту, Селеста лишь пришпорила лошадь. Ей нравился этот край. Правда, она только не знала, как здесь сложится её судьба. Ведь графа до сих пор нет. И где он? Никто не знает.

По мере того как наступали сумерки, жара понемногу спадала. Селеста глубоко вдохнула в себя прохладный воздух, наслаждаясь быстрой ездой, и оглянулась. Фредерик чуть отстал. Его конь шёл рысцой. Девушка, попридержав свою кобылицу, подождала, пока барон не поравнялся с ней.

Потом она воскликнула:

– Как хорошо здесь! Ты этого не находишь, Фредерик?

– Действительно, отлично, – улыбнулся тот. – Надеюсь, у тебя сейчас прекрасное настроение. А то я заметил, что тебя что-то гнетёт.

– Лучше некуда, мой друг! – тоже улыбнулась Селеста. – Но, думаю, нам уже пора возвращаться назад. Ведь мы и так проехали приличное расстояние.

– Согласен, – кивнул Фредерик, натянув поводья. – Скоро может стемнеть.

И они, развернув лошадей, погнали их обратно. Только когда показались красные черепичные крыши и забелели стены домов, они замедлили бег лошадей.

– Фредерик, как ты смотришь на то, чтобы обосноваться тут? – осведомилась Селеста, бросив на него взгляд.

– Весьма положительно. – Он с улыбкой посмотрел на неё, ослабив поводья. – Мне даже нравится этот жгучий край.

– Правда? – переспросила она. – Тогда почему бы тебе не приударить за какой-нибудь местной красоткой? Говорят, у графини много приятельниц, у которых дочки на выданье. Я уверена, что среди них найдётся та, что тебе будет по душе.

– Возможно, – задумчиво проронил Фредерик. – Однако я не собираюсь искать здесь даму сердца.

– Почему? – удивилась Селеста. – Разве не всё равно, где ты встретишь свою любовь?

– Ах, Селеста, не будь столь наивной! – Его глаза впились в её лицо. – Любви нет вообще, есть только плотская страсть. Но, боюсь, тебе придётся горько разочароваться, прежде чем это понять.

И он, пришпорив своего коня, вихрем умчался вперёд. Селеста дёрнула поводья, и белая кобылица помчалась за пегим жеребцом.

«Быть может, он прав, считая, что любви нет», – подумала она, глядя на удалявшегося барона. Ведь все женятся по разным причинам, но только не по любви. Об этом ей не раз говорили её ровесницы в монастыре. Но жаль, что такой молодой человек, как её родственник, уже разочаровался в любви и потерял вкус к жизни. Нет, она никогда не должна повторить его ошибок.

Яркие солнечные лучи проникали сквозь лиловые портьеры, рисуя мозаичный узор на пологе из тончайшего шёлка, под которым возлежала на взбитых подушках юная маркиза де Моне, закрыв глаза. Лёгкий ветерок, врывавшийся в распахнутую дверь балкона, наполнял воздух чудесным ароматом цветов, создавая в воображении удивительно волшебную картину. Ей казалось, что она находится в раю. Хотя чей-то назойливый напев фривольной песенки, доносившейся из сада, ясно говорил о том, что это не так.

Селеста невольно прислушалась:

«Пока жена-мегера спит,

Я пришёл, чтоб навестить

Свою любовь, чей свет очей

Огонь зажёг в груди моей.

Давай же, крошка, раздвинь-ка ножки.

Ведь времени у нас немножко…»

Вдруг песня оборвалась на самом интригующем месте, и Селеста быстро открыла глаза. Ей захотелось немедленно встать и пройти на балкон, чтобы увидеть этого певца. В этот момент дверь внезапно открылась и в спальню вошла Кати. Увидев свою госпожу, она вопросительно изогнула бровь:

– Вы наконец-то соизволили проснуться, спящая красавица?

Селеста, не отвечая на её реплику, в свою очередь спросила:

– Интересно, кто является обладателем столь замечательного голоса, который я только что слышала?

– Вам понравилась эта фривольная песенка, госпожа?

– Именно, Кати. К сожалению, она оборвалась так неожиданно, что я гадаю, чем же всё закончилось.

– Уж точно ничем достойным для вашего слуха, мадемуазель! – сухо выпалила камеристка.

При этом щёки у неё залились румянцем. «Должно быть, она знает продолжение этой песни», – улыбнулась Селеста. Ведь Кати более искушённая в любовных делах, чем она. Нетрудно догадаться, что думает камеристка о ней. Ей не стоит больше спрашивать её ни о чём.

– Как там Серж? – поинтересовалась Селеста, нарушив минутное молчание. – Вчера я забыла заглянуть к нему.

– У него всё в порядке, госпожа.

– В самом деле? – Она недоверчиво смотрела на камеристку. – Хотя верится с трудом. Ведь арабский врач, осмотрев его, обещал вылечить мальчика на другой же день после своего чудодейственного бальзама. А уже прошла почти неделя, как Серж поранил свою ногу.

– Месье Абдель Салям уже снял с него повязку, – улыбнулась Кати. – Он сказал, что мальчик теперь здоров и нам больше не о чем беспокоиться.

– Ну и хорошо, – с облегчением вздохнула Селеста. – Надо его хорошенько отблагодарить.

– Не утруждайтесь, госпожа, – возразила камеристка. – Её сиятельство уже щедро одарила араба.

– Ну ладно, – отмахнулась юная особа, а про себя решила: «Нет, я всё-таки как-нибудь заеду к нему, чтобы просто поблагодарить».

Селеста потянулась в кровати и, приподнявшись на локте, посмотрела на Кати.

«Боже мой, сегодня больше недели, как уехал граф!» – вдруг спохватилась Селеста, заметив в глазах камеристки какое-то беспокойство. Он что, не собирается возвращаться назад? Её губы скривились в усмешке. Хотела бы она знать, что Робер себе воображает, будто она так и будет торчать здесь целую вечность. Чёрт бы его побрал, этого безмозглого графа!

– Кати, ты наверняка хотела мне что-то сказать, так? – спросила она минутой позже.

Кати искоса следила за своей госпожой, пока та нежилась в постели.

– Вы, наверное, будете рады узнать, что возвратившийся граф срочно требует вас к себе, госпожа, – наконец изрекла она истинную причину своего прихода и добавила, впрочем, не без некоторого ехидства: – Ведь вам теперь не придётся скучать без дел.

– Что?! – вскричала Селеста, порывисто вскочив с постели, как будто бездна разверзлась под её ногами. Так приезд Робера ошеломил её, хотя минуту назад она думала об этом.