Я почему-то залип на эту сережку, прекрасно зная, что она всего одна, потому что вторая потерялась, и вообще-то досталась от матери. Ну, как досталась, скорее легенда была такая, что мать начала выносить вещи из квартиры, чтобы купить наркотики, а потом вдруг вспомнила про эти гвоздики, подаренные ей на выпускной. Разумеется, хотела продать, но обронила одну, а тогда еще маленький Лешка нашел и спрятал, а потом… Потом, когда подрос и понял себя, проколол оба уха, но, чтобы не спалиться, на правое переставлял только тогда, когда был в компании людей, от которых не прилетит.

Хотя, боже, не нужны никакие сережки, чтобы понять, что Лешка — гей. И манера одеваться, и манера говорить, и все остальное буквально кричали о его ориентации… Парился ли он по поводу того, что подумают люди? Почему мы никогда не обсуждали это?

— Чего стоишь, ебалом щелкаешь? — Лешка вложил мне в руку дешевенькую зажигалку и открыл форточку.

Я откинул от себя подальше никому сейчас не нужные мысли и занялся саморазрушением, прекрасно понимая, что ни ответов, ни спасения от наркотиков не получу. Ничего не получу.

…Ты умна, а я идиот, и неважно, кто из нас раздает. Даже если мне повезет, и в моей руке будет туз, в твоей будет джокер…

— …загоняешься…

— А? — я повернул к нему лицо, с трудом остановил вращающуюся калейдоскопом комнату и вдруг понял, что с удовольствием молол бы сейчас какой-нибудь бред, но песня просто потрясающая, и так не хочется пропустить припев.

— Ты загоняешься, Ясь, — повторил Лёшка, подползая поближе. Привалился ко мне, положил голову на плечо, пытаясь заглянуть в глаза. — Я переварил все сказанное и… Боже, о чем я там говорил? Ах, точно, если все было так, как ты сказал, то, конечно, ты выглядел в его глазах, как истеричный мальчишка. Понимаешь, взрослые люди… — он вдруг тихо и нервно рассмеялся, крепко зажмурившись, — взрослые люди — хуй на блюде!

Я тоже хмыкнул, понимая, что разговор лучше оставить на потом. Лучше слушать музыку и плыть по течению. Лёшка был прав — мыслей в голове меньше не стало, просто весь этот неаппетитный супчик закипел и перемешался в котелке, и теперь выловить оттуда хоть одну макаронину было проблематично.

Но я все-таки смог.

— Ты девственник? — спустя почти десяток минут молчания, коротко спросил я, чувствуя, как напрягся Лешка в моих почти объятиях.

И когда мы успели обняться?..

— В гетеросексуальном плане — да, — уклончиво ответил он, освобождаясь от плена моих рук. Подошел к окну и, несмотря на стабильный минус на улице, снова открыл форточку.

— А в гомосексуальном? — продолжил напирать я, наблюдая, как дрожат его пальцы, когда он высекал искру из сдыхающей зажигалки.

Лёшка молчал, пытаясь выиграть время долгим процессом прикуривания сигареты, но в итоге, видимо, понял, что я не отстану, и, умостившись на подоконнике, обдирая домашними штанами облупленную белую краску, спокойно ответил без капли смущения:

— Нет, у меня было много партнеров.

Я сел поудобнее, все силы кидая на то, чтобы скрыть удивление, и задал, наверное, самый бесцеремонный вопрос из всех возможных:

— Знаю, вопрос банальный, но… сколько?

Лёшка закинул ногу на ногу, обхватил себя свободной рукой за талию, принимая максимально закрытую позу, и сделал глубокую затяжку, а потом с удовольствием выдохнул облачко дыма в форточку.

Махнул рукой с зажатой между пальцами дымящейся сигаретой, окутывая себя табачным кумаром, и тем же ровным тоном, что и раньше, произнес:

— Вопрос банальный — ответ анальный, знаешь? Много, Ясь, много. Я не считал. Может, десять, может, двадцать.

Если бы я умел свистеть, то присвистнул бы, а так только глаза отвел, принялся сосредоточенно изучать комод.

— Противно? — почти холодно поинтересовался Лёшка, выкинув окурок в окно и закрыв форточку.

Я даже не сразу понял суть вопроса. В голове в панике метались какие-то мысли, но я не мог сосредоточиться ни на одной из них.

— Что? — отрешенно переспросил я, повертев в руках бутылку минералки, утащенную с кухни.

— Ну, не самый лучший факт из моей биографии, да?

Друг вернулся на диван, сел ровнее, заглядывая мне в лицо с любопытством, будто ожидая реакции на его слова, а я вдруг понял и вместо какого-нибудь лаконичного и убедительного ответа, пробормотал:

— Нет, почему же. Я не думаю, что это плохо. Скорее наоборот пытаюсь понять, где ты с ними знакомишься? А то меня уже начинает подбешивать тот факт, что мне почти двадцать два, я заканчиваю университет, а толком даже и не целовался.

Лешка нахмурился, видимо, не зная, что на это отвечать, но потом выдал очевидное:

— Вообще-то это нормально — лишаться девственности в более позднем возрасте. Ну, я впервые переспал с парнем в шестнадцать, знаешь? Это был ужасный опыт. Так что не понятно, что лучше.

— Думаю, ни то, ни другое не хуже и не лучше. Просто я не могу так, как ты.

Непривычно естественные без этого черного карандаша по линии ресниц и так достаточно выразительные голубые глаза друга прищурились.

— Как так?

— Ну, — я тоже выпрямился, чувствуя, что дурь начинает понемногу отпускать, в мыслях проясняется. — Быть открытым, веселым, общительным, понимаешь? Модно одеваться…

— Я одеваюсь в «секондах», — перебил Лёшка, складывая руки на груди. — Это не мода, это…

— Не спорь, любая тряпка, которую я бы посчитал хламом, смотрится на тебе шикарно, — я улыбнулся, заметив, как покраснели от смущения щеки друга, и продолжил: — Не важно сколько стоит одежда, поверь. Можно быть богатым и при этом выглядеть, как говно на распродаже.

Лёшка нервно покрутил на пальце металлическое кольцо, покусал губы, а потом вдруг заявил:

— Ты хорошо одеваешься, правда. Тебе бы и не подошла одежда, которую выбираю я, потому что это не твой стиль. Я, может, и не сильно разбираюсь в моде, отношениях и другой ерунде, но чисто из наблюдений, уверяю, и девчонкам, и геям ты нравишься. Такой милый кудрявый ангел темной академии в педантично застегнутой рубашечке и кардигане… Просто ты закрытый, отшиваешь людей, когда они пытаются с тобой познакомиться.

Я посмотрел на него с нескрываемым изумлением.

— То есть, это нормально — отпускать сальные шуточки?

Другой на месте Лёшки давно бы уже закатил глаза, удивляясь подобным высказываниям, да я и сам прекрасно понимал, насколько старомоден, но друг только мягко улыбнулся и произнес шутливо:

— А ты ждешь, что тебя потрахаться пригласят незамысловатым «не желаете ли предаться любовным утехам, скажем, в среду после оперы?», да? Тот кто ищет быстрого секса вряд ли станет возиться с правилами трех свиданий, когда можно получить желаемое на первом и без лишних обещаний.

— Ну, вот Руслан почти получил желаемое, — небрежно обронил я, вспоминая тот вечер, когда увел Лёшку с вечеринки. Кто же знал, что для него случайный секс — это норма?

Но друг вдруг замер, даже дышать перестал, а потом нервно сглотнул и совсем потерянно и как-то обреченно поинтересовался:

— Какой Руслан?

Я сразу понял, что с тем нахальным парнем что-то неладное, а потому не стал таить, сообразив, что Лёшка ничего не помнит из того вечера. Да мы потом и не обсуждали.

— Ты лизался с каким-то парнем, я оттащил тебя, усадил на диван, а пока ходил за водой, ты уже засосался с этим Русланом, — терпеливо объяснил я, замечая, как с каждым словом лицо друга все больше бледнеет.

— Я сосался с Русом? — ошарашено переспросил Лёшка, медленно прикасаясь к губам кончиками пальцев. — Ты уверен?

— На все сто процентов! — убежденно закивал я.

— Высокий, темноволосый, щетина такая? — принялся перечислять друг, и я кивал, хотя, если честно, не особо-то и запомнил, была там щетина или нет. — Боже…

Я немного помолчал, пытаясь сопоставить свои слова и реакцию друга на них, и наконец ни к чему так и не придя, осторожно поинтересовался:

— Так я обломал тебя, да? Этот Руслан какой-то крутой любовник или просто первый парень на деревне, или…