Во влип…
— А теперь поговорим о твоем товарище… — гопарь присел на корточки рядом со мной и меня едва ли не вывернуло в тот момент от устойчивого запаха перегара, в сочетании с вонью от дешевых сигарет. — Ты нам сейчас энергично, ритмично, динамично расскажешь с чего он вдруг начал водиться с компанией этих нариков под предводительством Михи?
— А ты что, ревнуешь? — выпалил я, тут же получив по лицу открытой ладонью. Не больно, но достаточно обидно.
— Повторить вопрос?
— Блять, да с чего ты вообще взял, что он мне рассказывает?! — разозлился я, пытаясь отползти подальше, лишь бы не чувствовать этот въедливый запах убожества.
— А с того я взял, что вы, пидоры, как бабы. Сплетничаете и шушукаетесь, хвастаетесь кто какой хуй в себя засунул…
— О, речь о хуях! — раздался у меня за спиной беззаботный голос, и я резко задрал голову назад, так что позвонки хрустнули. Откуда этот дядька взялся? — Бить вздумали?
Кромсалов выпрямился, недобро посмотрел на незнакомца, но как-то… сник, что ли.
— Дядь, иди куда шел, — пробурчал он, прицельно глядя в глаза моему нежданному защитнику.
— Так я сюда и шел.
Сильная рука схватила меня за плечо и без особого усилия заставила подняться.
— И что же у нас произошло? — продолжал издеваться он, складывая руки на груди. — За что бить?
— Так он того… пидор, — промямлил лопоухий, явно не догоняя, что происходит.
Я внимательнее посмотрел на мужчину, тут же узнав его. Да, сука, неужели…
Но ошибки быть не может. Распахнутый плащ, высокие бунтарские ботинки на шнуровке. Лицо рассмотреть при таком ракурсе и освещении я не мог, но вот стиль одежды и осанку ни с чем не спутал бы.
— Пидор? — дядька кинул на меня заинтересованный взгляд, и я уставился на него в ответ, не совсем понимая, почему он так долго и изучающе смотрит. — И что, теперь бить?
— Так он того… ебался, — растерянно пробормотал лопоухий, непонимающе поглядывая на Кромсалова, который, к слову, молчал. Молчал и размышлял о чем-то своем, нехорошем.
Мужик рассмеялся, а я вдруг понял, что не помню, как его зовут. Вот вообще не помню…
— Он? Ебался? — меня шарпнули за рукав, так что я едва ли не грохнулся обратно на землю. — Этот задохлик? Да он максимум пёхаться может!
— Нет, он с мужиками ебался! — оскорбленно выдохнул гопник, а мне захотелось иронично поаплодировать, ведь это так современно, делать выводы исходя из внешности и того, что я не могу высосать бутылку водки в одно горло или… или они имеют в виду то, что я танцую? Так подобные взгляды вообще зашквар!
Я даже не обиделся, потому что во-первых, я еще ни разу ни с кем не ебался и даже толком не целовался, а во-вторых, откуда они вообще взяли, что я буду в постели, как лох?
А вот незнакомец вдруг стал серьезнее. Будто даже задумался…
— Я, может, тебя удивлю, но все, как ты выразился, пидоры так или иначе ебутся с мужиками. Это и делает их пидорами.
Лопоухий хотел сказать что-то еще, но дядька вдруг резко вскинул руку, призывая к тишине.
— Прошу меня простить, но спешу откланяться. Нас с… как тебя там?..
Я не сразу понял, что обращаются ко мне, но пробормотал в ответ:
— Есений.
— Как? Весенний? Какое тупое имя… — мужик мотнул головой и продолжил: — Нас с Весенним ваше общество несколько утомило. Прошу вернуть ноутбук и мы пойдем…
Осичка без лишней шелухи всунул мне в руки мой ноут и поспешно отступил, будто мой защитник пугал его до усрачки.
— Но… — лопоухий ошарашено посмотрел на молчаливого Кромсалова, но тот только махнул рукой, злобно глянул на меня и сделал шаг назад, освобождая дорогу.
Меня с силой толкнули вперед, заставляя двигаться, и я пошел. А что еще делать оставалось?
Мы шли почти пять минут молча, петляя мрачными октябрьскими дворами. Я впереди, дядька — сзади.
— Спасибо, — пробормотал я, когда перед нами замаячил красный кирпич моего дома.
— Забей, — хрипло ответил мужик. — Правду они говорили?
Мне не особо хотелось на этот вопрос отвечать, но молчать было как-то неприлично, и я спокойно, возможно даже слишком подчеркнуто флегматично, произнес:
— Нет, но я не вижу смысла доказывать, что не верблюд.
— Ну-ну…
Мы помолчали еще какое-то время, а потом я осмелился посмотреть в его освещенное фонарным светом лицо, уловив ответный изучающий, слишком внимательный взгляд темно-синих глаз.
— А я ведь вас знаю. Вы ведете пятую группу, — чтобы скрасить неловкость, сказал я несколько скомкано.
Мужик самодовольно ухмыльнулся и пальцами зачесал челку… Красавчик, блин, все девки от него просто писаются. Мне рассказывали, что в пятой группе не осталось ни одной девчонки, которая бы под него не ложилась. Может, слухи, а может и нет. Имея такую внешность, почему бы и не воспользоваться?..
— Ага, а то я думаю, больно мне морда твоя знакомая, — фыркнул он совсем недружелюбно. — Макаров Есений, а ты всё Весенний и Весенний…
— Я такого не говорил!
Но он меня не слушал уже. Махнув рукой, направился в лабиринт домов, только плащ его, очень холодный для такой погоды и, тем не менее, распахнутый, напоминал черную кляксу на серой унылой реальности.
Оглянувшись назад, проверяя, не идет ли за мной Кромсалов, я рванул к своему подъезду, чувствуя, что с уходом преподавателя под куртку снова начал пробираться морозец.
— О, явился! — фыркнула мать, выглядывая с кухни. — Ты время вообще видел?
Я даже не стал ничего ей отвечать. Оправдываться или спорить было глупо и, как выяснилось, бессмысленно. На все мои доводы, что мне уже почти двадцать два, что я и сам могу решать, когда мне уходить, а когда приходить, у нее всегда был один ответ: я живу в ее доме за ее счет, а значит, и на ее условиях.
Повесив куртку на крючок, я подхватил шоппер и поплелся в свою комнату, радуясь, что додумался поесть в кафе и теперь мне не придется контактировать с родственниками еще и на кухне, но в узком коридоре столкнулся с отцом.
Странно, ведь он обычно по пятницам задерживается…
— Там дядя Паша тебе подарок передал, — буркнул он. — Говорит, из Берлина привез.
— Он заходил сегодня? — чувствуя, как бешено колотится сердце в груди, поинтересовался я, нервно комкая пальцами край свитера.
— Ага, ушел минут тридцать назад.
Я, с трудом преодолевая суетливость, толкнул дверь в свою комнату и невольно заулыбался, заметив лежащую на кровати маленькую коробочку, перевязанную темно-синим бантом, так что я даже не сразу сообразил, какой был праздник, ведь праздника-то еще никакого и не было. День рождения у меня в ноябре, и он об этом прекрасно знал, а кто дарит подарки с бантами просто так?..
Я взял коробочку в руки с такой осторожностью, будто внутри могла быть бомба, и потянул за ленту, разворачивая, потом так же медленно снял упаковочную бумагу…
— Охереть… — прошептал я.
— Ну и что там? — раздался голос за спиной, и я резко обернулся, прижимая к груди Apple Watch, кажется, последней модели.
— Ма! — раздраженно вскрикнул я, взирая на нее с негодованием. Ну какого черта?! Почему она никогда не стучит, прежде чем войти в комнату?
— Ой, да брось, — отмахнулась она, присаживаясь рядом со мной на кровать. — Ну, показывай!
Понимая, что смысла спорить по-прежнему нет, я открыл коробочку и достал из нее черные смарт-часы.
— Выглядят здорово, — с интересом рассматривая подарок, протянула мама. — Ну, хорошо, разбирайся, потом, как подключишь все, покажешь что они умеют. И это… — она пригрозила пальцем, пристально глядя в глаза. — Не забудь позвонить дяде Паше и поблагодарить!
— Я напишу сообщение.
— Ну или сообщение, — пожала плечами мама и ушла, прикрыв за собой дверь.
Посидев еще с минуту в тишине, рассматривая подарок, я наконец-то сбросил с себя оцепенение и схватил телефон, нашел в телеге официальное и почти обезличенное «Павел Сергеевич» и быстро напечатал:
Спасибо за подарок!
Подумал, что можно было бы написать что-то еще более развернутое и побуждающее к диалогу, но уже было поздно — сообщение было отправлено и прочитано.
