Яновский улыбнулся, по одному разбивая в миску с мукой яйца, потом влил молоко и принялся осторожно вымешивать тесто руками.

— Стой, — пробормотал Влас, заметив, что прядь волос упрямо падает Сашке на лицо, лезет в глаза. Он схватил непонимающего любовника за плечо, разворачивая к себе, а потом подцепил пальцами непослушный локон и осторожно заправил за ухо. Посмотрел в глаза…

— Как мило, — едко бросил Яновский и, удостоив Власа лишь мимолетным взглядом, насмешливо-вопросительно вскинул бровь, замер, будто ожидая, когда его отпустят и дадут спокойно заниматься тестом…

Влас, впрочем, отступать не планировал, зачарованно глядя в лицо любовника. Длинные светлые ресницы подрагивали, мучная пыль на гладкой щеке так и притягивала взгляд.

Он снова потянулся рукой, стирая пальцами муку. Потом переместил ладонь Саше на шею, заставляя чуть поднять голову. Попытался перехватить взгляд…

— Ну что?! — раздраженно выдохнул Яновский и уставился на него в ответ.

— Ничего, — растерянно пробормотал Влас, глядя в горящие холодным пламенем глаза. — Ты будто… Ты так странно себя ведешь, будто…

Саша вдруг дернулся вперед и впился поцелуем ему в губы, вынуждая заткнуться. Он не пытался прижаться или уж тем более обнять запачканными тестом руками, но даже так, почти на расстоянии, Влас почувствовал, как он дрожит.

Он не понимал его, не понимал этого дурацкого вызывающего поведения, будто Яновский нарочно делал все, чтобы взбесить, подчеркнуть свое равнодушие к банальной чувственности, еще раз напомнить, что между ними только секс, а никакие не «любови», но…

Влас не понимал, зачем Яновскому было все это нужно, но знал, что расспросами ничего не добьется, поэтому просто обнял за талию, притягивая к себе ближе, зарылся пальцами в растрепавшиеся его же стараниями волосы и принялся целовать-целовать-целовать, сминая губы своими губами, воруя дефицитный кислород, сталкиваясь зубами, языками. Характерами.

— Придурок… — прошептал Саша, когда они все же смогли отлипнуть друг от друга. — У меня все тесто уже засохло.

— А у меня кофе сбежал, — Влас поморщился от запаха гари и осознания, что теперь ему придется отмывать плиту.

— Да брось уже. Обойдусь.

Яновский наконец-то закончил с тестом, накрыл миску полотенцем и, вымыв руки, присел возле духовки.

Дальше они работали молча. Влас, который даже кофе сварить нормально не смог, просто стоял у подоконника, курил в распахнутое окно, наблюдая за движениями любовника. Он понятия не имел, что именно Саша творит, как с тестом, так и с ним. Ну если из теста наверняка еще получится что-то вкусное, то он… То его просто размочалит в фарш. По крайней мере, это ощущалось именно так.

— Пирог? — наконец-то понял он, глядя как Яновский аккуратно разравнивает в форме для выпечки заготовку.

— Ага, — отозвался Саша, сосредоточенно подравнивая края. — Меня научили там разным вкусностям, но на все нужно время, а времени катастрофически мало было. Вот я и ждал, пока приеду, чтобы опробовать рецепты. Но… да ладно. Забей.

Он снова погрузился в свою прежнюю задумчивость, и Влас решил его пока там оставить, не трогать, дать возможность разобраться.

Пирог получился действительно вкусный, и к нему чудесно шло вино «на особый случай», но молчание портило всю картину.

— Саш… — позвал он, поигрывая вином в бокале.

— Не надо, — сдавленно ответил Яновский, отталкивая от себя тарелку. — Не начинай.

— Нет, я должен спросить, — упрямо мотнул головой Влас. — Я предположу, а ты скажешь да или нет. Только честно. Хорошо? Итак. Ты не хочешь больше общаться? Нашел там себе кого-то? Поэтому отказывался пожить у меня?

Слова срывались с губ легко, потому что крутились на языке последний час. Услышать «да» хоть на один из вопросов было страшно, но Влас смело смотрел своему страху в красивые, до краев наполненные болью серые глаза.

— Нет. Нет. Нет, — отрывисто прорычал Яновский. — Не мучай меня. Давай оставим как есть.

— А как есть? — понимая, что зря повышает голос, рявкнул в ответ Влас. — Ты у меня есть или тебя нет? Или ты есть, но специально ведешь себя, как капитан истерика, преследуя какие-то одному тебе известные цели? Или тебя у меня никогда не было? Или я не твой вариант? Или я твой вариант, но запасной, и есть кто-то получше?!

Саша вдруг резко вскочил на ноги и изо всех сил шарахнул ладонями по столу, так что подпрыгнула посуда.

— Хватит, придурок! Жить он со мной собрался, как же! Да я тут два часа от силы, а уже раздражаю тебя до чертиков!

И, оттолкнув стул так, что он с грохотом упал на пол, Саша ушел из кухни в спальню и там принялся шуршать шмотками, видимо, планируя…

— Яновский, твою душу мать! — выругался Влас, кидаясь следом. — Никуда ты не пойдешь! Я не отпущу тебя, пока ты мне все не расскажешь! Какая бешеная блоха тебя укусила?..

Он вырвал из рук Саши свитер, швырнул его куда-то назад, а потом схватил побледневшего от ярости парня за плечи и с силой тряхнул, пытаясь привести в чувство.

Но Яновский, как и прежде, на кухне, вдруг кинулся ему на шею и прижался губами к губам, целуя с такой страстью, что из башки куда-то пропала вся злость.

Влас очнулся только когда они оба уже лежали на кровати почти полностью обнаженные.

— Ты что… творишь?.. — прохрипел он, но продолжил настойчиво стягивать с Саши мягкие домашние штаны.

— Тише, — попросил Яновский, снова утягивая его в поцелуй. — Потом. Давай потом? Я так скучал по тебе, так хотел тебя. Хотел к тебе.

Он раздвинул колени, подпуская любовника еще ближе, укладывая на себя. Так плотно, что, когда Влас потянулся рукой вниз, чтобы растянуть, подготовить под себя, то едва ли смог протиснуть ладонь между их телами.

Но готовить, как оказалось, не пришлось. Между ягодиц Яновского было скользко и растянуто, а еще очень горячо.

— Как ты… успеваешь? — прохрипел мужчина, с трудом отрываясь от сладких губ. Он достал из прикроватной тумбочки смазку и, согрев ее в ладони, размазал по своему члену

— Для тебя я всегда готов, — простонал Саша, почувствовав прикосновение горячей головки к своей пульсирующей дырке, и легонько прикусил кожу на плече Власа, пытаясь куда-то деть нахлынувшие чувства.

Руки Яновского, обвившие шею мужчины, сжались, почти перекрывая дыхание, а зубы еще сильнее впились в твердое мускулистое плечо, когда Влас одним сильным, выверенным движением бедер ввел в его распаленное тело член.

— Блять! — с шипением выдохнул сквозь зубы Саша, задыхаясь от распирающей боли. — О боже… Ай!

Он попытался инстинктивно отползти, но тяжелое тело мужчины всем весом прижимало его к кровати, и все, что он мог, это беспомощно извиваться и сжиматься на члене.

— Тише, — прорычал Влас, слизывая капельки пота с его виска. — Не двигаюсь, даю привыкнуть.

Саша от его слов замер, а потом вдруг задрожал и нервно рассмеялся, источая яд каждым звуком:

— Жалеешь меня?.. Неужели ты раскис, как…

Влас не дал ему договорить, схватил за горло одной рукой, сжимая от злости с такой силой, что Яновский захрипел и испуганно задергался, а потом двинул бедрами, вгоняя член еще глубже, еще грубее.

— Заткнись! — рявкнул он, и казалось, его голос идет откуда-то из груди, берет исток в его зверином начале, в том океане кровавой боли, что возник на месте его треснувшего пополам сердца.

И так, удерживая любовника за горло, он принялся двигаться, отдаваясь во власть инстинктов. Все сливалось перед глазами, закручивалось, как в водовороте, и только когда он услышал жалобные просьбы замедлиться, он вдруг осознал, что творит.

Он убрал руку с горла Яновского, а потом опустился ниже, лизнул соленую кожу, на которой уже расцветали пятна от его неоправданно грубых пальцев, царапнул зубами…

— Изверг! — беззлобно прошептал Саша, вновь обвивая руками его шею и с негромкими стонами удовольствия подаваясь бедрами навстречу.

Влас улыбнулся, целуя распахнутые губы, извиняясь за слепой животный порыв, а потом, опираясь на руку, приподнялся, чтобы скользнуть второй рукой между их телами и стиснуть член Яновского в кулаке.