— Он дорог мне. Нет… даже не так. Я его люблю.

— Поздравляю, — сухо отозвался обожженный, глядя в одну точку. — Предложение остаться у нас все еще в силе. Будешь защищать его. Даже оставлю вам ту камеру, все равно мы пленных больше не берем.

Влас поморщился, а потом прошел к тахте и сел на край. Провел пальцем по своим костяшкам, размазывая кровь, и подумав немного, спросил:

— Неразделенная любовь?

— Если бы, — бросил Шарль, хотя, очевидно, что мог бы и не отвечать. Но, видимо, боль, которая грызла его многие годы, прорвалась наружу. И он заговорил. — Я был в составе одного из первых добровольческих международных легионов в качестве снайпера. Мой парень был летчиком. Мы не афишировали, не палились, как вы. Мы даже не виделись толком. Он совершал по несколько боевых вылетов за день. Был профессионалом… Только язык за зубами держать не умел.

Обожженный взял со стола карандаш и принялся нервно крутить между пальцами, обдумывая что-то. А потом продолжил:

— Наши… теперь уже не мои, а твои, капитан, надрались как свиньи бухлом, которое после очередной вылазки нашли в каком-то супермаркете для приезжих. Местные ведь здесь не пьют. И… — Шарль поморщился, сжал зубы, будто воспоминания причиняли ему физическую боль. — Они базировались возле аэропорта. Начали к нему цепляться… это мне уже позже рассказали. Эти ублюдки… они… — обожженный захлебнулся словами, схватил ртом воздух, судорожно втягивая его в легкие.

Влас молчал и даже боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть.

— Когда командование узнало, то просто закрыло на это глаза. Много вопросов бы возникло, да и никому не нужно было раздувать скандал. Они просто сожгли его тело. Облили бензином и сожгли. А когда я вернулся, я как обезумел. Схватил пистолет, начал стрелять. Они открыли огонь в ответ. Канистра с бензином упала на пол и начался пожар. Я не хотел жить и не хотел выходить из пылающего лагеря. Мне было плевать. Жана больше не было.

Обожженный потер виски пальцами, устало прикрывая глаза. Он выговорился. Возможно, впервые за много лет.

— Ты… — начал Влас, но голос внезапно охрип. Он откашлялся и спросил: — Ты ведь не желаешь мне того же?

— Нет, конечно же! — рявкнул боевик, метнув на него оскорбленный взгляд, мол, как ты мог такое вообще обо мне подумать. — Но нам нужен медик!

— А мне нужно, чтобы Яновский был в безопасности, — безапелляционно отрезал Влас. — Найди того ублюдка. Он, возможно, левша.

Шарль медленно кивнул, глядя куда-то в пустоту.

Поднявшись на ноги, Влас уже направился к двери, но обожженный вдруг бросил ему вслед:

— Скажи охраннику, что я приказал дать вам «люкс».

— Люкс? — удивленно переспросил Влас, оборачиваясь.

— Он поймет. Просто скажи ему. И да… завтра обмен. Уже все оговорено: ты, девка и калека уедут в Мабур, Яновского я отправлю к нам в тыл, можешь даже не пытаться его искать.

Влас застыл. Буквально обомлел, с ужасом понимая, что это… да, это всё.

— Даю вам ночь на прощание, — добавил обожженный, выразительно поднимая бровь.

Уже на подходе к камере Влас вспомнил, что должен был передать охраннику. Тот даже не удивился. Кивнул и повел его в другой конец лагеря, давая возможность осмотреть здание.

Решив воспользоваться моментом, мужчина у него спросил:

— Почему меня не водят в наручниках?

— Потому что я тебя не боюсь, — небрежно бросил охранник, доставая связку ключей. — Ты можешь убить меня и попытаться с боем прорваться, но у тебя ничего не выйдет. Это надежная крепость.

Он открыл металлическую дверь, напоминающую вход в какой-нибудь карцер, и кивнул, предложив войти. Влас, не долго думая, взялся за дверную ручку, открыл и замер, ошарашенный.

Это была комната. Простая, чистая комната с большой кроватью, тумбой, зеркалом, стулом. В общем, обыкновенная комната во второсортной гостинице.

— Люкс? — иронично поинтересовался Влас, взглянув на безучастного охранника.

— Здесь останавливается высшее руководство, когда приезжает на базу, — дернул плечом тот. — Входи. Я приведу второго.

Влас послушно вошел и щелкнул выключателем на торшере. Комната оказалась без окон, не считая, конечно, узкого, под самым потолком, но оно и неудивительно ведь половина этажа была погружена под землю.

Дверь закрылась, потом послышался поворот ключа… Все же его заперли. Ну, ничего, он все равно не собирался никуда бежать.

Он опустился на край кровати и задумался, переваривая все услышанное. Значит Шарль, прекрасно понимая, что он чувствует, дает какие-то послабления, но отпустить не может, ведь им нужен медик. Определенно, на это стоило давить. Простые манипуляции он раскусит, а что-то более сложное… По этой части был Сашка.

Стоило Власу подумать о любовнике, как открылась дверь, и в комнату вошел удивленный Яновский. Мужчина поднялся ему навстречу, слабо улыбнувшись.

— Это… что? Завтрак перед казнью? — нервно хмыкнул он, скрестив руки на груди.

— Нет. Как я предполагал, их командир из наших, — отозвался Влас, подойдя к нему вплотную и взяв за талию. — Мы можем поспать, можем принять душ, а можем заняться сексом. Как захочешь.

Сашка не реагировал какое-то время, пялясь в пустоту, а потом дернул головой и, изогнув губы в усмешке, поправил:

— Порядок неправильный. Душ, секс, сон. Только так. И я первый иду.

Влас кивнул и отпустил его, позволяя пройти в ванную комнату, а сам принялся изучать комнату. Сперва внимательно посмотрел по всем углам, нет ли где камер и прослушки, а потом занялся комодом. В нем не обнаружилось ничего интересного, разве что, может, расческа.

Его-то волосы отросли не сильно, им расческа не требовалась, а вот Сашкины кудри скоро рисковали превратиться в сплошной колтун.

Вообще Власа удивляли чистота и порядок на базе. Среди песков это низкое замаскированное здание больше напоминало каменный дом бедуинов, но внутри все оказалось не так, как снаружи. И плитка, и коммуникации, и приличная еда. Да и, что уж говорить, относились к ним сносно.

— Я все, — сообщил Сашка, выходя из ванной комнаты в одних штанах и на ходу просушивая волосы полотенцем. — Там бойлер, так что не слишком долго купайся… О, расческа!

— На, — улыбнулся Влас, наблюдая восторг в голубых глазах. Яновский принялся расчесывать еще мокрые волосы, свернувшиеся барашками, и он уже предвкушал, какой красивой волной они лягут, когда высохнут. Сашка вообще мало изменился. Да и видеть его с бородой кстати, было хоть и непривычно, но все равно как-то сладко.

Хотя, может, ему просто Сашка нравился любым, а в нынешней ситуации он ценил каждый момент.

— Иди уже, чего ждешь, — фыркнул тот, отворачиваясь.

Влас справился в кратчайшие сроки, а, когда вернулся, застал Яновского лежащим поперек кровати, раскинув руки в разные стороны.

Забравшись с другой стороны, мужчина подполз ближе и навис над ним, рассматривая расслабленное лицо, запоминая каждый синяк и ссадину, чтобы напомнить себе, за что должен будет отомстить ублюдкам.

Сашкины губы манили. Розовые, чувственные, приоткрытые. Влас склонился ниже, и вот, когда он уже почти коснулся их поцелуем, Яновский прошептал:

— Это ведь прощание?

— Нет, — выдохнул Влас, отстраняясь. Сашка открыл глаза и уставился на него испытывающе.

— Пообещай мне, что это не прощание, — потребовал он, прищурившись.

Они долго смотрели на перевернутые лица друг друга, а потом, не дождавшись продолжения диалога, одновременно потянулись навстречу.

Влас поцеловал мягко, постепенно увеличивая напор, и оторвался лишь чтобы дать Сашке возможность сесть на кровать и снять штаны. Потянул на себя, прижимая грудью к груди, затащив на колени. Он любил позу наездника, любил рассматривать красивое подтянутое тело Яновского и давать ему свободу действий тоже любил. Но сегодня хотелось грубо. Хотя бы этот первый раз, когда они были изголодавшимися по близости.

Сашка не протестовал, когда его толкнули лицом в подушку, лишь оттопырил задницу, шире расставив ноги. А потом потянулся рукой к брошенным на край кровати штанам.