— Это с утра, — пробормотал Влас, рассматривая Сашку с ног до головы. Его переодели в чистое, но он и новую одежду успел запачкать кровью. Видимо, халаты боевики достать не смогли. Зато они, видимо, позволили ему принять утром душ. Новые ссадины и синяки выглядели воспаленными и болезненными, но зато кожу не покрывала корка крови. — Они дают нам побыть вместе? Зачем?

— Я не знаю, — шепотом отозвался Яновский, подходя ближе и на ходу стягивая через голову футболку. — Меня пугает это все, но давай хотя бы вымоемся. От тебя несет, как от дохлого скунса. Да и от меня уже тоже.

Влас тихо рассмеялся, спуская штаны и белье. Сашка последовал его примеру.

Вода была едва теплая, но все же не ледяная. Влас долго оттирал кровь с лица, Сашка — с предплечий. Из кабинок они вышли почти одновременно.

Видеть любовника обнаженным почему-то казалось непривычным, хотя раньше, до этой злосчастной поездки в неприветливую пустынную страну они почти не одевались, все свое свободное время валяясь в кровати без одежды.

Возбуждение сбивалось от поселившейся в теле боли, да и синяки на боках любовника тоже не возбуждали, а пробуждали злость на тех, кто их оставил.

Но Влас все равно не мог оторвать взгляда от его округлых крепких ягодиц, стройных ног и тонкой талии. Яновский сосредоточенно вытирался найденным в шкафчике полотенцем, отвернувшись, и, когда он все же развернулся к любовнику, его член тоже был уже затвердевший, а в глазах пылало желание.

— Здесь нельзя, — произнес он твердым голосом, будто мысли прочитал.

Влас согласно кивнул. Он знал, что нельзя. Ни в коем случае. Не среди ублюдков, которые свои злодеяния прикрывают великой миссией. Не среди тех, кто подобные отношения воспринимает как личное оскорбление.

Но все его существо все равно тянулось вперед.

— Я так сожалею, что мы здесь. Ведь мы здесь из-за меня, — с вымученной улыбкой прошептал Саша, взглянув в потемневшие глаза мужчины.

Влас ничего не ответил, только шагнул еще ближе, прижимая любовника спиной к холодной кафельной плитке. Тот вздрогнул и, чтобы уйти от контакта с поверхностью, подался вперед, прильнув грудью к груди.

— Мы выберемся, — не слишком уверенным тоном добавил Яновский, прикрывая глаза от удовольствия, когда грубые пальцы нежно скользнули по его щеке, шее, плечу. — Мы… выберемся.

Влас прижался плотнее, касаясь его приоткрытых губ поцелуем, заставляя замолчать и хотя бы на минуту забыть обо всем. Тепло разливалось по телу, жар передавался через кожу, а от несвойственной их отношениям нежности кружилась голова. Сашка вцепился в любовника обеими руками и застонал ему в губы от отчаянного желания.

Его член упирался в бедро мужчины, чертил влажный след, и Влас опустил руку вниз, обхватывая ствол пальцами.

— Если бы ты знал, как я хочу вытащить тебя из этого проклятого места, — прошептал он, крепче сжимая хватку и принимаясь грубо дрочить ему, оставляя нежные поцелуи на покрытых светлой щетиной щеках любовника.

Сашке много времени не требовалось. Он был измотан и кончил не столько от наслаждения, сколько просто сбрасывая с себя накопившееся напряжение.

Отдышавшись, он попытался опуститься на колени, но Влас остановил его, схватив за плечо и прижав к себе плотнее.

— Не нужно, — прошептал он, касаясь крепким поцелуем губ. — Одевайся.

— Во что? — растерянно отозвался Яновский, а потом кинул расфокусированный взгляд на лежащую неровной стопкой на скамейке одежду. Видимо, пока они были в душе, ее кто-то принес. Ничего особенного: растянутый свитер с застиранными пятнами крови, чуть рваная трикотажная кофта, пара синих спортивных штанов «прощай молодость» и почти одинаковые стоптанные кроссовки такого большого размера, что даже Власу были великоваты. Ни белья, ни носков.

Но они и этому были рады. Не хотелось бы на чистое тело натягивать вонючие берцы и грязную форму…

Одевшись, они подошли к двери. Сашка постучал костяшками пальцев и тихо пояснил:

— Такие правила. Необходимо соблюдать их, чтобы они оставили нас в живых.

Влас понимающе кивнул, готовый даже к тому, чтобы его руки сковали наручниками. Но боевик только взял их на мушку и скомандовал шагать вперед.

Их завели в простую комнату без окон, больше напоминающую тюремную камеру только вместо нар на полу были постелены тонкие матрасы, кажется, набитые соломой. Навстречу тут же поднялась Камилла, сидящая рядом с Давидом. Ей тоже выдали одежду: длинное закрытое платье, на несколько размеров больше, от чего казалось грубым мешковатым балахоном.

— Вы целы! — облегченно вздохнула она, делая шаг вперед, будто собиралась обнять идушего впереди Власа. Но взгляд ее карих глаз скользнул ему на спину, зацепился за Сашку… Девушка слабо улыбнулась и спрятала руки за спиной.

Влас только приветливо кивнул ей, потом Давиду, а Яновский тут же бросился к лежащему мужчине.

— Ну что? Они проверили реакции? — взволнованно спросил он, падая на колени рядом с его матрасом.

— Да, — хрипло отозвался Давид, подтягиваясь на локтях, чтобы занять более удобное положение. — Чувствительность потеряна не полностью. Их этот… медбрат, конечно, криворукий.

— Это точно, — хмыкнул Сашка, а потом принялся выпытывать подробности.

В конце он резюмировал:

— Без полноценного обследования не обойтись. Но я надеюсь, вас завтра-послезавтра обменяют. Потерпите.

— А ты? — прямо спросил Давид.

Яновский обернулся, мельком взглянул на с нетерпением ожидающего ответа Власа, а потом, силясь улыбнуться, выдавил:

— Я пока просто оперирую и смотрю за их ранеными. Ничего сложного, да и я им нужен целый и невредимый. А там посмотрим.

— Ты после этой работы едва на ногах держишься! — вскричала Камилла. — Думаешь, они будут давать тебе отдохнуть? Они будут использовать тебя, пока ты не выдохнешься окончательно!

Влас сложил руки на груди, неотрывно глядя на кусающего губы Сашку. Тот и так все это прекрасно понимал. Он вообще был на редкость умным и талантливым парнем, и такого профессионала боевики не отпустят. Может, даже увезут в глубокий тыл, где он будет батрачить без отдыха, штопая шкуры террористов, спасая их жизни…

Яновский поднял на него обреченные голубые глаза и слабо виновато улыбнулся, а Влас вспомнил совсем другую улыбку. Ту самую первую, завлекающую. А еще оценивающий заинтересованный взгляд, брошенный с другого конца барной стойки ночного клуба. И демонстративное пренебрежение. И как он намеренно не смотрел в его сторону, а стоило подойти, весь подался вперед.

И первый секс. Влас помнил как пропускал мягкие волосы сквозь пальцы, грубо хватая и наматывая на кулак длинные пряди, насаживая ртом на свой член. И как горячо было в нем. И его искренний тихий стон.

И первый поцелуй, который случился только через месяц, когда Влас прижал его к стенке возле дома и, не стесняясь соседей, прорычав что-то про одноразовых шлюх, поцеловал напористо и грубо. И боль от удара в челюсть за это. И кровь из собственной прокушенной внутренней стороны щеки.

И постоянное подвешенное состояние, когда он не знал, вместе они или нет. Истерики, драки, дикий животный секс, громкие скандалы с расставаниями, а потом встречи, будто ничего и не было.

И наконец перерыв в два года, за которые Влас едва не спился и лишь чудом не сошел с ума.

Пощечины сестры, угрозы, ледяной душ, бой посуды, ощущение собственной ничтожности. Смелое «подглядывание» за жизнью Яновского через соцсети и общих знакомых.

Встреча в провинциальной больнице.

Самый счастливый и относительно спокойный год.

И вот…

— Иди сюда, — прохрипел Влас, рухнув на колени рядом с любовником и заключив его в крепкие объятия. Яновский замер на мгновение, а потом обессиленно уронил голову ему на плечо, ткнувшись носом в шею.

— О, парни! — умильно протянула Камилла и обняла их обоих, а Давид в знак поддержки сжал пальцами предплечье Власа.

***

Эту ночь Влас спал не крепко. Он не хотел снова быть застигнутым врасплох, потому, отпинав свой матрас поближе к матрасу Яновского, он повернулся к нему лицо и протянул руку.