Сашка. Подумать только! Сашка сидел на его кухне, болтал с его сестрой о всяком, пил, даже выходил с Катей на перекур, но…
Влас оставил доску на столе и вернулся к остальным. Яновский поднял на него блестящие хмелем глаза, улыбнулся тепло и солнечно и взъерошил свои светлые волосы. Он даже едва заметно повел ногой, касаясь коленом колена любовника, когда тот сел на свое место, но потом…
Катя как раз убирала очередную пустую бутылку вина и доставала новую, когда Сашкин телефон зазвонил.
— Пардон, — пробормотал он, доставая мобильный из кармана узких джинсов. Прищурился, взглянув на экран, а потом выдохнул устало и произнес: — Где я могу поговорить?..
— В спальне, — мягко произнесла женщина, распечатывая бутылку.
Влас весь подался вперед, желая помочь ей, но, стоило двери захлопнуться, как она вдруг с шумом поставила бутылку на стол и, упершись ладонями в столешницу, зашипела, мгновенно меняясь в лице:
— Ты… ты притащил сюда эту шваль?! — от былого благодушия не осталось и следа. Она едва ли ядом не плевалась от злости. — Его? Этого ублюдка, который тебе яйца выкручивал, доводя до истерики?!
Изящная ладонь с выкрашенными в красный цвет острыми ногтями вдруг схватила его за ворот рубашки и подтащила ближе. В суженных до щелок глазах пылала почти запредельная ярость, и Влас даже растерялся от такого резкого контраста.
— Да если бы я знала, что это он пишет с твоего телефона, я бы ему такую «простыню» расписала, да еще и скрины переписок скинула! С тобой, с врачом, с Серегой, с матерью! — зашипела Катя, встряхнув брата с невесть откуда взявшейся силой. — Ты последние мозги растерял? Хуем своим думаешь теперь, да? Ты кого ко мне в дом привел, братишка?..
Влас осторожно отцепил ее пальцы от своей рубашки и мягко погладил сжатую в кулак руку.
— Катя, все иначе. Теперь все иначе.
— Три раза ха-ха! — рявкнула она, покосившись на дверь. — Харе заливать мне, что он изменился и стал чертовски славным парнем! Я все знаю, Влас, и я ему не верю. Он виктимный до самой глубины своего гнилого сердца!..
— К…
— Что «Катя»?! — громче, чем стоило, рявкнула сестра, ударяя кулаками в столешницу. Сейчас она была похожа на разъяренную фурию. От благодушия не осталось и следа. — Он не изменится, Влас, никогда! Для него лучшим доказательством любви есть твои эмоции. Он будет выводить тебя до такого состояния, пока ты его за горло к стенке не прижмешь, но так ты долго не продержишься, понимаешь?..
Влас обошел стол, чтобы обнять ее, но она только упрямо сжала губы и отступила на шаг назад. А потом резко остановилась, пальцами зачесала назад искусно уложенные волосы и, выдохнув, произнесла:
— Значит так, ты сейчас же сворачиваешь всё это и валишь вместе с ним, а иначе…
Это было уже слишком. Просто слишком. Влас не хотел конфликтовать с сестрой, понимал, что ей нужно время, чтобы свыкнуться, что ее примерное поведение весь вечер далось ей с большим трудом, но…
— Катя, я…
— На раз собрались, на два съебались! — зашипела она, складывая руки на груди и замирая, всем своим видом показывая, что демоверсия доброжелательности подошла к завершению. — И если ты еще раз приведешь сюда свою подстилку…
— …Прос…тите, — пробормотал Сашка таким потерянным, испуганным голосом, что у Власа сердце сжалось от боли.
Он медленно развернулся на месте и хотел шагнуть вперед, но Яновский только головой мотнул и отступил назад, опуская взгляд в пол.
— Нет! — выдохнул Сашка, с силой закусывая губу. Из его груди вырвался мучительный стон. Он пошатнулся, едва ли не завалившись на бок, ударился спиной о стену, а потом быстро направился в коридор, будто ему не терпелось покончить с этим, укрыться в своем одиноком уютном мирке.
— Катя! — рявкнул Влас, кинув злой взгляд на сестру, а потом бросился в коридор за любовником, который уже шнуровал кроссовки. — А ну-ка стой!
— Поговорим позже! — отмахнулся он, снимая куртку с крючка и старательно пряча глаза.
— Ебал я ваши именины — отдайте шляпу и пальто! — донесся из гостиной уже не такой едкий, несколько даже смущенный женский голос, но Влас все равно закричал:
— Замолчи! Замолчи, блять! — а потом схватил Яновского за локоть, не позволяя выйти из квартиры. Саша посмотрел на него горящими бешенством сухими глазами, но Влас только попросил: — Подожди меня.
Вдвоем они покинули квартиру, даже не закрыв за собой дверь.
Это был полнейший провал. Фиаско, как говорится. Проебались по всем фронтам.
На улице Влас закурил, протянул сигареты любовнику, и тот будто на автопилоте вытянул одну, сунул в рот…
— Не буду даже извиняться за нее, — невнятно из-за зажатого между зубами фильтра промычал мужчина. — Это непростительно.
Сашка тяжело опустился на скамейку и уперся локтями в колени, спрятав лицо в ладони.
Влас сел рядом с ним, уже морально готовясь к словесной схватке, не совсем уверенный, что сможет убедить Яновского в своих чувствах, но тот вдруг едва слышно прошептал, не меняя положения тела и не отнимая ладоней от лица.
— Извини. Я не знал.
— О чем?
— Что ты… что ты так перенес наш разрыв.
Влас хмыкнул едва слышно и осторожно вытащил тлеющую сигарету из пальцев Сашки, понимая, что курить ее тот не собирается. Струсил пепел и, аккуратно затушив, положил на край скамейки.
— Это не важно. Теперь все хорошо. Если ты со мной.
Яновский напрягся всем телом, а потом едва слышно облегченно выдохнул и, резко выпрямившись, развернулся к мужчине всем корпусом, схватил за шею и поцеловал грубо и напористо. Влас выронил свою сигарету из рук, от неожиданности выдохнул дым ему в рот, но Сашка этого будто и не заметил, проскользнув горячим языком между губ, посылая искорки блаженного удовольствия по всему телу.
Осмелев, Влас осторожно притянул его к себе, обнимая за талию одной рукой, вторую же запуская в растрепанные светлые волосы, успокаивающе поглаживая по голове. Тепло распаленного тела любовника, его родной запах, перемешанный с легким флером парфюма, успокаивали, вселяли уверенность, что все будет хорошо.
— Не бросай меня… — лихорадочно забормотал ему в губы Яновский, отчаянно хватаясь за широкие плечи мужчины.
Влас улыбнулся, невесомо скользнув губами по его щеке, зарылся носом в волосы, а потом склонившись чуть ниже к выглядывающему из спутанных прядей розовому ушку, прошептал:
— Люблю тебя. И никогда не брошу.
========== 1/3 ==========
Комментарий к 1/3
Посвящаю мясорубке
— Куда ты собрался?! Куда ты, блять, собрался?! — Влас уперся рукой в стену, не позволяя пройти, а когда Яновский, злобно зыркнув из-под взбитой ворвавшимся в окно порывом августовского ветра челки, попытался под руку поднырнуть и выскользнуть в коридор, жестко схватил его за плечо с четким намерением не отпускать никуда. Никуда и ни в коем случае не пускать совсем слетевшего с катушек любовника!
— Немедленно убери руки! — рявкнул Сашка непривычно низким, хриплым, насквозь прокурено-простуженным голосом, но попыток вырваться не предпринял. Проходили уже. Понял, что Влас заломает и запрет где-нибудь на ключ. — Я взрослый человек и я сам решаю, куда мне ехать!
— Тебя там убьют, малахольный!
Влас тряхнул его с такой силой, что голова Яновского мотнулась из стороны в сторону и едва ли не стукнулась виском о стену.
— Убьют?! — зашипел в ответ Сашка, напряженно глядя горящими бешенством глазами. — Пусть убивают! Моя жизнь ничего не значит сама по себе!
У Власа даже зубы свело от желания стукнуть этого идиота. Забрало медленно опускалось, очередной скандал разворачивался с угрожающей стремительностью.
— Твоя самоотверженность впечатляет, — сухим как осенний лист голосом процедил мужчина, — но ты, кажется, забываешь, сколько жизней ты способен спасти тут.
Яновского эти слова будто отрезвили немного. Он прищурился, обдумывая что-то, но… поздно. Влас понял, что допустил фатальную ошибку. Теперь для Сашки стало делом принципа пойти наперекор его словам. Может, если бы все было иначе, если бы тона изначально не были повышены, а фундамент диалога был более крепкий, все получилось бы иначе. Но теперь…