В голове тикали часы, отсчитывая секунды. Внизу послышался женский голос, который Грейнджер был незнаком, но судя по её словам о начале с минуты на минуту, магия будет на её руках.
Гермиона запретила себе чувствовать, голова должна была оставаться холодной, чтобы ничего не забыть. Она испугалась потерять хоть слово, поэтому написала все заклинание остатками белой краски на стене напротив.
— Ты справишься. Ты должна, — выдохнула она последние слова, прежде чем все резко замерло и затихло окончательно.
Девушка взяла свою палочку и стала зажигать каждую свечу по очереди, постепенно разворачиваясь вокруг своей оси по часовой стрелке в том же темпе, в каком были слышны шаги по каменной кладке внизу. Когда последняя была зажжена, комната начала наполняться теплом, но тело все еще морозило и потряхивало.
Гермиона не могла даже растереть плечи ладонями от холода, потому что теперь не имела права на любое лишнее движение. Она оставалась сидеть на коленях, потому что это тоже было полной противоположностью тому, как должен был исполняться ритуал. И была одна… все складывалось ровно наоборот. И не будь в этом трагедии, была бы капля иронии.
Она подняла с маленькой фарфоровой тарелки тлеющую стопку трав, их запах распространялся по всей комнате, и провела в воздухе рядом с собой. Вправо, влево, крестом перед своим лицом. И в полной тишине, снова по границе рисунка, пока девушка внизу обводила всех присутствующих в один замкнутый круг.
С губ сорвался крошечный выдох, выдающий все её сомнение и страх, даже скорее всхлип. Пальцы сильнее сомкнулись на сухой траве, и когда эта часть была закончена, полностью сожгла ту заклинанием.
Теперь самое сложное.
Гермиона внимательно вслушалась во все происходящее. Она снова вернула свои ладони на пол, чтобы направить свою магию туда. И начала произносить заветные слова, которые и должны были забрать у волшебников их магию.
— Fiat firmamentum in medio aquanim et separet aquas ab aquis, — прозвучало там.
— Non, mollis a aquarium, sic, continuaverat, ignis cum igne, quae in posterum non esse eadem, ut de supra, et quod Euphery non esse, sicut ex infra ad miracula fictus — проговорила она в полную пустоту почти шепотом.
И затаила дыхание. Собирая всю свою магию у самого сердца, она старалась направить её через ладони на Лорда и его приспешников. Едва последнее слова было сказано, рисунок на спине с жуткой болью стал расползаться по коже. А её ладони засветились желтоватым, еще довольно тусклым светом, опаляя теплым прикосновением.
Держись, Гермиона, держись. Ты справишься.
— Sol ejus pater est, luna mater et ventus hanc gestavit in utero suо…
— Luna est mater eius, sol est pater eius, et ventum erat, dimisit ex alterius utero…
Свет под ладонями стал чуть сильнее, пальцы задрожали, всю силу Гермиона могла почувствовать в собственных ладонях. Её сердце забилось быстрее, и дышать стало почти невозможно.
Слова застряли в горле, когда ей снова выпал шанс проговорить продолжение.
— ascendit a terra ad coelum in terram descendit, — напряжение чувствовалось и там, захлестывало бедную девушку, которой выпала такая «честь». Ее тело сначала пропустит всю силу магии через себя целиком, соберет в ней, а только потом отдаст Лорду, который должен будет вобрать чужое волшебство в себя.
Сбиваясь и с трудом выговаривая слова, Гермиона отчеканила каждое максимально точно, насколько это было возможно. — Descendit de caelo ad terram ad caelum usque
По всему телу пробежался мороз.
Мысли поплыли, и, неожиданно для себя, Грейнджер потеряла прикосновение к полу, потеряла комнату, в которой сидела, и даже прохладный воздух из окна. Это было похоже на транс, в который она впала, медленно раскачиваясь в такт словам.
Все стало ярким, и мир стал другим. Она испугалась, что магия окончательно захлестывает её и утягивает за границу смерти. Но слова заклинательницы все еще были слышны слишком четко среди вороха всего другого.
Гермиона еще чувствовала структуру дерева, когда вывела пеплом от сгоревших трав руну. Она еще не умирала. Ей нужно было собраться.
— Exorciso te creatura aqua, ut sis mihi speculum Dei vivi in operibus ejus et fons vitae et ablutio peccatonim. Amen.
— Ego vivíficet eum, purus impotentia, a creatura ignis, quia pro eo, ipsa reflexio mortuorum Deus in operibus suis et in fine mortis, et lotis pecatonym. Amen.
Казалось, что весь пол задрожал, каждая стена и каждый камень — все это превратилось в свою музыку, кричащую об ужасах таинства.
— Da magia ad aliquem, considerandum est dignus. In carne in ipso est virtus et Salvatoris nostri. Praedita, potens vim
Ужасающая иллюзия то нахлынывала на Гермиону, то снова спадала, пока сквозь остальные ощущения пробиралось заклинание. Она не могла открыть глаза, в то время как перед ней уже полыли изображения рун. И некий горизонт вырисовался вдали, но все еще был заполнен туманом.
— Auferre magia ab aliquo spectes indignum. In carne in eum nostra impotentia et mortem. Non dare potens vim, — на выдохе продолжала девушка. Даже говорить ей стало легче, а вот поверхность под руками все накалялась и накалялась, уже почти делая кончики пальцев черными от невидимого огня.
— Eam a Walden McRae.
Оставь её у этих людей. Оставь им волшебство, которое они имеют.
— Relinquere eam in Walden McRae.
Тягучие и мокрые дорожки побежали вниз по щекам, на губах вдруг стал ощутим вкус крови.
— Eam a Thorfinn Rowley, — настаивала она.
— Relinquere eam in Thorfinn Rowley, — возражала Гермиона.
Линии все ползли по спине и уже показались на шее, захватывая сонную артерию и проникая под нее с какой-то адской жгучей болью, сравнимой с агонией.
— Eam a Augustus Rookwood.
— Relinquere eam in Augustus Rookwood.
Она ведь даже не знала, что это за люди. Кто они, чем занимались…
— Eam a Evan Rozier.
— Relinquere eam in Evan Rozier.
В попытках спасти им жизнь, Грейнджер затерялась. Она ведь убивала и себя и их. А даже не знала их имен и слышала многие впервые, шепча заклинание, которое должно было сохранить им жизнь.
— Eam a Avery.
— Relinquere eam in Avery.
Почему они оказались в Пожирателях… было ли им страшно?
— Eam a Walden McNair.
— Relinquere eam in Walden McNair.
Последнее имя. Последний человек.
— Eam a Draco Malfoy.
— Relinquere eam in Draco Malfoy.
Она молила всех богов спасти его. Сидящего там, ожидающего своей жуткой участи. Последняя фраза, последний вердикт.
— Concede hoc magia ad Dominum Voldemort, Thomas Marvolo Solvere, servus tuus, salvator noster.
Прошла секунда, две, три. Гермиона не решалась, ей было страшно.
Ты и так погибла. Ты уже ничем не можешь себе помочь.
— Tolle hoc magia a Domino Voldemort, — запинка, почти паралич голосовых связок. Гермиона закричала последние слова, чувствуя, что темнота поглощает её изнутри. — Thomas Marvolo Solvere, tuum servum, nostrum, — еще чуть-чуть, немного, из её рта потекла черная кровь, отравленная темным ритуалом. — EXEMINATORE!
Тишина.
Вот, как выглядит смерть. Нет там ни тоннелей, ни света, ни родственников, протягивающих руку. Только сплошная тишина, где ты остаешься наедине со своей болью и надеждой, что смог сделать что-то хорошее в этом мире.
Взрыв магии вышел оглушительным. Драко резко поднял голову, когда его мучения закончились, и все ниточки внутри снова сплелись в одну. Он посмотрел на волшебную палочку перед собой, а затем вскинул голову туда, где стоял Лорд.
Стоял.
Его мантия лежала на постаменте, как лохмотья старика, оставленные за ненадобностью. Магия разорвала его, накалившись до предела. Она сожгла каждую его вену изнутри, а затем все его тело, оставив после себя лишь кусочки пепла, разлетавшиеся по воздуху. Малфой выдохнул неожиданно громко с облегчением, когда осознал, что случилось.
Пожиратели рядом с ним начали приходить в себя, озирались по сторонам, пытаясь понять, что происходит. Алекто Кэрроу лежала неподалеку, все её лицо стало серым, покрылось страшными венами, и не было видно никакого дыхания.
