— Всё дело было в родителях, — тише обычного вдруг выдал он, и часть картины появилась в голове, чтобы позже посмотреть на неё цельную. Гермиона не стала отвечать, Драко ведь не ждал от неё этого. Но теперь это был шаг ближе к той развязке, которую она искала. У них ведь был уговор. Он расскажет свою историю, она свою.

Девушка загнула уголок страницы, потому что дальше читать просто было невозможно. Информация не откладывалась в голове.

*

Она взяла перо и простой лист пергамента с рабочего стола спустя неделю после того, как они говорили в той гостиной.

Родители.

Гермиона написала только это. Первая заметка в расследовании, которое она не то, чтобы очень хотела вести. Она не копалась в действиях, не пыталась разгадать загадку. Только терпеливо ждала, когда информации, данной ей, будет достаточно для ответа.

Но на самом деле ей даже не нужно было ничего больше. Драко раскрыл ей самый главный козырь своего убийства света в душе. Семья. Люциуса посадили, он предал Лорда, он просил пощады и прощения. Видимо его способом расплаты был Малфой. Но это было лишь предположение, и ей нужно было больше. Больше…

Змея на руке вдруг ожила, больно опоясывая запястье и прожигая кожу. Гермиона выронила белоснежное перо и тут же двинулась в сторону двери, оставляя пергамент так и лежать на поверхности стола. Как лежала на поверхности разгадка.

*

В тот вечер он вернулся весь в крови и жутко истощенный. Люциус окидывал сына таким взглядом, каким смотрят на предателя. Он снова его подвел, снова ошибся, снова не справился. Драко же едва мог стоять на ногах.

— Сколько? — устрашающим громом среди страха своих приспешников спросил Лорд, возвышаясь над ними. Гермиона справа от него вздрогнула, ухватилась за край каменного стула, чтобы не показать своей внутренней паники. Она шарила по лицу всех Пожирателей, стоящих внизу, и пыталась понять, что же пошло не так. Какая ошибка была допущена в этот раз.

— Девятнадцать, мой Лорд, — пролепетал Нотт-старший, старавшийся спрятаться за спинами своих «коллег». — Девчонке Джинни удалось сбежать.

Том поднял глаза к Грейнджер, по-змеиному щурясь. Ему хотелось бы увидеть за маской безразличия радость, облегчение, но как бы ей не хотелось его чувствовать, внутри была лишь одна пустота. Ей следовало бы испытывать хоть что-то, так? Но крутились лишь воспоминания о такой же безучастности со стороны Уизли несколько месяцев назад, когда она впервые получила ужасающие новости. Оказалось, что для нее это новостями вовсе и не было.

Он повернулся назад к Люциусу, который руководил этой вылазкой, и задал один ужасающий вопрос, который любого заставит сомневаться в своей чести.

— По чьей вине?

Это выбор, где нет правильного ответа. Скажи правду, и кто-то будет мучаться, а его страдания останутся на твоей совести. Соври и спаси шкуру виноватого, а потом жди, пока ложь наконец вскроется и пострадают оба. Гермиона знала ответ еще до того, как Адриан Пьюси произнес его. Дрожащие руки Драко говорили за него.

И она не позволила себе отвернуться, даже когда его пнули по голени и заставили опуститься на колени. Не разрешила даже прикрыть глаза или вздохнуть слишком испуганно, когда его лицо подняли к Лорду. И встретившись с испуганными глазами Малфоя, впитав в себя весь его страх, она смотрела.

Была обязана.

Себе, ему, Лорду. Люциус смотрел. Нарцисса на лестнице смотрела. Это правило, которое никто не имел право нарушить.

Несчастное Круцио будет ей сниться еще слишком долго, являясь в самых страшных кошмарах. Но она заслужила. Это была её расплата за предательство, которое не имело никакого отношения к Драко Малфою.

Часы спустя она постучалась в его спальню после многочисленных колебаний. Ночь опустилась на её новый дом, и коридоры опустели от шныряющих повсюду Пожирателей. Ей не стоило переживать.

Она стучалась дважды. Трижды. И уже занесла руку для четвертого, когда замок щелкнул, и дверь приоткрылась. Гермиона на секунду засомневалась, но потом шагнула в комнату, темную, как и все остальное пространство, с одной только тлеющей свечой на тумбочке.

Драко сидел на кровати, сгорбившись в надежде, что это поможет его телу пройти через боль. Та все еще должна была отголосками разливаться по каждой кости и каждой мышце. Его руки дрожали, держа мокрую тряпку, чтобы стереть с себя наконец следы крови.

Ей не стоило приходить. Ему не стоило задавать ей вопросы, чтобы напомнить о своем существовании, и тогда мысль о помощи не возникла бы в её разуме.

Но ведь он спросил однажды, потом еще раз, и еще. И теперь Гермиона здесь.

Она закрыла за собой дверь и подошла к постели куда быстрее, чем ей следовало бы. Опустилась на край, чтобы без единого слова забрать у него влажную ткань, а потом провести по обнаженному плечу, все еще кровоточащему после сражения.

Малфой выглядел до ужаса забитым и несчастным. Его наверняка убивала собственная немощность из-за действия магии, но он не пытался это показать. Она смыла запекшуюся кровь с мраморной кожи, снова смочила тряпку в емкости с водой и перешла к шее.

— Почему ты дал ей уйти?

Она не пыталась докопаться до него с этим вопросом, чтобы донести Лорду, но огонек недоверия все еще блеснул в его глазах.

— Ты скажешь ему?

— Нет, — сразу ответила Гермиона на его тихий вопрос. — Нет, я… спрашиваю для себя.

— Для себя, — усмехнулся парень, вторя её словам.

Она не стала отвечать, заканчивая с его шеей. Крошечная капля воды потекла по его груди, и Грейнджер не думая, поймала её своими пальцами.

— Она не знала ничего, что могло бы нам навредить. Она не могла донести о чем-то важном, стратегически важном, — наконец подал голос Драко. — К чему все эти бесполезные смерти?

— Он считает, чем меньше будет важных для Ордена людей, тем лучше для победы.

— Он прав, — Драко вскинул плечами, но тут же тихо зашипел от пронзившей его боли. — Но я дал ей уйти в надежде, что она отступится, приблизившись так близко.

— Это Джинни. Ты знал, что она не отступится. Как и Гарри, и Рон.

— Я могу во что-то верить, Грейнджер, — Малфой повернул к ней голову. — Я должен. Иначе всё это не имеет никакого смысла.

Гермиона понимающе кивнула, закусила в который раз несчастную губу и посмотрела на собственные ладони. Иногда ей казалось, что те вымазаны в алой жидкости по локоть, даже когда были идеально чистыми.

— Ты сказал, что дело было в родителях, — напомнила ему девушка. — Всё дело в том, как Орден действует и кем жертвует.

— Подставили кого-то, кем ты дорожила?

— Что-то в этом духе, — увильнула она.

Малфой вздохнул, его руки все еще дрожали, и она откинула от себя тряпку, схватила обе его ладони, чтобы унять дрожь хотя бы на секунду. Мерлин, ему было не место в рядах Пожирателей, как и ей. Он верил не в те вещи, не в те, в какие должен был. Но побывать на стороне Ордена она бы ему не пожелала.

Драко посмотрел на нее благодарно, и ей захотелось сказать ему, что все будет хорошо. Жалко, что это было бы ложью.

— Они не отпустят Джинни, даже если она когда-нибудь опустит руки и захочет сбежать. Даже если разлюбит Гарри.

— Точно так же, как Лорд скорее убьет кого-нибудь из нас, чем даст уйти.

— Принести тебе зелье сна без сновидений? — боясь показаться слишком громкой, поинтересовалась Гермиона.

— Да, было бы неплохо, — он вымучил из себя подобие улыбки, когда его уголок губ приподнялся. Она кивнула, прежде чем уйти и отправить домовика к нему с зельем.

Потом Гермиона еще долго будет думать, какие же его руки холодные и все в мозолях. И каким же несчастным он выглядел, преданный своей же семьей. Они сдали его, заставили согласиться на это. А он ничего не мог с этим поделать, потому что маховик времени давно был уничтожен.

*

Была какая-то система в том, как они взаимодействовали. Десять шагов друг к другу, потом девять назад. И осторожно, медленно продвигаясь по этой прямой, где точкой было некое доверие и понимание, они шли навстречу.