А затем раздался звук глухого падения сверху, и Драко тут же сорвался с места. В ту секунду ему было плевать на волшебство, на то, что о нем подумают, что скажут. Он взбежал по лестнице, не чувствуя собственных ног, и почти забыл о заклинании, запирающем двери.

Он легко толкнул её, и все внутри оборвалось. Магия исчезла. Её заклинание исчезло.

Его крик зародился где-то в сердце, а затем, когда он шагнул в темную комнату и увидел Гермиону, вырвался наружу жутким отчаянным воплем. Она лежала там, среди свечей, вокруг был сожженный по рисункам пентаграммы пол, на одежде все те же следы краски.

Драко подбежал к ней, все пытаясь назвать её имя, заставить очнуться, подхватил на руки и прижал пальцы к тому месту, где должен быть пульс. Его сердце остановилось.

Волосы были испачканы в пепле. Все лицо в черных линиях, которые раньше он видел лишь у нее на спине. Те обвили изящными узорами каждый сантиметр теплой медовой кожи.

Холодная.

Он прижал её к себе так, как делал это до этого, надеясь ощутить теплое прикосновение рук. Золотая девочка, его солнце, его свет, его воплощение искренности и добра. Внутри рвалась душа на миллионы ошметков, и он даже не знал, что такое возможно.

Проведя рукой по волосам, Драко посмотрел на её веки, под которыми виднелись черные дорожки крови, на шею, на грудь. Все было отравлено. Они отравили её и уничтожили. Сожгли под своей ненавистью. Она была настолько черной, что смогла убить человека.

Малфой взревел, хватаясь за хрупкое бездушное тело, все не прекращая её молить, чтобы та очнулась. Его Гермиона. Та девчонка с вороньим гнездом и родинкой за ушком. С двумя огромными передними зубами и огромной кипой знаний в голове.

Она была тем, в кого он верил.

В то безусловное добро, которое может запачкать руки ради светлого будущего.

И он не ошибся.

Драко ошибался тысячу и миллионы раз, делал неправильные выводы, принимал неверные решения, но с самого первого дня он знал, что эта девочка, знающая все на свете и сующая свой нос в чужие дела, сделает для этого мира что-то хорошее.

Он обнял её сильнее, зарываясь носом в кипу растрепанных волос.

А для неё, там, после смерти… там ничего не было.

Была лишь мысль. Одна единственная.

Все должно было быть иначе.

Но в этот раз Гермиона ошибки не допустила.