В общем, мы были почти что богачами — по меркам первокурсников и некоторых не столь продвинутых студентов старших курсов. Многого в комендантской кладовой добыть было нельзя — всё же деньги старались экономить и при СССР. Но заложенные в бюджете средства на обновление фондов все руководители выгребали под ноль, чаще всего, впрочем, покупая совершенно ненужный в хозяйстве хлам. Это позволяло оставаться на плаву львиной доле различных фабрик, производящих ширпортреб — дело, конечно, благое, но совершенно нерыночное.

— Больше у неё ничего не было, — я виновато развел руками. — Иначе бы я ещё кресло попросил. Правда, не представляю, куда его можно запихнуть. Под стол, наверное?

Мы с Казахом синхронно посмотрели под стол, но ничего там не увидели.

Вообще у нас с Жасымом было почти полное взаимопонимание. В крепкую дружбу за все годы знакомства это взаимопонимание так и не переросло, что меня, честно говоря, всегда удивляло. Мы приятельствовали, могли вдвоем сходить в кино или зависнуть в пивной, могли раздавить бутылочку вина — опять же на двоих. Но вот не было в наших отношениях чего-то неуловимого, что и делает приятелей закадычными друзьями. В первой жизни меня это не особенно интересовало — мало ли бывает случайных знакомых, — а вот сейчас я был готов всерьез разобраться с этой проблемой. Мне хотелось убедиться, что дело не во мне, а в Жасыме. Или даже ни в ком из нас, а просто так сложились обстоятельства.

— С чего такая бурная деятельность, брат? Ты же больной, не забыл? Лежишь весь с температурой и лечишься вареньем. Я так Рыбке сказал, она вроде прониклась. А если кто тётю Веру спросит — не заходил ли к тебе студент по прозвищу Серый, а она скажет — да, заходил, и стол в одиночку уволок? Может неудобно получиться.

Я улыбнулся.

— Знаешь, Казах, если Рыбка начнет интересоваться у коменданта общежития, где я был в такой-то день, мне лучше самому забрать документы из нашей шараги. Ибо мне станет в ней чертовски неуютно. Я, кстати, поесть приготовил. Вот!

Я царским жестом приподнял крышку сковородки и продемонстрировал свои кулинарные достижения. Жасым подошел, осторожно посмотрел на золотистые ломтики картошки и перевел взгляд на меня.

— Серый, ты что-то сам на себя не похож, — вдруг заявил он. — Прибарахлился, как завзятый куркуль, еду готовить научился, на занятия забил. С тобой действительно всё в порядке? Или что-то случилось?

«Вот так и прокалываются разведчики», — мрачно подумал я.

— Конечно, что-то случилось, — я снова улыбнулся. — Меня подменили. Теперь я это не я, а шпион из Америки. Замаскированный.

— Не придуривайся, — Жасым был предельно серьезен и мой шутливый тон его с темы не сбил. — Ты понимаешь, о чем я.

— Да понимаю, Казах, — отмахнулся и вернулся к бутерброду — масло само себя не намажет. — Но я хрен знает, что тебе ответить. То ли сон плохой был, то ли ещё что. Только я с утра понял, что всё идет как-то через жопу. И захотелось перемен. Хотя бы вот таких. Чтобы было удобно жить в этом клоповнике и вкусно есть. Ну а дальше посмотрим, вдруг ещё что в голову шибанет. Пока что я иссяк. Ну а за выходные окончательно оклемаюсь и буду готов грызть гранит науки во славу Склодовского и Кюри вместе взятых.

— Так не бывает, брат, — укоризненно покачал головой Жасым. — Новую жизнь все обычно с понедельника начинают, а ты вдруг в пятницу решил.

— Понедельник начинается в пятницу, — машинально ответил я. — Вернее, в оригинале он начинался в субботу, но у них тогда была шестидневная рабочая неделя.

— Эм, Серый, ты про что?

— Про книгу, Жасым, просто про книгу. Она называется «Понедельник начинается в субботу», её написали фантастические писатели братья Стругацкие и по ней сняли плохой фильм «Чародеи». «Остыли реки и земля остыла…», — фальшиво, но узнаваемо пропел я. — Видел же, наверное?

— Ну да, его на Новый год крутили. И зря ты так, брат, хороший фильм, мне понравился.

— Книга лучше, Жасым, и намного, — наставительно сказал я, — Попробую найти её и подарю тебе на день рождения.

Я, правда, не помнил, когда у Жасыма день рождения, но надеялся, что он уже был и у меня есть примерно год на поиски дефицитного в этом времени подарка. Но Казах не оставил мне шансов.

— Не успеешь за месяц, — с сомнением произнес он. — Если фантастика, её так просто не купишь, а талоны на макулатуру ты будешь с год отоваривать…

— Не боись! — я наконец доделал свой бутерброд и пересел на кровать, освобождая Жасыму стул. — Всё будет хорошо, я обещаю. Найду я эту книгу, не такая уж она и редкость. А пока поешь, голодный, наверное?

Жасым благоразумно заткнулся, и следующие полчаса мы с ним провели в общении с едой — он разогревал свою порцию и потом молча поглощал её, а я поедал три сделанных бутерброда и запивал их чаем. А заодно продолжал думать — именно этим я и занимался после ухода Аллы.

Но думал я не про девушку, хотя и она была невольным посетителем моих мыслей. Спасение её от смерти показало мне окно возможностей — никакие высшие силы не будут мне препятствовать, если я вдруг решу вмешаться в установленный порядок событий. Зевс не метнет в меня молнию, архангел не вострубит, а ткань пространства-времени не будет стремиться вернуть всё на круги своя. Фантасты ошибались. Изменять прошлое легко и приятно — вернее, просто легко, это я проверил на собственном опыте. Но я не был уверен насчет «приятно». Убирать рвоту Аллы точно было не слишком комфортно.

Ещё я сегодня пропустил занятия — и небо не упало из-за этого на землю. Подозреваю, что никакого катаклизма не произойдет, даже если я самовыпилюсь методом, например, выхода в окно с нашего седьмого этажа. Реальность продолжит своё неспешное перемещение в будущее, не заметив, что меня уже нет.

Я находился в этом времени уже почти десять часов. Сегодня была пятница, 13 апреля 1984 года, и завтра у нашего потока был выходной. Послезавтра, разумеется, тоже. Для меня это было хорошо, я мог, никуда не торопясь, влиться в новую жизнь. Ну или во вселенной щелкнет ещё какой-нибудь тумблер — и меня перенесёт обратно в 2025-й, в старое и больное тело никому не нужного таксиста. В этом случае у меня останутся только привычные и хорошо знакомые проблемы. Но в подобное я верил — как раз на первом курсе нам давали основы теории вероятностей, из которой я хорошо запомнил только то, что в этом случае вероятности не складываются, а перемножаются. Для чисел от нуля до единицы это означало сильное снижение шансов на благополучный финал.

Так что я решил исходить из того, что я задержусь здесь надолго. Но что я могу изменить в своей жизни, чтобы эта самая жизнь сложилась хоть чуточку лучше? В принципе, у меня были готовые рецепты, но я сомневался в том, что хоть один из них сработает.

В последние годы, оставшись после третьего развода в гордом одиночестве, я начал активно читать. Читал всё подряд — фантастику и фэнтези, детективы и шпионские романы. Новомодные жанры тоже попадали в мою электронную читалку и безжалостно прочитывались — так я познакомился с попаданцами. Одни из них наводили шороху в компьютерных играх с полным погружением, а другие покоряли иные миры или наше общее прошлое. Про попаданцев в прошлое я обычно читал, но через какое-то внутреннее сопротивление, граничащее с жалостью.

Дело в том, что в прошлом любой зачуханный читатель исторических книг, посетитель соответствующих форумов и реконструктор древних битв внезапно оказывался супергероем и мессией в одном лице. Он нёс истину в массы, которые, раскрыв рты, внимали ему и по первому слову кидались выполнять странные распоряжения внезапно обретшего просветление товарища. Обычно это приводило к невиданному промышленному прогрессу в отдельно взятой России — имперской, сталинской, брежневско-хрущевской или даже петровско-годуновской. Промышленный прогресс приводил к созданию очень смертоносных игрушек, которых не было у агрессивных соседей — и, как следствие, расширению границ Русского государства до невиданных масштабов, которое мог остановить разве что Ктулху, да и то ненадолго.