Я установил за ней слежку из нескольких деревенских пацанов, чтобы они оповестили меня, когда она пойдет в лес. Так и случилось. Ранним утром Марфа вышла из дома с небольшим вещмешком и направилась в сторону леса. Оружия у не было. Да я и понимаю, что такую броскую улику, как лук и колчан со стрелами, видно издали, она носить с собой из деревни не будет. Один пацан пошел осторожно за ней, а один побежал к Евдокии, сообщить, что охотница вышла.

Я примчался на место, указанное мальчиком и немедленно начал преследования с группой своих конных «амазонок». Когда-то мне пришла в голову такая интересная мысль организовать такой отряд. Сегодня перед входом в лес они обмотали копыта своих коней войлоком, что совершенно изменило звук при скачке. Не сказать, что это был звук бегущих оленей, но заставлял задуматься и даже двигаться навстречу. Хотя бы из любопытства. На чем стрелок и попалась.

Когда я подъехал, она уже была связана и погружена поперек седла одной из «амазонок».

Как-то так получилось по жизни, что просторная баня в усадьбе превратилась в место решения многих проблем, – от наказания за разбитую чашку до вызволения рекрутов. Вот и сегодня стрелка сгрузили около бани, и я, недолго думая, махнул рукой в сторону входа. Дуня руководила ее раздеванием и фиксацией в станок.

– Куда ты перепродавала мясо? – начала допрос Евдокия. Дамочка была не слишком молода, – не юная соплячка, – и зафиксирована в станок точно так, как наказывались и все прошлые наказываемые: руки разведены в сторону, тело изогнуто буквой «Г» за счет опущенных и широко разведенных ног, голова на волосы поднята вверх, чтобы не могла наклонить ее и не смотреть в глаза дознавателя. Предварительно перед допросом она руками банщиц была обмыта и промыта со всех сторон. Две банщицы стояли по сторонам с плетями в руках. Когда охотница мотнула головой в знак отказа говорить, они по очереди нанесли удары плетей по спине, а я в момент второго удара воткнул член в ее влагалище и застыл в такой позе. Охотница вздрогнула и постаралась повилять ягодицами, чтобы избавиться от моего стержня глубоко в ней. Но благодаря давно отработанной фиксации у нее это не получилось.

– Говори! – прикрикнула Дуня. И почти сразу банщицы снова хлестнул ее по спине плетями. Не выходя из ее нутра, я почувствовал, как несколько раз мышцы влагалища сделали попытку сократиться и обняли член плотнее прежнего. Тогда я начал двигать хорошо захваченным членом, чувствуя приятное трение по нему складок влагалища.

– Слушай, охотница. Мы же о тебе всё знаем. И кто твои родители, уже подросший сын, где твой дом. Почему ты не хочешь отвечать?

Ответ был неожиданный:

– Мне приятно там, между ног. Продолжайте. Если я отвечу, то это приятно прекратится, – и словно в подтверждение несколько раз пожала мне член мышцами влагалища. – Я ранее такого не знала и никогда не испытывала. Продолжайте, пожалуйста.

Я от неожиданности даже остановился на какое-то время, но Галя, – так звали браконьершу, – подвигала тазов из стороны в сторону, дав понять, что ждет продолжения. Я возобновил движения внутри нее и начал наращивать темп. А глазами и руками приказал банщицам продолжать хлестать ее, но не сильно.

Удар+удар, и я долблю Галу внутри. Опять удар+удар, и снова я долблю ее с упоением. Я почувствовал, как у меня по бедрам начала струиться выделяемая Галей жидкость, и от этого стало сильно нарастать возбуждение глубоко у меня внизу живота. И я бурно кончил.

Когда я вышел из нее, то обошел и посмотрел ей в лицо.

– А я знала, что это Вы там внутри меня, – улыбнулась Гала. – Никто так приятно делать женщине не может, как разные бабы у нас говорят. Можете меня еще наказывать?

Евдокия расхохоталась, а банщицы стояли и улыбались.

– Ладно, отвязывайте ее. Поговорим уже по-другому.

Когда мы покупались все втроем с Дуней, потом лежа вместе на большом дощатом лежаке пили квас и болтали, то Галя призналась, что мясо больше раздает семьям, что самые бедные в ее деревне. Что ее соседки не могли потому ее выдать, из чего вытекает, что это были другие люди, что ее выследили.

– Дуня, узнай, кто ее соседи. Покажешь мне их.

– Не стоит, барин, не стоит, – улыбнулась Галя.

– Это почему же?

– Да там несколько девок, – как кобылки крутобокие необъезженные. Заездят Вас.

– Сам разберусь. Словом, Дуня, приведешь мне всех. Гала сама тебе назовет их.

– А если не назову?

Я поднялся, зашел стороны ее головы и воткнул член Гале в рот. Подвигался у нее во рту и стал продвигать член глубже по мере его роста и утолщения. Люблю непокорных.

Когда я кончил глубоко у нее в горле, и когда она отдышалась, то поставил ей условие:

– Значит так, девка. Ты будешь жить в усадьбе. Будешь охотиться для моей кухни. Ясно?

– Ясно, барин.

– Второе. Ты изготовишь еще столько луков, сколько у нас «амазонок». Даже втрое. Стрел наделаешь хороших немерено.

– Я одна или не справлюсь с таким количеством, или они не будут такими хорошими, как мои.

– Возьмешь в помощь кузнецов и самих амазонок. А по готовности оружия выучишь их столь же метко стрелять. Сама тоже будешь числиться пока в этом отряде, но поживешь некоторое время в доме. Пока я с тобой не наиграюсь, не наслажусь в полной мере. Поняла?

– Ясно, барин, как скажете. А можно я здесь в бане сегодня посплю? Здесь так хорошо после Вас…

– Вот, полюбуйтесь на это чудо, – возмущенно почти выкрикивала Агриппина, указывая на вполне зрелую, как мне показалось сначала, крестьянку, со страха забившуюся в угол. – Мы тут пытаемся понять, куда булки хлеба деваются, а она без спроса спокойно его поедает и даже не говорит об этом.

Агриппину с мужем я забрал с собой в город. Он хороший конюх, а Агриппина…

Фигура на полторы-две головы выше меня, широченная в бедрах и грудной клетке. Размер грудей из той категории, что при резком повороте убьет грудью сзади стоящего, – даже без размаха. Каждая грудь – ну что полное ведро. Еще и с верхом. Одно бедро – что моя поясница. Ступня – как моя в ластах. Кулак – как моя голова. Гренадер, а не баба! Пардон, девка. Поставил ее командовать нашей охраной дома. И не жалею. Когда такая воительница появляется у меня за спиной, – спорящие со мной хоть крестьяне, хоть господа просто застывают с открытым ртом и более больше не спорят.

Женщину она нашла около кладовки во время вечернего обхода территории усадьбы. Не то чтобы совсем случайно, а с умыслом проходила этим маршрутом, заподозрив неладное. Не сходились у нас цифры по некоторым продуктам те, что она записывала вечером и сравнивала с утренними. И если бы раз-другой, то можно было бы отнести за счет ошибки, но это длилось уже неделю.

– И не знаю я ее. Не наша она. А кто она такая – не говорит, – продолжала возмущенным голосом Агриппина. Она притащила ее чуть ли не за волосы ко мне в псарню во внутреннем дворе дома, где я тренировал своего пса, бросила ее на землю, или та сама споткнулась, – а потом вскочила и забилась в угол псарни. Я могу ее понять, когда вокруг столько лающих псов с теленка величиной каждый, да такая разъяренная охранник, – тут можно хорошего окончания событий не ждать.

Не сказать, что она была оборванная и грязная. Больше уставшая и обессиленная. Вещи добротные и теплые, – вот только составляли впечатление, что она в них была долго в дороге. Сильно истоптанные сапоги хорошего качества, – тоже долго и далеко шли на ее ногах.

– Как тебя звать? – я подошел к ней без собаки и присел на корточки. – Не бойся, сядь на скамью. Мы ничего тебе плохого не сделаем. Хотя… Евдокия, покорми ее и в баню своди. Потом и поговорим.

Я пришел в баню, когда женщина уже помылась и жадно поглощала пищу, стоявшую перед ней. Агриппина сидела рядом и смотрела, как та ела. Она показала мне отойти в сторону и зашептала:

– Я думаю, что она ни в чем не виновата. Бывают такие обороты судьбы. Вы же знаете…