…Кто всегда был и будет рядом. Кто вёл его всю свою жизнь вперёд, через самые мрачные кошмары, к себе по невидимой нити. Один-единственный человек, следовавший за ним куда угодно. Касающийся его щеки на Рысьей Скале. Приникающий к нему в лесу у Каэр Морхена. Хрипло вскрикивающий от его ласк в шёлковых лентах. Сжимающий его в крепких объятиях в Диллингене. Нашедший его на эльфском кладбище…

Приставляющий к его шее меч, как и обещали видения. Доверяющий ему самые сокровенные, самые тревожные думы. Открывающий своё сердце до бесконечно тёмных глубин. Нашедший его снова здесь, после Стигга, и тут же прижавший к себе. Не покидавший его мысли ни на миг, ни на минуту после возвращения к жизни.

Геральт, Геральт, Геральт… Ведьмак, которого он полюбил вопреки всему, чему не должен был. Вопреки своей природе и недоверии, страхам и ссорам, даже силе смерти, не пощадившей обоих. Геральт, ради которого он отдал бы жизнь ещё тысячи раз. Его наречённый.

Тот, кто один был поводом существовать на этой земле.

– Dragul… meu, – из последних сил выдыхает в мысли он и тут же летит в темноту.

В непреодолимую, неподвластную никому темноту, обжигающую и обнажающую нутро. В ней он летит, проносясь мимо вспышек звёзд, чтобы, как долгие годы до того, приземлиться в звенящую тишину привычного одиночества…

…Но не сейчас. Больше нет.

Горячие, сильные руки ловят его на полпути, и он падает в кольцо крепких объятий, вдруг чувствуя, как жёсткие пальцы вжимаются ему в спину. Геральт. Рядом с ним Геральт, его ведьмак, который всегда находит его и притягивает к себе. К их единой связи, где уже нет места старым тайнам и недомолвкам.

К чувству покоя и единения. Близости. Дома.

– Ре… гис, – с усилием произносит низкий голос над головой. – Живой?

C трудом чувствуя, как шевелятся мышцы, Регис едва ощутимо растягивает губы в слабой улыбке.

– Живее… некуда, – хрипло отзывается он. – Не беспокойся, душа моя.

Широкая ладонь мягко гладит его по затылку, и, обессиленный, он прижимается лбом к горячему плечу напротив, чтобы хоть немного отдышаться. Тело с трудом возвращается к прежним ощущениям. Неторопливо он начинает чувствовать ноги, оцепеневшие в судороге, и с трудом отнимает уже убравшие когти ладони от предсказуемо треснувших ящиков шкафа.

– Повезло, – бурчит откуда-то сверху Геральт. – Я вот… не очень. Холера, кажется, поясница затекла.

– Поверь, у меня затекло… всё, – тяжело выдыхает Регис, – По-моему, даже то, что на это не способно. Я ценю твои идеи, Геральт, однако эта всё же была… не из лучших.

Тёплое дыхание опаляет его шею, и, едва коснувшись кожи губами, Геральт внезапно издаёт тихий смешок.

– Вот только не говори, что тебе не понравилось, – сипло произносит он, – Всё равно не поверю.

– Здесь вопрос, скорее, в соотношении. Удовольствия к числу неудобств, – устало фыркает Регис. – Или к числу повреждений, нанесённых этому прекрасному шкафу. Однако, – и, осторожно отклонившись, он поднимает голову, – Всё же ты прав, dragul meu. Чего бы это ни стоило.

Янтарные радужки с готовностью встречают его взгляд, и всё в груди сжимается и покалывает – подобно щекотке от эманаций, но куда, куда сильнее. Не выдержав, Регис тянется вперёд, целуя и без того припухшие узкие губы. На этот раз медленно, ласково, чтобы вложить в прикосновение всё то, что переполняет сердце.

– Inima mea îți aparține, – произносит мысленно он, перебирая пальцами взмокшие белые прядки.

И это правда. Всегда будет правдой, пока он жив. Бескрайнее чувство огромного, рвущегося изнутри тепла так велико, что хочется говорить о нем тысячи и тысячи раз. Особенно, когда в ответ его ведьмак замирает, и становится слышно, как и без того лихорадочно бьющееся сердце ещё быстрее ускоряет бег.

Перед тем, как Регис успевает с новой силой углубить поцелуй.

– Я тоже тебя люблю, – наконец тихо отзывается в его голове Геральт. – Очень сильно. Только ты… Ох, прекращай, Регис. Если не хочешь повторения… – и, на мгновение потерявшись в мыслях, он добавляет: – С моей последующей скоропостижной кончиной. Серьёзно, будешь… собирать меня по частям. Начиная с поясницы.

Дьявол, как же не хочется отрываться от него, расслабленного и разомлевшего, но не прислушаться он тоже не может.

– Ну, что ж, – с усилием отодвинувшись, говорит Регис уже вслух, – Как пожелаешь, мой дорогой. Только нам нужно…

Красноречивым взглядом он указывает на беспорядок, который они учинили. Липкая кожа их животов, изрядно забрызганных в белых каплях, уже начинает подсыхать, да и из него самого, похоже, вытекает не меньше. Стоит это почувствовать, и от приятного ощущения в груди разливается тепло; от чувства, что он, Регис, только что принадлежал тому, кого любит.

– Не вопрос. Подними-ка руки, – вдруг просит Геральт, мягко потянув за край рубашки. – Чего пропадать вещи.

Лениво улыбнувшись в ответ, приходится подчиниться, украдкой наблюдая, как ведьмак быстро вытирает их обоих и бросает рубашку куда-то в угол, оставив её там неаккуратным комком.

– Даже не знаю, как на это реагировать, – позабавленный, усмехается Регис. – Хвалить твою удивительную находчивость или… – ох, его отвлекает ещё один короткий поцелуй, – …Мм-м, так и быть, Геральт. С таким… аргументом трудно поспорить.

– Завтра поругаешь меня за бардак, – довольный, произносит тот. – Хоть с самого утра. Пойдём уже спать. Долгий был день, – и в мягком движении он соприкасается с Регисом лбами, – Только он уже закончился. Без нас.

– К слову, последнее…

–…Спать. Со шкафом тоже разберёмся завтра. Всё завтра, Регис, – решительно перебивает Геральт, – Никуда оно от нас не денется.

И улыбается, сверкнув золотом своих кошачьих глаз. Со всеми сияющими коричневыми крапинками, тёплыми, как искры от костра после долгого пути. Больше не выглядя уставшим и неприкаянным, разочарованным и хмурым от тревог, его ведьмак просто улыбается – широко и ласково. Улыбка подходит ему, удивительно преображая черты и напоминая разом о том, каким он был и всегда будет. Тысячами образов, складывающихся воедино в один-единственный портрет.

Незнакомца с двумя мечами из его видений. Мальчишки, обнаружившего его в зале подземелья и спасшего от удушья. Юноши, бегущего навстречу к нему по лугу и сгребающего в охапку объятий. Молодого мужчины, робко целующего его на Рысьей Скале. Геральта, находившего его в Диллингене, в Фэн Карне, в амбаре неподалеку от Боклерского дворца… Всегда идущего навстречу по пути Предназначения. Его наречённого. Смертного, который, может быть, и станет только маленьким отрывком в его жизни, но миллион раз достойного того, чтобы ради него жить.

Просто быть с ним, несмотря ни на что.

Затерявшись в раздумьях, Регис почти не помнит, как они укладываются в постель. Ленивым движением его ведьмак стягивает так и не снятые сапоги и штаны, просто падая на кровать в почти ребяческой манере. За что получает мягкий, аккуратный тычок в бок. Потому что стоит для начала снять покрывало – да и, в самом деле, всё же принять ванну, но едва ли сейчас у них хватит на это сил. Под неразборчивое ворчание Геральта они забираются под прохладные простыни и сплетаются в молчаливом объятии, не обременяя себя ночной одеждой.

Беловолосая голова мягко, настойчиво ложится ему на грудь. Вздохнув, Регис подвигается так, чтобы снова заглянуть ведьмаку в лицо. Резкие черты смягчаются под тягой дремоты, и, потеревшись щекой о его ключицу, Геральт обвивает его руками, крепко прижимая к себе. Как, наверное, дети прижимают к себе плюшевые игрушки, испугавшись ночных кошмаров. Как когда-то прижимал к себе одеяла сам Регис, боясь жёлтых глаз с вытянутым кошачьим зрачком.

–…Регис, – низко, сонно проносится у него в голове. – Я… охренительно с тобой счастлив. Я говорил?

И – боги, этого достаточно, чтобы через пелену всех прежних мыслей мгновенно прийти к одной. Вернее, скорее не мысли, но чувству. Щекотке, наполняющей сердце, с трепетом стучащее в грудной клетке. Теплу, огромному и неудержимому, в которое хочется укутать, как в кокон одеял. Всему тому, что заставляет ощутить в горле горячий ком, сильно мешающий сказать что-либо в ответ, пусть и не словами.