Гавриил Попов, ставший первым мэром Москвы, в журнале «Огонек» ясно и четко определил задачи перестройки в экономической и политической сфере: «Главное… это дележ государственной собственности между новыми владельцами. В проблеме этого дележа – суть перестройки, ее корень… Суть перестройки в политике – полная ликвидация Советов… Другими словами – десоветизация». Вы читали так называемую конституцию Сахарова?

– Вообще-то я политикой мало интересовался, что тогда, что сейчас.

– А напрасно. В ней четко прописано: «Формируются на месте СССР три, четыре, а то и пять десятков независимых государств… А потом уж эти республики решают: нужен ли новый Союз республик». Сахаров, всю жизнь корпевший «под колпаком» над водородной бомбой, был выброшен в воображаемый им мир и оказался под таким же «колпаком» иностранной прессы и окружавших диссидентов во главе с Боннэр, которая была больше его собакой-поводырем, чем супругой.

Но что он мог знать о купле-продаже даже картошки, из какого своего жизненного опыта? Однако он был взят как знамя радикальной антисоветской интеллигенции. А из всей совокупности его деклараций и заявлений видно, что желанное для него Мировое правительство – это правительство коллективного Запада, а еще лучше, просто США. «Я верю в западного человека, в его ум, устремленный к великим целям, его благие намерения и его решительность». Наивный Мафусаил. А ведь когда-то в 50-е годы он предлагал Хрущеву уничтожить США одним только взрывом водородной бомбы у его побережья. И невиданная волна смоет Америку на дно океана.

Житников молчал, слушал. Иногда качал или кивал головой. Грачев продолжил, словно сам давно хотел выговориться, да не с кем было:

– Символом и центром другого течения «образован-цев» стал Солженицын, сам и придумавший это уничижительное слово. Насколько он одарен, как прозаик, не знаю, пусть решают литературоведы. Но, прежде всего, это чрезвычайно активный идеолог, сыгравший в поражении СССР немалую роль. Его «Архипелаг ГУЛАГ» – шедевр фальсификации, созданный буквально в психиатрической лаборатории. Зато он сильно бил по чувствам и психике людей.

Солженицын, хотя, конечно, не он один, выработал определенную логику, универсум символов и даже технологию политической войны. Пером, фразой. И этот мстительный человек, сам с тоталитарным мышлением, получил у интеллигенции статус пророка, духовного пастыря и совести нации. Правда, этого «пастыря», когда он начал критиковать политику Ельцина и отказался получить из его рук орден Андрея Первозванного, как-то очень уж быстро отправили в кладовку и отключили от телевидения.

– Я помню, что в обиход тогда даже вошло такое иррациональное выражение, как «реформа посредством слома», – вставил Житников. – Мне оно казалось абсолютно алогичным. Как можно все ломать и называть это реформами? А Горбачев, наверное, виделся себе этаким Давидом, сокрушающим Голиафа – Советское государство.

– Да, – кивнул Грачев. – Через три года, выполнив свою «миссию», он признался в Мюнхене: «Мои действия отражали рассчитанный план, нацеленный на обязательное достижение победы. Несмотря ни на что, историческую задачу мы решили: тоталитарный монстр рухнул».

– Ну и хватит об этом. Продолжайте свою объяснительную записку. Потом решим, что делать и куда двигаться дальше.

Житников принялся за свои «мемуары», а Грачев взял в руки журнал, но только делал вид, что читает, чтобы не мешать подследственному. А сам опять невольно стал вспоминать то время. Обратился в прошлое. Хронологически упорядочить мысли было нелегко. Фактов много, все они цеплялись друг за друга, а цепь событий порой разрывалась. Некоторые ее звенья оставались неясными до сих пор. Слишком много тайн хранила операция «Перестройка». Даже для органов государственной безопасности.

В июне 1991 года Грачеву только что было присвоено очередное звание генерал-майора. Он возглавил контрабандный отдел во Втором Главном управлении КГБ. А сам Комитет, после неудавшегося путча, уже начали переименовывать, переделывать и переиначивать. Как же все начиналось? «Скверно», – сказал сам себе Грачев, листая журнал и искоса поглядывая на Житникова, который строчил пером, как швейный мастер. Что-то зачеркивал, брал новый лист бумаги из лежавшей перед ним на столе толстой пачки, и начинал заново. Была бы тут, в кабинете, печь, бросал бы в нее свои «мертвые души», как Гоголь.

…Утром 19 августа 1991 года Грачев, садясь завтракать, привычно включил телевизор, а там, после фрагментов из «Лебединого озера», объявили о создании Государственного Комитета по Чрезвычайному Положению. ГКЧП. Показывали вице-президента Янаева, премьер-министра Павлова, министра внутренних дел Пуго, министра обороны Язова, Председателя КГБ Крючкова, члена Президентского Совета по оборонной промышленности Бакланова, Председателя Крестьянской ассоциации Старовойтова и еще кого-то. По сути, всю верхушку государственной власти СССР, кроме самого Горбачева, который находился в отпуске, в Фаросе. Всю его «команду». Сам он уже был «отстранен от власти».

Какой уж тут завтрак! Не до бутербродов с чаем, когда в стране происходят такие события, а в столицу входит бронетехника. Грачев спешно отправился на Лубянку. Прибыв в отдел, он сразу же окунулся в водоворот дискуссий и обсуждений происходящих событий. Никто ничего толком не знал. Это они-то, чекисты, которые должны были бы знать все. Но, как позже выяснилось, Крючков все держал в строжайшей тайне, даже от своих заместителей.

Что уж говорить о подавляющем населении страны, которое уж точно абсолютно ничего не понимало, даже аббревиатуру ГКЧП. Но практически все, чуть ли ни сверху донизу, были солидарны в одном: одобряли отставку от власти Горбачева, еще не представляя дальнейшего развития событий. Уж слишком надоел тот своей пустопорожней болтовней и бездействием. Своим «начать и углубить», да еще с неправильным ударением в этих двух словах.

Безусловно, простой народ, рабочие, сельские труженики, вменяемая интеллигенция, партийные работники, военные и чекисты, видели необходимость перемен в стране. И в политическом устройстве государства, и в экономических преобразованиях. Но только не развал Союза. Что подтвердил и референдум, прошедший в марте. А дальнейшие события развивались стремительно. Как снежный ком с горы.

Что вообще происходило в лагере демократов? Утром 19 августа в восемь часов утра на дачу к Ельцину приехала большая делегация его сторонников, в основном из Межрегиональной депутатской группы. Все они были сплочены одним желанием: уничтожить ненавистный им Советский Союз, а если получится, то и Россию.

Хотя, конечно, сами были очень сильно напуганы. Они ведь отчетливо понимали, какая участь их может ждать, поскольку все являлись, по сути, государственными преступниками и изменниками. Уж Сталин бы, по крайней мере, с ними не церемонился. Тем более что в стране была практически военная, ну, или предвоенная обстановка. А враг был не только у порога, но уже внутри дома, включая их самих. Это были Бурбулис, Старовойтова, Попов, Станкевич, Козырев, Афанасьев и иже с ними.

Они подняли своего кумира на нетвердые ноги и повезли в Москву. Для использования «тела» в агитационных мероприятиях. Потом водрузили его на танк возле Белого дома, где он начал толкать речи и разбрасывать заготовленные листовки. Может быть, этот факт и не являлся решающим для захвата власти демократами-проза-падниками, но вялая, беззубая линия поведения ГКЧП с «мертвыми танками» на улицах сыграла свою роль.

Народ начал выходить из своих домов, особенно неустойчивая молодежь, интеллигенция с кукишами в карманах, потомки троцкистов, антисоветчики, просто уголовники, патентованные алкоголики и психически нездоровые люди. Всех их можно отнести к разряду недалеких в умственном развитии или попросту природных романтиков, латентных бузотеров. Были среди них, конечно, и искренно верящие в счастливые перемены к лучшему.