И даже не известила об этом своего мужа-прапора. Утанбаев ходил неподалеку кругами, как разъяренный барс с Иссык-Куля. Алексеев вместе с Нестеровой вновь отправился в библиотеку. Через минуту из ее дверей вышла заложница-библиотекарша. Все с облегчением выдохнули.

Ну, а Полетаев, как и обещал, сдался через час. Грачев предупредил начальника колонии, чтобы к нему не были применены никакие избыточные репрессивные меры. Особое внушение в этом же смысле потребовалось и для генерала Асанткулова.

– Я буду контролировать судьбу Полетаева и Нестеровой даже из Москвы, – предупредил их обоих Грачев. – И если с ними что-то случится, это будет не в ваших интересах. Погоны слетят тут же, «на щелчок».

– А я что? Я ничего, пусть живут, обещаю, – ответил киргизский генерал.

– И мы будем добиваться, чтобы Полетаев был отправлен отбывать свой срок и дополнительное наказание в другую колонию, уже на территории России, – добавил Алексеев.

Какова же дальнейшая судьба Полетаева? Грачев и Алексеев следили за ней, их интересовали его дальнейшие злоключения. Тут действительно была замешана роковая любовь и ревность. Отбывал он свой срок уже в российской колонии в Мордовии. Настя Нестерова переехала туда же. Она к этому времени развелась со своим киргизским барсом-Отелло, от которого немало пострадала в своей предыдущей «киргизской жизни». Через два года Полетаев вышел по УДО на свободу и попал прямо в объятия своей любимой, которая поджидала его у ворот тюрьмы.

«Поющие в терновнике» русские Эсмеральда и Квазимодо наконец-то счастливо соединились… Эта история еще ждет своего писателя-романиста наподобие Боборыкина или Загоскина.

Задачей следователя было «прощупать», «просветить» Житникова со всех сторон как рентгеном. Что он сейчас собой представляет? Изверившегося, запутавшегося человека, подошедшего к последней черте, или сохранившего трезвый ум, волю, энергию действия? Почему явился на Лубянку добровольно, с повинной? И можно ли на него рассчитывать в дальнейшем? В игре с МИ-6? Ответа на эти вопросы он пока не знал.

– В начале девяностых годов, когда все катилось в пропасть, Горбачев упорно, с тем же самолюбованием и самоупоением продолжал держаться за власть, – после чаепития и в развитие откровенного и полезного разговора с Житниковым произнес Грачев. – И редко серьезно обращал внимание на нашу информацию из КГБ о негативных процессах в стране. А процессы эти были просто катастрофические. Но у него была заготовлена всегда одна и та же фраза на все наши докладные записки: «КГБ драматизирует обстановку».

В то же время у нас уже имелась масса свидетельств и доказательств, что процессы сепаратизма в союзных республиках поддерживались западными спецслужбами. Советниками, инструкциями, долларами. Пропагандой здесь и там. Шла тонкая игра на национальных чувствах, разжигание низменных инстинктов, фальсификация прошлого. Местная элита охотно шла этому навстречу в предвкушении дележки большого вкусного «пирога». Государственной собственности. Вы и ваши друзья разве не прикладывали к этому руку?

– Я – нет. За других не отвечаю. Мой бизнес начинался с закупки и продажи компьютеров.

– Ну, допустим. Но уж ваши демократические младшие научные сотрудники и комсомольские инструктора – точно. Например, Ходорковский, с которым вы вместе работали в Бауманском райкоме комсомола. Как-

то уж очень быстро они присосались к нефтяным и газовым скважинам. Вернее, дали присосаться.

– Ну, это вопрос спорный. Просто они оказались умелыми кризисными и креативными менеджерами в трудное для страны время.

– Себе-то, Анатолий Львович, не лгите. Их назначили олигархами. Надо было как можно скорее создать класс собственников, преданный власти. Нынешнее сословие богачей появилось «из ниоткуда». Все их капиталы не были заработаны и не достались им по наследству. Они были «назначены» «назначенцами». А по сути, отобраны у народа и присвоены неправедным путем, и в этом ни для кого нет никакого секрета.

Житников не стал возражать. Видно, сам чувствовал правоту Грачева, поскольку хорошо знал всю эту дьявольскую кухню.

– А к завершению перестройки, – продолжил контрразведчик, – идеологическая обработка продажными СМИ и зарубежными спецслужбами советских граждан достигла своего апогея. И большинство людей искренно поверили в добрые и заботливые отношения к нашей стране со стороны западных стран, особенно США. Ведь повседневно, из каждого утюга утверждалось, что у СССР больше нет врагов, вокруг одни лишь друзья. А западные демократы готовы помочь нам построить счастливую богатую жизнь. По своему образцу и подобию. И одновременно подвергались критике все стороны советской действительности. Помните эту оголтелую пропаганду?

– Помню, – хмуро согласился Житников. – «Сто сортов сыра и колбасы, а главное – туалетная бумага! Вот бы и у нас так».

– Да, туалетная бумага для демократов – это как свет в окошке… В это же время параллельно на самом высоком чиновничьем уровне был запущен механизм перекачки денег из государственного кармана в частный. Издавались негласные распоряжения для вывода золотых запасов за границу. Уж мы-то об этом хорошо знаем…

По секретному указу Госбанка СССР была налажена торговля валютными запасами страны. Несмотря на заоблачную инфляцию, иностранная валюта продавалась «своим» структурам по фиксированному курсу. Доллар, к примеру, стоил 62 копейки, как вы помните. Когда Союз распался, на остатках Госбанка вдруг, как грибы, выросли частные банки: «Столичный», «Менатеп», «Империал», «Инкомбанк» и многие другие. Все они потом благополучно лопнули, но сделали свое дело: кого надо сказочно обогатили.

– Забыли еще сказать про финансовые пирамиды, – усмехнулся Житников. – Издержки демократии…

– Издержки? Хороши издержки. Миллионы людей разорились. И так-то ничего не было, но еще последнее из закромов выгребли. Сколько потом последовало самоубийств? Никто не считал.

– Не надо было ловиться на пустышку. Это менталитет русского народа – желание жить на печи и ничего не делать, как в сказке про Емелю-дурака.

– Ну, это вы своим дружкам-банкирам расскажите. Которые захватили не только финансовые средства, но бесплатно огромную собственность – здания, имущество, дома отдыха. А также самое главное – вклады клиентов, советских граждан, от обязательств перед которыми новоявленные толстосумы тотчас же отказались. «Это не мы, это Госбанк». Афера, достойная акул с Уоллстрит. Та же история и с профсоюзами. У них собственность была по всему Союзу, и какая! Санатории, детские лагеря. И где это все сейчас, у кого?

«Рука рынка» залезла в карман государства и приватизировала крупные и средние заводы, предприятия, недра, средства массовой информации, все, до чего могла дотянуться. Ввела и узаконила частную собственность, вырастила в колбах и пробирках «своих» олигархов, из числа, в основном, комсомольской и партийной номенклатуры, прибрала к себе и силовые структуры, создала целую армию охранников, вооруженные ЧОПы, чтобы спокойно спать, не опасаясь народных возмущений и голодных бунтов. Так произошло изменение общественного строя. А вернее, контрреволюция, спустя 74 года после Октября семнадцатого.

Житников вяло возразил:

– Да ведь всякая смена общественной формации, как ни крути, всегда связана с потрясениями и переделом собственности. Мировая история этому хорошо учит. Разве у нас могло быть как-то иначе?

Грачев ответил не сразу.

– Может, и могло. А может, вообще не надо было ничего ломать? Идти эволюционным путем. Взгляните на Китай. На его стремительный экономический рост при сохранении политической системы.

– Да, но там была площадь Тяньаньмэнь и две тысячи студентов, задавленных танками. Большая кровь.

– Крови и здесь хватало. И еще неизвестно, когда она прекратится. Гражданская война в Чечне все еще продолжается. Вся перестройка и контрреволюция привели, в итоге, к раздербаниванию государственного имущества и природных недр. И все, весь смысл в этом. То есть почти все, кто обладал хоть какой-то властью, использовал ее для личного обогащения. Или своих близких. При таком раскладе, как говорят преферансисты, и прикуп не нужен. Или, как высказался когда-то испанский диктатор Франко: «Своим – все, остальным – закон».