– А я вам не подчиняюсь, – с вызовом ответил Асанткулов.

Тогда вмешался подполковник Алексеев, решив блефануть:

– Директор КГБ Крючков дал нам особые чрезвычайные полномочия. И вы со всеми вашими сотрудниками переходите в подчинение полковника Грачева. Показать соответствующее секретное распоряжение? И знайте еще, что в Москве ветер подул в другую сторону. Скоро во всем СССР будет наведен строгий жесткий порядок. Киргизии тоже не поздоровится.

Асанткулов несколько смутился, подумал и с неохотой выдавил из себя:

– Ладно, будь по-вашему. Тогда распоряжайтесь здесь сами. А я умываю руки.

– Только с мылом, – бросил ему вслед Алексеев.

Потом они ознакомились с затребованной характеристикой Полетаева. Она оказалась положительной, нарушений режима не было. В колонии ему оставалось отбывать наказание всего полгода. Зачем было захватывать заложницу? Картина вырисовывалась странная. Мотивы заключенного понять трудно. Нервный срыв? Или что-то другое?

– Кстати, Олег Карлович. Что вы собирались показать Асанткулову, если бы он стал настаивать на предъявлении «секретного распоряжения Крючкова»? – поинтересовался Грачев с улыбкой.

– Фигуру из трех пальцев, – ответил тот, усмехнувшись. – Они точно как малые дети, всему верят. Но дети порой очень жестокие и коварные.

– Вы правы. Что предлагаете по ситуации?

– В прошлом году у меня была подобная ситуация в Смоленске, где я работал в местном КГБ, до перехода в Центр. В местной тюрьме шесть отпетых рецидивистов разоружили конвой, захватили трех сотрудниц колонии и двух охранников, забаррикадировались с ними в одном из помещений. На переговорах выдвинули требование, чтобы им предоставили один миллион долларов, автомашину и свободный выезд за рубеж. В противном случае грозились убивать заложников каждые полчаса. Произвели за дверью несколько выстрелов. Обстановка там складывалась куда как хуже этой.

– И как вышли из ситуации?

– Предложил преступникам обменять себя, полковника КГБ, на захваченных заложников. Рецидивисты согласились на такой обмен. После того как я переместился к заключенным в их укрытие, они через час отпустили перепуганных женщин. Охранников пока оставили при себе. Потом, еще через час, и их отпустили. А еще через полчаса мы уже вышли вместе.

– Я не сомневаюсь, что вы человек смелый и решительный, но запрещаю вам это делать.

– Сергей Витальевич, я заканчивал факультет психологии МГУ. И психиатрическое отделение в первом меде. Моя кандидатская посвящена теме особенностей психики преступников.

Помолчав, он добавил:

– Кроме того, добросовестно посещал семинар «Методы общения с уголовным элементом» на Высших курсах КГБ в Минске и проштудировал от корки до корки пособие «Асоциально-преступная сфера русского языка в речевой палитре криминальной России», где собрано более шести тысяч слов и понятий, которые существовали ранее и существуют поныне во всех «блатных словарях».

Грачев, признаться, этот спецсеминар на курсах часто игнорировал, думал, не пригодится. Сейчас с любопытством спросил:

– И какой же арсенал знаний из этого пособия вы применили? Пасть порву, моргалы выколю?

Алексеев усмехнулся:

– Это устаревшие словосочетания, не катят. Можно, например, так, чтобы встать на один уровень с уголовниками: «Слышь, бродяги, заманухи тут нет, не тот я фраер, чтобы вас лечить, дурку-то в скворечне не включайте. Да любой босота, блатота или хоть активист из пернатой стаи будет только лупетками брызгать, когда расцокают, что я до вас имею. Потому как в масть, в цвет и в жилу, а не фуфел тарахчу в падло, по ништяку, короче. Отвечаю рубль за сто, чичи-гага!».

Грачев посмеялся. Алексеев продолжил:

– Иногда можно вести менее «ласковый», но предметный деловой разговор. Включить у преступников разум, нивелировав эмоции. Найти в сердце и душе самое слабое место. Если позволяет время. По-всякому можно вести переговоры, главное, достигнуть положительного результата. После того как смоленские преступники прониклись ко мне определенным доверием и расположением, а может быть, даже и уважением, я обрисовал им дальнейшую перспективу в случае продолжения требований. Они разоружились и сдались.

Грачев тоже с уважением посмотрел на него, не ожидая таких «блатных способностей». Алексеев добавил:

– Я умею убеждать и договариваться с собеседниками, «перетягивать их на свою сторону», проще говоря, по-нашему, вербовать. Поэтому меня и позвали в КГБ. И я прошел многие горячие точки в обоих полушариях Земли, от Анголы до Никарагуа. А на то, чтобы расположить к себе тех смоленских уголовников, мне хватило двух часов. Тут же всего-навсего один, явно запутавшийся или доведенный до отчаяния человек.

– А причина этого?

– Думаю, в администрации колонии. Возможно, в постоянных издевательствах, насилии, пытках. Ведь он не их национальности.

– Я тоже склоняюсь к этой мысли, Олег Карлович. Вероятно, дело в том, что если Полетаев останется жив, то в процессе разбирательства могут вскрыться кое-какие нежелательные для администрации колонии факты. Поэтому и вызвали снайперов. А мертвый он безопасен.

– Мертвые не потеют, – усмехнулся полковник.

– Ну что ж, теперь я вижу, что вы хороший переговорщик, меня вы тоже убедили. Давайте, попробуем.

Полковник Грачев взял руководство операцией на себя. Киргизские правоохранительные органы подчинились, памятуя о «секретном распоряжении Директора ФСБ Крючкова». Алексеев отправился к тюремной библиотеке, где забаррикадировался Полетаев с женщиной.

Была опасность, что снайперы, по распоряжению Асанткулова, все-таки начнут стрелять. Для киргизского генерала-чекиста это было бы идеальным выходом из критического положения. Изрешетить пулями Полетаева, библиотекаршу, а заодно и полковника Алексеева по ошибке. Но что тогда делать с оставшимся Грачевым? Впрочем, что-нибудь и насчет него придумал бы.

Поэтому Грачев, в первую очередь, велел снайперам сложить на землю в одно место все винтовки и даже не прикасаться к ним, а Асанткулова, когда тот стал возражать, вообще отправил куда подальше из зоны оцепления. В эротическое путешествие на три буквы.

Переговоры Алексеева с Полетаевым длились полчаса. Поняв, что перед ним московский чекист, а не местный, он не стал выдвигать никаких требований, а просто начал жаловаться на жестокое обращение в колонии с русскими заключенными. Перечислял фамилии охранников, работников администрации, вольнонаемных. Все – киргизы, ни одного русского. Если и были, давно уволили.

Особенно, по его словам, зверствовал один прапорщик, Утанбаев. Полетаева преследовал и избивал почти каждый день, без всякого повода. Вот он сегодня не выдержал и отправил его в нокаут. Бывший боксер все-таки. А сидит здесь, потому что отказался выступать за сборную Киргизии на международных соревнованиях. Дело его сфабриковано. Подставили, подкинули наркоту. А они сами на ней все и сидят, тот же Утанбаев.

Потом Полетаев неожиданно попросил обменять заложницу-библиотекаршу на сотрудницу колонии, врача Анастасию Нестерову.

– Зачем менять одну женщину на другую? – поинтересовался Алексеев.

– Надо. А потом я добровольно сдамся.

Возвращаясь с его предложением обратно, Алексеев решил, что не иначе, как тут замешана любовь. Еще один «тюремный роман», как было в известном советском фильме. Грачев, выслушав Алексеева, позвал начальника исправительного учреждения. Тот подтвердил, что у них действительно работает такая вольнонаемная женщина. Врач. Замужем за прапорщиком колонии Утанбаевым. Характеризуется положительно.

– Вот и причина, – сказал Грачев Алексееву. И обратился к начальнику колонии, застывшему в почтительной позе перед новым «главным баем», приехавшим из самой Москвы: – Надо уважить желание Полетаева.

Сразу же все бросились искать эту Настю. Она в слезах сидела в своем врачебном кабинете.

Женщину не пришлось долго уговаривать занять место заложницы, она согласилась на это радостно и быстро.