— Справедливо, — смеется Хонг.
Альбукерке, 2001 год, полицейское управление
— Поздравляю с переводом, офицер… Араи, — иногда Масамунэ кажется, что еще пара месяцев, и он привыкнет к неловкой заминке перед своей фамилией и к еще более длинной и неловкой — перед именем. Но проходит почти десять лет, а он все еще подавляет желание закатить глаза. Каждый гребаный раз.
— Можно офицер Мун, если так будет удобнее, я уже привык, — он позволяет себе небрежную улыбку.
Мун, или Муни — его новое “белое” имя с девяносто первого, когда он оказался в армии. Японское “Масамунэ Араи” оказалось одинаково сложным и для белых, и для латиносов. Потерпев какое-то время всевозможные варианты коверкания собственного имени, Масамунэ смирился с коротким и звучным американским вариантом. В конце концов, у Джеки Чана тоже другое имя от рождения.
— Спасибо, дружище, — огромный черный парень одаривает его широкой дружелюбной улыбкой, — со мной проще, я Логан, Логан Прайс, теперь будем работать вместе.
Никакой агрессии Логан не вызывает, и Масамунэ немного расслабляется.
— А где твой предыдущий напарник? — копы в Альбукерке погибают непозволительно часто, но все равно не хотелось бы начинать работу в отделении с чуваком, потерявшим друга.
— Остер? — Логан невольно морщится, — этот макаронник по уши вкопался в свое прикрытие пару лет назад, теперь появляется редко. Руководство решило, что мне надо поработать с кем-то еще, кто пока не связан с местной мафией. Все остальное — закрытая информация, без обид.
Масамунэ лишь кивает. Итальянская мафия, “макаронники” — еще одна проблема Альбукерке наравне с мексиканскими бандами и наркотрафиком из южной Америки, эту заразу просто невозможно истребить, хоть они и пытаются. Пока Масамунэ несколько лет работал патрульным и забирал у незадачливой шпаны незарегистрированное оружие, процентов двадцать стволов выглядели похожими, как близнецы, и уверенно вели именно к итальянцам.
— Слышал и сталкивался, — Масамунэ ухмыляется, — хорошо, что там работает кто-то из своих.
Логан показывает ему его стол, и Масамунэ опускает на него коробку со своими немногочисленными пожитками. По привычке тянется пригладить волосы, но вовремя одергивает руку, мысленно чертыхнувшись — десять лет прошло, а он все так и поправляет несуществующий уже хвост, который пришлось срезать еще в учебке.
Альбукерке, 2001 год, клуб “Мягкая лапка”
Мэй забегает в гримерку и с грохотом опускает спортивную сумку на стол.
— Опаздываешь, красавица, — Сатоши неодобрительно цокает языком, — я понимаю, что ты прима-балерина нашего театра, но все же…
— Заткнись, енот, — Мэй тепло целует его в щеку и достает из сумки стрипы, украшенные янтарными стразами, — просила починить каблук сегодня до пяти вечера, но когда Мигель меня слушал…
— Лисичка поранила лапку? — Сино смеется собственной шутке, разглядывая уже целые туфли.
— Господи, девочка, время девять, а ты уже накачалась? — Мэй сокрушенно качает головой, — ты вообще бываешь трезвой?
О способности Сино употреблять наркотики в их клубе ходят легенды; милая маленькая японка в состоянии выступать даже в самом невменяемом состоянии, поэтому ее до сих пор не уволили, но вообще не употребляющая Мэй все равно надеется однажды вернуть ее на путь здоровья и заботы о своем теле.
— Не бузи, лисичка, — Сатоши задорно подмигивает и возвращается к рисованию полосок на своем лице, — Сино сегодня будет змеей, сможет ползать по сцене.
Мэй закатывает глаза и достает собственную косметичку. Отца хватит удар, если он узнает, где Мэй работает, но в стриптиз-клубе для фурри-дрочеров платят отлично, а клиенты всегда оставляют щедрые чаевые хитрой рыжей лисице.
— Змея, — Сино с трудом фокусируется на Сатоши, — отличная идея.
— У меня всегда отличные идеи, куколка! Перекроем зелеными и синими чешуйками твою уставшую потасканную мордашку.
— Полегче, дружок, — Сино снова смеется, — не такая уж она и потасканная.
— Она была не такой потасканной после твоего прошлого путешествия в рехаб, а сейчас ты выглядишь полумертвой. Впрочем, для змеи как раз подходит. Садись поближе…
Пока Сатоши ловко приклеивает блестящие чешуйки на лицо Сино, Мэй привычными движениями накладывает тени, удлиняя свои глаза к вискам. В отличие от Сино, ее амплуа вот уже пару лет не меняется — посетители любят лисицу-кицунэ, многие приходят посмотреть только на нее.
Владелец клуба — один из местных мафиози, и у Мэй с ним самые теплые отношения, какие можно себе представить между стриптизершей и крестным отцом. Флавий появляется редко и никогда не пристает, объясняя это тем, что у него более традиционные предпочтения, и животные его не возбуждают. Но у старика великолепная чуйка на деньги, и клуб он держит именно ради них. Делать что-то ради денег и дела — позиция, максимально понятная и близкая Мэй. Флавий каждый раз отмечает ее мастерство и без вопросов отпускает на любые мастер-классы по танцам: понимает, что она вернется.
— Как дела у Хонга? — спрашивает Мэй. Сатоши работает в клубе только ради него и оплаты его обучения, тоже не позволяя себе ничего лишнего. Именно из-за его принципиальности они в свое время и подружились, идя каждый к своей цели.
— О, все просто великолепно! — глаза Хонга вспыхивают чувством, которое Мэй еще не доводилось испытать. Кажется, это любовь. — Победно идет к завершению очередной сессии и уже получил пару предложений насчет стажировки.
Мэй одобрительно хмыкает, натягивая рыжий пушистый жилет.
========== Глава 3 ==========
Альбукерке, настоящее время, 2002 год
— Эй, Муни, принимай дело! — Логан выглядит подозрительно довольным.
— Что там? — Масамунэ устало трет глаза. Он полночи писал отчет для начальства и сейчас мечтает только о кофе, а не о новом преступлении.
— Убийство, — Логан хмыкает и движением фокусника достает из-за спины стакан с кофе и шуршащий пакет, пахнущий выпечкой.
Кофе Масамунэ с благодарностью принимает, но, заглянув в пакет, не может сдержать стон разочарования. Логан опять принес гребаные пончики. Еще с будней патрульного Масамунэ не понимает, какого хера все полицейские так тащатся от пончиков. Впрочем, возражать он не пытается, ограничиваясь лишь обжигающим черным напитком. Логан хмыкает и тянется за пончиком.
— Прости, моти в забегаловке на углу не продаются, — поддевает он Масамунэ.
— Пошел в жопу, Прайс, — дружелюбно реагирует Масамунэ и тянется за бумагами.
Убит какой-то мальчишка, всего девятнадцать лет, и место, Трамбулл вилладж, уже говорит о том, что если они не раскроют это дело за неделю, то не раскроют его никогда.
— Орвон Хиггс? Что за имя такое дурацкое? — Масамунэ спрашивает просто для того, чтобы хоть что-то спросить, пока пытается сообразить, чья банда орудует в том районе.
— Кто бы говорил, Муни, — ржет Логан. — Но имя вроде индийское. Думаешь, это может иметь значение?
— Думаю, значение будет иметь то, что застрелили его в Трамбулле, и мы задолбаемся уговаривать свидетелей хотя бы открыть нам двери. Я удивлен, что кто-то вообще вызвал полицию, — шею после долгого сидения на неудобном стуле нещадно ломит, и о поездке в один из самых неблагополучных районов Масамунэ думает почти с ненавистью.
— Давай, детектив, попытка не пытка, — Логан хлопает его по плечу, и вместе они выходят под палящее солнце.
***
Как Масамунэ и предполагал, двери им открывают крайне неохотно, если открывают вообще. Никто ничего не видел и не слышал, как обычно.
— У тебя здесь есть информаторы? — спрашивает Масамунэ, и Логан, кивнув, достает телефон и отходит.
Через минуту он возвращается к Масамунэ.
— Я отъеду ненадолго, справишься тут без меня? — Масамунэ кивает и на всякий случай проверяет табельное оружие.
Со следующим домом ему везет — двери открывает пожилая латиноамериканка.
— Вы говорите по-английски? — на всякий случай уточняет Масамунэ. Испанский он знает еще со школы, но на родном языке общаться привычнее. Мысль о родном языке вызывает усмешку: дома отец заставлял говорить на японском, за что в школе маленькому Масамунэ, говорившему «табэру» вместо «обедать», частенько прилетало.
