Это становится интересным — Такао знает, что Мэй почти не пьет; значит, произошло что-то исключительное.

Нимало не смущаясь, Мэй со стаканом опускается в кресло Такао и смотрит на стакан с виски ровно так же, как несколькими минутами ранее делал сам Такао.

— Помолчим? — спрашивает Такао, — или поделишься, что привело тебя сюда в такой час?

За окном стоит глубокая ночь. Мэй сегодня не выступает, очевидно. Что-то выбило ее из колеи и заставило приехать к нему вместо того, чтобы отдыхать и набираться сил перед новым днем.

— Я помогу тебе, Такао, — говорит она, сделав глоток виски и поморщившись, — убийство Флавия ничего тебе не даст, кроме, разве что, успокоения собственного эго. А вот расшатать его финансовую систему будет более чем полезно.

Такао подходит и садится на пол у ее ног. Умная, красивая и честолюбивая — теперь к списку можно добавить и “обладающая полезной информацией”.

— Чем ты можешь мне помочь, стриптизерша из фурри-клуба? — он намеренно давит на ее честолюбие, раззадоривая и не показывая свою заинтересованность. Но она все равно видит.

— Не выделывайся, белый тигр, — устало просит она, — вы копаете, но ничего не можете найти. За три года я повидала достаточно, чтобы сделать определенные выводы. Ни один инспектор никогда не совался в “Мягкую лапку”, хотя всем известно, что Кассий Флавий имеет огромные доходы от нелегального бизнеса. Через клуб он отмывает деньги.

— Что у тебя есть? — прямо сейчас Такао готов растечься у ее ног покорным щенком, если она поможет избежать открытого кровопролития и лишних жертв.

— Черная бухгалтерия, — коротко отвечает Мэй и делает очередной глоток. — Какая-то часть у меня в сумке, но все за раз я вынести не смогла. Впрочем, все вам и не понадобится, верно? Достаточно пары подозрительных строчек, чтобы инициировать проверку.

— А как же твоя преданность Кассию Флавию? — как ни странно, Такао ей верит. С самого начала она демонстрировала, что готова отвечать за все свои слова. — Ты готова пойти по головам?

Мэй коротко усмехается, прежде чем посмотреть ему в глаза сверху вниз.

— Побежать.

***

Просматривая бумаги, пока Мэй дремлет у него в кресле, Такао понимает, что нашел рычаг, который давно искал. Знал бы он раньше, что достаточно соблазнить стриптизершу из клуба Флавия… Правда, другая могла и не согласиться помогать. Или ей не достало бы способностей — все же Мэй умело воспользовалась своей репутацией и доверием Флавия, чтобы пролезть в офис клуба.

— Мэй, — Такао осторожно прикасается к ее колену, и она моментально открывает глаза. — Почему ты решила помочь? Я не поверю в россказни про японскую кровь и внезапно взыгравшие чувства.

Мэй звонко смеется, глядя на него блестящими глазами.

— Какие чувства? Просто мы с тобой из одного теста, — она какое-то время молчит, а затем добавляет уже тише, — а точнее, из одного дерьма.

Объяснение неприятное, но максимально точное. Точное, как и вся Мэй с ее великолепной техникой танца, упорством и видением своих целей. Наверное, они и впрямь похожи.

— Значит, будем вместе, — говорит Такао.

— Будем, — соглашается Мэй.

***

Кассий выходит на улицу и потягивается всем телом. Рикс отрывается от отчетов и осматривает его с ног до головы. Старик выглядит намного лучше, будто своей могучей волей заставил болезнь отступить.

Рикс думает о том, что пора сворачиваться. Это были занимательные и весьма полезные несколько лет, но возможная открытая война банд… Остановить, а лучше, предотвратить ее он может, только вновь надев форму и прицепив к поясу значок.

Забавно, как может измениться человеческая мотивация под давлением обстоятельств. Изначально Рикс согласился на работу под прикрытием, потому что хотел увидеть и понять отца Паулины. Но, проникая все глубже во все аспекты работы итальянской семьи, Рикс может с уверенностью сказать: увидел и понял, Паулина отошла на второй план, а затем и воспоминания о ней подернулись дымкой пепла. Зато остался Кассий, который направлял, обучал и по-своему заботился о Риксе.

Уходя сейчас, Рикс чувствует себя последним подлецом, который бросает своего отца и наставника. Новость о том, что преемник оказался копом, разобьет старику сердце. Затем встанут на места разрозненные кусочки мозаики, и станет понятно, что не во всех бедах виноваты японцы или латиносы; просто Кассий Флавий сам подпустил и доверился предателю. Думая о себе, как о предателе, Рикс невесело ухмыляется. Он годами старательно собирал все ниточки и всю возможную грязь, которая позволит упечь десятки людей за решетку. Почему же тогда так мерзко и тоскливо на душе, когда он приблизился к завершению вплотную? Почему переживает за Кассия, за Лабеля; даже за Августу, черт ее подери! За Паулину Рикс не переживает: она находится на другом материке, вышла замуж и теперь воспитывает маленькую дочурку.

Почему-то ни старшие по званию полицейские, ни психологи не предупреждали о том, что, натягивая маску преступника, Рикс настолько срастется с ней, что отдирать придется с мясом. Или предупреждали, а он не слушал, ослепленный жаждой приблизиться к Кассию Флавию и ударить по нему изнутри?..

— О чем ты так глубоко задумался? — Кассий окликает его, и Рикс вздрагивает, выныривая из своих размышлений.

— Сравниваю цифры, — Рикс вымученно улыбается, кивая на бумаги. — Как ты себя чувствуешь?

— Живым, — усмехается Кассий, — и способным по-прежнему сворачивать горы.

***

Масамунэ в очередной раз пересматривает документы, когда ему звонит Такао.

— Спустишься? Я рядом с участком, у меня кое-что есть.

Масамунэ выходит на улицу и щурится от яркого солнца. На парковке он замечает черный корвет и направляется к нему — раз Такао приехал сам, значит, дело срочное, и лишние свидетели им точно ни к чему; затонированные стекла машины Такао будут как нельзя кстати.

Когда Масамунэ садится в машину, Такао разворачивается к нему.

— Нынче не рождество, но я с подарками, — он усмехается и протягивает Масамунэ папку с документами, — разворачивай скорее, мой дорогой друг.

Масамунэ закатывает глаза, но все же открывает папку. С первых же строчек становится понятно — это именно то, что нужно.

— Это же…

— Неофициальная бухгалтерия “Мягкой лапки”, да, — в глазах Такао сквозит неприкрытое удовольствие, — через клуб, такой неприметный, такой специфический, макаронники отмывают миллионы.

— Где ты это взял? — Масамунэ листает страницу за страницей и раздумывает о том, кто из судей быстрее подпишет ордер на обыск.

— Одна лисичка на хвосте принесла, — смеется Такао, — Мэй Накамура решила нам помочь.

— Накамура Мэй, — автоматически поправляет его Масамунэ, — подожди, откуда ты знаешь ее фамилию?

— Ты правда считаешь, что я просто приму на веру информацию от стриптизерши, не пробив перед этим по ней все, что возможно? — Такао удивленно поднимает бровь. — разумеется, я выяснял.

— И как? — Масамунэ не узнавал о Мэй ничего.

— Ничего особенного, — Такао хмыкает, — родилась в Иллинойсе, переехала в Альбукерке, когда мать заболела. Мать умерла от рака, отец — обычный работяга, автомеханик, честный человек. Хотя в конце восьмидесятых он получал компенсацию за своего отца, такую же, какая была у твоего деда и у Чонгана.

— И что? — не понимает Масамунэ, — правительство США выплачивало деньги всем японцам, пострадавшим в сороковых.

— В конце восьмидесятых дед Мэй уже умер, — задумчиво тянет Такао, — но, судя по тому, что жили они довольно скромно, а Ичиро Накамура работал и продолжает работать на нескольких работах, та выплата пошла на лечение матери Мэй. Иронично, правда? Не на обучение любимой талантливой дочери, а на попытку продлить агонию жены.

— Почему тебе обязательно постоянно демонстрировать, какой ты мудак? — морщится Масамунэ, — есть множество случаев, когда рак побеждают или хотя бы выводят в ремиссию.

— Как бы то ни было, — Такао пропускает мимо ушей его замечание, — чуда не случилось. Мэй танцевала с самого детства, собирала все возможные и невозможные награды, но при поступлении ей это не помогло. Ее место занял другой представитель нацменьшинств. Когда я это узнал, то захотел познакомить ее с Чонганом — как минимум одна общая черта у них есть точно.