— Не надо, — попросил Айден, отводя взгляд. — Все было не так плохо, как ты думаешь. Не у всех, по крайней мере. Просто мой учитель, тот, кому я принадлежал в Дын Марве, был… немного странным. Мы не всегда понимали друг друга. Не стоит об этом вспоминать.

— Как скажешь, — нехотя отозвался Ламберт, подавляя злость на какого-то неизвестного ему ведьмака, который причинял боль Айдену. Его Айдену. Он постарался отвлечься, помня, как крепко они связаны эмоционально. — И часто вы зимовали с Эмрасом?

— Поначалу часто, — Айден охотно поддержал смену темы. — Когда я поверил ему, он старался постоянно находиться рядом. Ездил со мной весь сезон, потом затаскивал на свои зимовки. Будто хотел убедиться, что я не передумаю, — он усмехнулся, глядя в низкий потолок. — Безарта это немало бесило.

— Почему? — полюбопытствовал Ламберт, больше для поддержания беседы. — Он тоже ревновал?

— Вряд ли, — Айден перевел на него взгляд, будто любовался. — Ну, может, немного. Но скорее всего, ему не нравилось, что рядом с Эмрасом находится ведьмак сомнительных душевных качеств. Мне пришлось приложить много усилий, чтобы убедить его в обратном. Тем более что переосмысление происходило медленно.

— Но ты справился? — полуутвердительно спросил Ламберт.

— Он никогда не стал мне другом, — Айден снова уставился в потолок. — Терпел из любви к Эмрасу и только. Мы были слишком разные, чтобы сойтись. Что могло связывать сына купца и ведьмака?

— Ну, с Эмрасом они нашли общий язык, — напомнил Ламберт. Он чувствовал, что Айдену нравится направление разговора. Он вообще любил вспоминать своего учителя. — Как вообще это вышло?

— Эмрас не распространялся о подробностях, — в задумчивом взгляде Айдена отразились призраки прошлого, далекие и полузабытые. — А я не особенно интересовался. Мне было достаточно видеть, что происходит между ними. Остальное казалось неважным.

Он замолчал, нашел ладонью пальцы Ламберта и прикрыл глаза, всем видом выражая спокойствие и умиротворение, повторяющее настроение его души, которое, казалось, наполняло всю маленькую землянку. Ламберт смотрел на его лицо и подмечал морщинки в углах глаз, у крыльев носа, горькую складку у рта, сейчас почти незаметную, бороздки на лбу.

— Сколько тебе лет? — вырвалось у него. Почему-то вдруг показалось очень важным узнать про Айдена все, что возможно. Все, что он еще не знал, и все, что мог узнать. Эта потребность зародилась где-то в глубине груди и глухо, но настойчиво требовала спрашивать и слушать, напитываясь Айденом, его прошлым, его жизнью.

— Никогда не считал прожитые годы, — Айден открыл глаза, мягко улыбнулся. — Много. Я хорошо помню первый переворот в Нильфгаарде, когда свергли отца нынешнего императора. К тому времени я уже пару десятков лет был на Пути. Если это можно было так назвать, — вздохнул он. — Спрос на наемников тогда был очень велик, и многие из нашей Школы отправились на Юг.

— Значит, ты чуть старше Геральта, — задумался Ламберт. — Думаю, вы нашли бы общий язык. Особенно с Эскелем. И Весемиром.

— Хочешь познакомить меня со своей семьей? — тихо рассмеялся Айден.

— Иди ты, — буркнул Ламберт, растерявшись. Звучало и впрямь глупо.

— Жаль, я был бы не против, — Айден снова закрыл глаза, придвинулся ближе.

Ламберту не хотелось, чтобы он засыпал. Ему хотелось целовать теплые губы, чувствовать ладонью шрамы, слушать прерывистое дыхание. Ему хотелось любить. Ламберт испугался этого слова. Любовь. Разве ведьмаки имели право на любовь? Разве не ненависть была их постоянным спутником? Айден верил, что имеют. А Ламберт?

Он потянулся за ответом к единственному живому человеку на много миль вокруг, надеясь занять у него уверенности, откровенности и смелости. Смелости заглянуть в завтрашний день. Смелости называть вещи своими именами. Ему не нужно было занимать только всеобъемлющего, захватившего все существо чувства, удивительно сильного и хрупкого одновременно, разливавшегося по жилам нестерпимой и незнакомой нежностью. Этого чувства у него было с лихвой. Ламберт чувствовал настоятельную потребность поделиться им и, не в силах себе отказать, снова потянулся к улыбающимся губам.

========== 32. Покой ==========

В землянке зима ощущалась иначе. В отличие от огромного каменного замка, здесь всегда было тепло, вечерами, пока огонь не прогорал до углей, даже жарко. Земля надежно укрывала от метелей, а деревянная обшивка впитывала излишнюю влагу, создавая сухой уют. Иногда казалось, что очередная снежная буря наверху похоронит их, и тогда приходилось выбираться на поверхность и освобождать заваленный снегом вход. Но даже тогда замерзнуть по-настоящему было сложно.

Их одежда и волосы пропахли дымом, как и все вокруг, а еще телами друг друга. И желая убедиться, что он не один, Ламберт украдкой втягивал этот запах, хотя этой зимой на одиночество у него не было ни сил, ни времени. Охота, стирка, заготовка дров и приготовление пищи отнимали большую часть времени, и делить эти немногочисленные трудоемкие дела на двоих не имело смысла, хотя Айден и настаивал.

Ламберт вообще заметил со временем, что Айдену требовалось оставаться одному и, с привкусом разочарования, отпускал его. Сам Ламберт был вполне доволен тесным общением, но Айден старался хоть на короткое время уйти днем из землянки. Чаще всего предлогом становилась охота. На все предложения помочь и управиться быстрее отрицательно качал головой и просил его заняться собственными делами.

Тогда Ламберт впервые забеспокоился, не в тягость ли его общество, но Айден, уловив его настроение, спокойно объяснил, что не привык находиться с кем-то рядом постоянно, а потом добавил, что человеку следует иногда бывать одному. Поначалу Ламберт немного обиделся, но уже в середине зимы увидел смысл в этих словах. В замке ведьмаки собирались вместе только за завтраком и ужином, плавно переходящим в долгий теплый вечер, днем все их время отнимали неисчислимые заботы, которые только множились с течением времени — старые стены требовали много внимания. Сейчас же рядом почти постоянно находился Айден и, несмотря на сильную привязанность, Ламберт начал ощущать благодарность за возможность побыть наедине с самим собой.

Как-то вечером, разбирая запасы, оставшиеся от прежнего хозяина, они наткнулись на личные вещи Эмраса. Здесь нашлась хорошая рубаха, что немало обрадовало Айдена, серебряное кольцо, совсем крохотный кинжал с изящной рукоятью, книжица с плотными листами и несколько вышитых платков.

— Как тебя ждала, забирай, — криво усмехнувшись, Ламберт бросил тонкую рубаху Айдену. Он разложил вещи на шкурах и неторопливо рассматривал их, потягивая из глиняной бутылки самое настоящее фьорано, обнаружившееся в ларях.

— А тебе не нравится? — Айден аккуратно скрутил рубаху и убрал к себе в дорожную сумку, лежавшую в изголовье их импровизированного ложа.

— Да она через пару месяцев станет серой. — Ламберт с интересом разглядывал вышивку на платках. — Чтобы носить такое, нужно жить во дворце.

— Или чаще мыться, — отозвался Айден, растягиваясь на боку и глядя на рассыпанные мелочи. Он был в одних штанах, и его кожа тускло бронзовела в пламени очага.

— Куда уж чаще, — проворчал Ламберт. — Ты моешься почти как чародейки!

— А ты откуда знаешь, как часто моются чародейки? — вскинул бровь Айден.

— Знал одну, — Ламберт поймал заинтересованный взгляд и уточнил: — Недолго и не близко. Я не Геральт, чтобы бегать за ними.

— Ну, иногда они сами попадаются на пути, — усмехнулся Айден. — Помню, встретилась в лесной чаще целительница…

— И что она там делала, в лесной чаще? — с подозрением взглянул на него Ламберт. — А ты что там делал?

— Заказ выполнял, что же еще, — пожал плечами Айден. — А она там жила. Не спрашивай почему, я не знаю. Только ей там было очень скучно.

— И ты развеял ее скуку? — поморщился Ламберт.

— Можно подумать, ты бы отказался. Ничего особенного, на самом деле, — Айден потянулся к платкам. — Так как звали ту чародейку, что ты знал?