- Любит… – эхом откликнулась Женька, глядя на своё отражение в зеркале. Слово “люблю” она никогда не слышала от Вити, но уже смирилась с этим.

Тыльным концом расчески вытягивая тонкие пряди, девушка спустила их по высокой шее на плечи. Вокруг башенки волос была заколота из искусственных цветов прозрачная накидка, только перед Витей должная быть спущенной на лицо. Пока ее закололи шпилькой на макушке.

Женщины сгрудились вокруг, затихли, глядя на Женькино отражение в трюмо. Каждая думала о своем. Но размышления прервались резким трезвоном, топотом за дверью и сигнальным зовом машин со двора. Черные, блестящие тачки. В дверь продолжали неистово тарабанить. Наконец, ворвались внутрь с шумом и хохотом. Инна, Оля и Ольга Николаевна встретили парней крепкой стеной, не давая пробиться к невесте.

- Кто платит?

- Мужик платит.

- Чей мужик?

- А чья невеста?

- Сколько дашь?

- За треху возьму.

- На вокзале по такой цене снимешь.

- Твоя цена?

Вклинился Иннкин голос:

- Ну, орлы, торг здесь неуместен.

- Может, тебя со скидкой взять? – послышался голос Космоса.

Женька за дверью давилась от хохота. Цены повышались.

- Ну, женщины! – возмущенно завопил Саша.

Слышно было, как мужики пытались прорвать блокаду. Женька вышла сама.

- Берите даром.

Ребята обалдело охнули.

Дзынь! Бокал шампанского выпал из рук Вити. Он смотрел на плывущее облачко, светящееся от счастья и переливов страз на корсете, и завороженно ловил её движения.

- Такое не продается, – завороженно глядя на сестру, произнёс Фил.

- Ну, Пчелкин, урвал, – выдохнул Космос.

Зал, куда направлялся нарядный людской поток, поражал высотой. По стенам ввысь убегали белые колонны, чередуясь с панелями, обтянутыми красным бархатом, и высокими узкими окнами со сложным переплетом. Почти под самым потолком вдоль трех стен тянулся узенький балкон с деревянными перилами. На мягком красном ковре рядами, как в театре, выстроились белые кресла с красными, в тон ковру и панелям, сиденьями. На том конце зала, куда были обращены кресла, тянулась трибуна, покрытая красной скатертью. Позади, на красной панели между двумя высокими окнами вровень с их верхним краем, был закреплен большой мозаичный герб. Справа, перпендикулярно столу и рядам кресел, стоял сравнительно небольшой белый столик на гнутых ножках. За ним сидела ухоженная дама средних лет, положив перед собой кожаную папку.

Тихо-тихо заиграла музыка и тут же стала набирать громкость и темп. Музыкантами в боковой ложе за барьерчиком начали марш Мендельсона, и дирижировал оркестром дирижер в сером фраке.

В этот момент у стола как из-под земли выросла дородная женщина, похожая на Екатерину Великую. Все дружно встали. И в ту же секунду плавно раскрылись боковые двери слева, и в зал медленно, торжественно вошел Витя в темном костюме, элегантный, как Ален Делон, ведя под руку ослепительно сверкающую, переливающуюся белизной Женьку.

Что-то стукнуло у Валеры в самом центре груди. Его маленькая сестрёнка, его частичка, его душа шла пол венец с его другом, его братом.

Под вспышки фотоаппаратов новобрачные не спеша прошли к центру пространства перед креслами, остановились напротив женщины в алом и повернулись к ней лицом.

Музыка смолкла.

- Дорогие Евгения Константиновна и Виктор Павлович, – зычным голосом начала женщина.

Свадьба будущей четы Пчелкиных отличалась от всех тех, на которых довелось побывать каждому из присутствующих. Даже на фоне Саши Белого эта церемония казалось ярче, будто вызов.

“Екатерина Великая” закончила речь под бурные аплодисменты зала, когда молодожены обменялись кольцами и поцелуем.

- Ну всё, ещё одна Пчёлка в улье, – хихикнул Космос, и рядом стоящие радостно заулюлюкали.

Сладкие слезы умиления стояли и в глазах Ольги Николаевны, когда шли расписываться Женька с Витей. Потом туда же подозвали Инну и Дунаева – как и обещалось, свидетеля со стороны жениха. Дрожащей рукой Андрей дважды где-то расписался, крепко обнялся с Пчелкиным, приговаривая: “Поздравляю, поздравляю”, повернулся – и оказался лицом к лицу с Женей. Она взяла его за руки и сама поцеловала в щеку. У Дунаева земля закружилась под ногами, он сумел лишь еще раз сказать: “Поздравляю, кареглазая” и отойти обратно.

А молодожёнов уже обступали родные, друзья.

В ресторане веселье продолжилось. Блистательна была культурная часть программы, начавшаяся, как только гости заморили первого червячка. Тамада не давал скучать, приглашённые музыканты играли любую музыку на заказ уже подвыпивших гостей.

Первый танец молодоженов. Когда Витя едва обнял тонкий, подвижной стан Женьки, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, эмоции ударили ему в голову. Хотелось ближе прижать к себе её, хрупкую и нежную, как статуэтку. Их дыхания сплелись, контакт глаза в глаза. Как она была прекрасна! Её образ сегодня не был сравним ни с чем, ни с одним из тех, какие у неё были до этого. Жена. Теперь она его жена!

Они кружились под медленную мелодию, и когда оркестр взорвался высокими, пробирающими до мурашек нотами, Пчелкин крепче обхватил женькину талию и, подняв её, словно пушинку, закружил по залу. Гости взорвались восторженными аплодисментами и восхищенными вздохами.

Дунаев, который танцевал с упоением и все подряд, ближе к концу этого сказочного вечера развеселился от души, скакал молодым архаром, развлекал анекдотами и стихами Иннку, других совершенно незнакомых ему девиц и молодых дам, распивал вместе с троицей бригадиров, довольно крякая и каждый раз обмениваясь крепкими поздравительными объятиями. Но, как и во время торжественной части, стоило лишь его взгляду упасть на танцующих жениха и невесту, в нем загоралось необъяснимое и непреодолимое волнение – безотчетное чувство, которое он не испытывал уже больше двух лет, ставшее от отвычки особенно сильным. И одновременно вскипала лютая, постыдная зависть к Пчелкину. Поэтому он старательно избегал смотреть в сторону новобрачных и, как бы ни было здесь весело и замечательно, уехал одним из первых.

Глядя на играющую группу, Женька долго крутила в пальцах бокал шампанского и думала. Когда она стремительно двинулась к сцене, то вызвала заинтересованное недоумение со стороны всех бригадиров.

- Это традиция, – радостно засмеялась Оля, когда невеста, о чём-то договорившись с музыкантами, взяла в руки микрофон.

- Да не, – отмахнулся Фил, – Женька не поёт.

Музыканты заиграли проигрыш.

- Представь себе весь этот мир, огромный весь, – мягким, нежным голосом запела Женька. – Таким, какой он есть, на самом деле есть…

Витя обернулся на голос жены и замер. Замерли все, кто знал Женьку. Девушка никогда не показывала своих вокальных умений. Подпевать громко и ярко за компанией она всегда любила, но сольно её никто никогда не слышал. Остальные гости так же замерли в удивлении.

- Так же синей ночью звезды в небе кружат! Так же утром солнце светит с вышины! – лился голос Женьки. – Только для чего он и кому он нужен, мир, в котором люди друг другу не нужны?

И тут Пчелкин вспомнил. Вспомнил эту песню из новогоднего фильма, который Женька смотрела в их первую совместную зиму, перед новым годом. Тогда мурлыкала себе под нос, глядя на Пчелу, улыбалась.

- Охринеть, – пробормотал Космос, и не заметил, как перелил рюмку Фила, и коньяк полился по белой скатерти. – Ты знал?

Валера, глядя на сестру, только отрицательно покачал головой. Пчела поправил пиджак и направился к жене.

- Так же гаснет лето и приходит стужа, и земля под снегом новой ждёт весны, – его баритон разбавил нежное сопрано, – только мне не нужен, слышишь? Мне совсем не нужен мир, где мы с тобой друг другу не нужны! – глаза в глаза, жар внутри, яркие аплодисменты.

Пчелкин опустил микрофон и, мягко притянув к себе Женьку, накрыл её губы тёплым поцелуем.

“Горько!”, ” Браво!” доносились приглушенно, словно сквозь вату, в груди с бешеной скоростью колотилось сердце, в ушах кипела кровь.