Пожалуй, вы правы. Это любовь. Ведь именно влюбляясь, не важно, в кого или во что — в человека или шедевр — мы изучаем каждую деталь, каждую его черту, которые другие вовсе не придают значения. Ну что тут плохого и необычного? Хочется чувствовать. Сердцем, душой. Всем телом. Каждой клеточкой ощущать это. Ведь даже при одном взгляде все внутри переворачивается. Разве не так?
- Ты чего? – произнес он своим низким бархатным голосом, заставившим все внутри Женьки перевернуться.
- Я? – улыбнулась, переплетая их пальцы и крепче сжимая ладони. – Любуюсь тобой.
Пчелкин расплылся в улыбке и прижал ее голову к своей груди. Мерно вздымающейся, от которой исходило тепло, чувствующееся сквозь рубашку.
- Знаешь, я так редко тебе говорю то, что к тебе чувствую, – вдруг признался он, гладя ее по волосам и закручивая тонкие пряди в колечки.
- Главное, что ты чувствуешь это, – негромко произнесла Филатова, ощущая, как его горячие губы целуют ее в затылок.
Витя целовал её долго. Внутри разлилось тепло, а пульс затрепетал, убыстряясь с каждым ударом. От каждого прикосновения Женька чувствовала словно по коже пускали электрический ток. Восхитительное ощущение.
Постепенно поцелуй сделался горячее, крепче, глубже. Казалось, все чувства, которые Пчелкин копил так долго, вылились в него. Девушка слегка покусывала его губы, а он отвечал настойчивыми, требовательными, манящими прикосновениями, от которых у Женьки голова шла кругом.
Она обняла Пчелу за шею, а он, обхватив ее за талию, усадил к себе на колени. Затем нежно погладил по обнаженной коже ног, скользнув вверх по бедру. Тело пылало в тех местах, где он дотрагивался до неё.
Дернув ворот рубашки, Филатова принялась расстегивать пуговицы, слушая его прерывистое дыхание.
На секунду отстранившись от нее, Витя провел пальцами по ее щеке. Его лицо в этот миг было прекрасно, и Женька поцеловала парня в шею, отчего с его губ сорвался довольный вздох.
Прижавшись к ней всем телом, Пчелкин запустил руку в её волосы, и его поцелуи сделались нетерпеливыми от желания. Выгнувшись парню навстречу, девушка ощутила, как стон наслаждения зарождается в ней для того, чтобы исчезнуть под его разгоряченными губами. Он целовал Женьку так, будто пытался вобрать всю, без остатка. Не прерывая поцелуй, подхватил ее на руки и понес к дивану. Она гладила его грудь под расстегнутой рубашкой, вдыхая аромат его тела, утопая в нем. Пчелкин потянул края ее платья вверх, освобождая женькино тело от всех преград. Глаза его в этот момент были темны от накатившего возбуждения. От него исходили волны какого-то первобытного напряжения.
Издав нетерпеливый стон, Женька потянулась к его рубашке, и через несколько секунд она оказалась на полу. Пчела припал к девичьим губам в долгом поцелуе, прижимая к кровати. Ощущение его разгоряченной кожи заставило сердце Филатовой замереть в груди, а затем забиться в два раза быстрей.
Он пристально взглянул ей в лицо, а затем одним быстрым движением стянул ее трусики. Взявшись за пряжку на его брюках, девушка вытянула ремень из петель, и быстро расстегнула пуговицу.
Избавившись, наконец, от штанов, Витя прижался к ней. Сначала он только целовал ее, словно пробуя на вкус, постепенно перемещаясь от губ к шее, неспешно скользя языком по коже. Мышцы живота свело от сладкого напряжения, а между бедер стало жарко и влажно.
Когда его пальцы коснулись нежной плоти, затронув самое чувствительное место внутри, по всему телу Женьки прокатилась горячая волна.
- Пожалуйста… – выдохнула она сдавленным от возбуждения голосом, уже не в состоянии вынести этот поток ощущений.
Пчелкин лег сверху, прижимая девушку своим сильным телом. Они оказались лицом к лицу.
- Я скучал, – прошептал Витя, и в его глазах отразились нежность, страсть, предвкушение и что-то еще, что невозможно было разобрать.
Он вошел в нее одним плавным движением, издав чуть слышный стон, и Женьке показалось, будто по телу пустили ток. С ее губ сорвался вскрик наслаждения, и она крепко обвила его бедра ногами, стараясь как можно глубже принять его в себя.
Поначалу его движения были медленными, осторожными, словно она была хрупкой фарфоровой статуэткой, но потом он начал наращивать темп. Филатова вонзала ногти в его спину, двигаясь вместе с ним, чувствуя, как все внутри сводит от непереносимого блаженства.
Долгие поцелуи и бешеный стук сердца едва давали ей вздохнуть, но было не до того. Ничто не имело значения, кроме нарастающей страсти, от которой все нервные окончания пульсировали.
Обхватив женькины тонкие запястья и прижав их к кровати, Пчелкин продолжил двигаться во все том же обжигающем ритме, с удовольствием наблюдая за тем, как девушка извивалась под ним.
Их взгляды были прикованы друг к другу, и это заводило еще больше. Мир сузился лишь до их переплетенных тел, охваченных неистовой страстью – в этот миг они принадлежали лишь друг другу.
Он вонзался в девушку глубокими и быстрыми толчками, теперь крепко сжимая руками ее бедра, и его движения отзывались внутри Женьки жаркими взрывами. Обняв парня за шею, она прижалась еще ближе, издавая высокие и прерывистые крики, умоляя не останавливаться. Ее сотрясало от ослепительных чувств и эмоций, которые прорывались изнутри наружу.
Сквозь оглушающий стук своего сердца она услышала, как с губ парня сорвался тихий исступленный стон.
Они оба были близки к кульминации, и когда Пчела снова вошел в неё до самого основания, мышцы внизу живота судорожно напряглись. Прижатая телом Вити к кровати, Филатова содрогнулась от горячего вихря наслаждения, который распространился по ней жидким огнем.
Когда туман перед глазами, наконец, рассеялся, она увидела лицо Вити. На его губах играла чисто мужская улыбка удовольствия, но в глазах плескалась нежность.
Склонившись над девушкой, Пчелкин ласково убрал выбившуюся прядь ее волос, а потом поцеловал Женьку в щеку.
- Ты точно ни о чем не жалеешь?
Покачав головой, она улыбнулась:
- Я жалею лишь о том, что мы так долго тянули.
Во взгляде Пчелкина зажегся уже знакомый пылкий огонек:
- У нас теперь будет время, чтобы наверстать упущенное.
Тепло охватило Женьку, разрастаясь в груди. Витя крепко притянул ее к себе и нежно поцеловал. Закрыв глаза от удовольствия, Филатова теснее прижалась к парню, растворяясь в его сильных уверенных объятиях без остатка.
Август 1992-го
Женька вытянула длинную ногу, уперла ее в тумбу трюмо и осторожными движениями покрывала ногти лаком. В белоснежном белье девушка была обворожительна. Каштановые пряди полоскались по ноге, вздрагивая в кольцах.
- С волосами что делать будешь? – спросила Оля.
- Заколю. – И бросила через плечо: – Через час машина будет.
- Ой, – заметалась Ольга Николаевна.
И ее со всеми причитаниями сдуло из комнаты и носило по всей квартире. Без конца трещал телефон. Чертыхалась мать. За спиной ворковала Иннка, подружка со школы:
- А дружки будут?
- Подожди, машина придет, и будут.
Кто-то позвонил в дверь. Открыла Ольга Николаевна, сразу завиноватилась, что ничего не успевает. Это была Татьяна Николаевна. Она сейчас пришла как сватья пораньше, на выкуп невесты и заглянула к девушкам.
- Ой, девчонки, одевайтесь бегом! Где фата-то?
То, что должно было служить фатой, на вытянутых руках внесла Оля. Женька окинула себя в зеркале взглядом. Такое с ней впервые. В руках легкий тремор, в груди волнение.
Филатова влезла в платье и позвала на помощь Олю. Та застегнула змейку на спине, ткань обтянула гладкий живот, подчеркивая высокий бюст.
- Волнуешься? – Оля помогала Женьке заколоть волосы. Каштановую копну убрали в высокую башенку на затылке.
Филатова вытянула перед ней ладонь, и Белова увидела, как пальцы подрагивают от волнения. Ольга мягко рассмеялась, сжав своей ладонью её руку.
- Я тоже очень переживала, аж до тошноты. Но это обычное дело. Когда он прижмет тебя к себе и поцелует в ЗАГСе, всё как рукой снимет. Он ведь любит тебя, а это главное.
