====== Пролог. ======

Двенадцатого мая 1971 года, в ста двадцати километрах от Москвы, на пороге роддома стояла высокая женщина и держала в руках сверток — выцветшее байковое одеяло без всяких ленточек и кружев. Сверток извивался в ее руках и слабо попискивал. Женщину никто не встречал.

– Да заткнись ты! – раздраженно сказала она, встряхнула сверток и, заметив через два дома милицейский “газик”, зашагала в том направлении.

Из “газика” вылез квадратный старшина и смотрел, как она приближается.

- Ну что, Приплодова, поздравляю с приблудом! – гаркнул он и расхохотался. – Это я в смысле Приблудову с приплодом. Вишь, и распогодилось впервые после праздников, как на заказ, не иначе блат у тебя в небесной-то канцелярии, а, Людк?

- Ох, скажете тоже… – подхихикнула Люда. – Нешто б я тогда себе такую жизнь загадала бы…

- Ты залезай давай! – продолжал, не слушая ее, старшина. – Бабы там уже каптерку для вас отдраили, кровать принесли, тумбочку, пеленок настрогали… Ох, и напьетесь, поди, вечером-то!

- Хи-хи-хи! – льстиво и чуть кокетливо подхватила, усевшись, Людка. – Мне ж нельзя, я ж теперь кормящая.

Старшина завел мотор.

- Знаем мы вас, кормящих… Ох, не спросил – мужик, баба?

- Девка, — сокрушенно сказала Людка. – И тут ничего у меня путем не выходит.

- Ну, не скажи. Баба, она в хозяйстве тоже предмет полезный. – Он через плечо поглядел на Людку и добавил: – Это, конечно, смотря какая баба. Да и потом, пацан у тебя уже есть, разнообразие!

Когда они тронулись, Людка сказала:

- Ой, Сергей Сергеич, по случаю праздничка…

- Чего тебе? – настороженно спросил старшина.

- Мне тут бабы в роддоме сказали, что на Советской улице скупка имеется. Не согласитесь туда зарулить, а в поселок потом уже. Я сдать кой-что хочу…

- Золотишком, что ли, разбогатела? – Старшина хмыкнул.

- А я вам буду по гроб жизни благодарная. Угостить или там постирать чего. Только вы, пожалуйста, в скупку вместе со мной зайдите. Для солидности.

- Ох, и хитрая же ты баба, Приблудова! – сказал старшина, но на Советскую свернул.

Перед самой отправкой на поселение Людку отпустили собрать вещички, она упихала в баул тряпки, взяла ложку, кружку, ножницы, иголки с нитками, оставшуюся банку варенья, нераспечатанный кусок мыла, припрятала на груди деньги, вырученные за швейную машинку (больше ни на что покупателей не нашлось), и полезла снимать со шкафа коробку с бигудями. Коробку она на обратном пути уронила, бигуди рассыпались по полу, а одна закатилась под шкаф. Людка полезла доставать её.

Ребенок в одеяльце зашелся в крике.

- Мокрая, поди, или жрать хочет, – сказал старшина. – С пеленанием до поселка подождать придется, а подкормить и сейчас можно. Слышь, Приблудова, доставай сиську, не стесняйся.

Людка расстегнулась и дала девочке грудь. Та сразу успокоилась и громко зачмокала.

- Во наяривает! – восхищенно заметил старшина. – Назовешь-то как?

- Ее, что ли? А Женькой!

- Почему Женькой?

- Это когда я ещё в Капотне работала, была там у нас продавщица, Жекой звали. Красивая, стерва. И вот, значит, повадился к ней в гастрономический генерал один, не старый еще. То сметанки возьмет, то колбаски. У нас еще девки смеялись. Что-то, говорят, Женька, женишок твой сегодня не заявился. Другую, видать, нашел. Потом уволилась наша Женька, и генерала как ветром сдуло. Но вот под зиму уже останавливается возле магазина черный ЗИЛ, и выходит из него тот генерал в парадной шинели, а под ручку с ним — наша Жека, вся в белых мехах и с муфтой белой! Заходят они, значит, в магазин. Женька перед каждым отделом прошлась, всем себя показала, а потом носик сморщила и говорит генералу своему: “Что-то тут товар все некачественный. Поедем, Толик, на Даниловский” . И вышла гордо так. Все ей только вслед посмотрели… Вот и я свою шелупонь решила Женькой назвать. Вдруг тоже за генерала выскочит, будет в белых мехах ходить, попой вертеть…

Старшина расхохотался.

- Ну, Приблудова, не соскучишься с тобой! За генерала, говоришь? А полковника в зятья не хочешь?

Людке было всего двадцать шесть. В двадцать она укатила в столицу, где зажила жизнью веселой и беспутной. В 1968 без мужа родила первенца, назвала Валеркой. С месячным дитём вернулась домой, пожила немного и уехала «устраивать личную жизнь», оставив ребенка на бабушку. Потом попала на подработку, где и родила Женьку неизвестно от кого. Мать умерла перед самым рождением девочки, и Валерку пришлось забрать к себе.

– Ну, Людка, дай хоть взглянуть то на красотку! – бабы на кухне засветились, побрасали фартуки и поварешки и ринулись к свертку.

Валерка сидел на стуле около облупившегося окна и пытался жевать пряник, любезно дарованный тётей Шурой из комнаты напротив.

- Ну, чего расселся? – гаркнула Людка сыну. – Иди с сестрой познакомься.

Мальчик спрыгнул с высокой табуретки и протиснулся через плотные бедра соседок. В свертке лежала маленькая девочка с большими синими глазами, на затылке пушились тёмные волосики. Её взгляд бегал по окружающим людям, и маленькие пухлые губки растянулись в подобии улыбки.

- Ишь ты, лыбу давит! – фыркнула Людка, резко хватая свёрток с подсобного стола. – А по дороге все нервы мне вытрепала, горластая!

- Да будет тебе, Людк, – отмахнулась одна из баб в возрасте. – Радость то какая, девка родилась! Гуляем!

Казалось, Людка только и ждала, когда дадут сигнал. Она в спешке всучила свёрток в руки трёхлетнего сына и подтолкнула его к выходу из кухни.

- Иди, займись делом, бестолочь. Только и знаешь, что зубы ломать пряниками своими. На кровать её положишь и дашь это, – она вытянула из сумки маленькую бутылочку, в которую на старой квартире сцедила молоко, – и следи, чтоб не орала.

Валерка в свои три, как и многие дети, понимал не больше дозволенного, любил мать и старался слушать её указаний. Мама сегодня была не в духе, больше обычного, и мальчик старался лишний раз не попадаться под горячую руку. Сжав изо всех сил, на какие были способны его маленькие ручонки, конверт с младенцем, Валерка посеменил в сторону комнаты. Спиной толкнул тяжёлую деревянную дверь и оказался в их новом с матерью жилище. Одно узенькое окно, занавешеное жёлтыми шторами в мелкий цветочек, возле него железная кровать, круглый столик, тёмная деревянная тумбочка, на которой возвышался светильник, стул и небольшой сундук. Вот и все богатство. Он не помнил в подробностях, как жилось ему у бабушки, но помнил, что было тепло, светло и уютно. А сейчас Валерка столкнулся со стеной раздражения, вечного недовольство и ругани. Но ведь мама его любит, так говорила и бабушка, а значит, никогда не сделает ему больно.

Валерка медленно подошёл к высокой кровати и попытался аккуратно уложить ворочившийся в руках свёрток, но чуть не уронил, и в этот момент распахнулась дверь, впуская в комнату хихикающую Людку с рюмкой в руке.

Она тут же увидела неуклюжесть сына и подлетела к нему. “Бам!” – и ухо Валерки пылало от тяжёлой оплеухи.

- Ты что, балбес, решил сестру раньше времени угробить?! – она зло выхватила девочку и сама уложила её на кровать. Развернула свёрток, небрежно отбросила его на пол и поморщилась. – Да что за несчастье то такое!

Женька описилась, и Людка стала быстро пеленать её.

В двери нарисовался низкорослый, коренастый мужик с недельной щетиной и бутылкой в руке.

- Людок, ты идёшь, нет? Стол накрыт, щи дымятся!

- Да иду, иду! Исчезни, ехайды!

Женька, уже сухая, запрокинула ручки над собой и с испугом расширила глазки. Людка цокнула и быстро замотала дочь в чистую пеленку.

- Коряга, – вытерла тыльной стороной ладони влажный лоб и ткнул указательным пальцем Валерке в грудь: – следи, повторяю тебе. И на кухню чтоб не смел соваться, понял?

Валерка, внимательно наблюдая до этого за манипуляциями матери, опустил голову и кивнул.

Людка тяжело вздохнула, небрежно потрепала сына за голову и покинула комнату. Через пару секунд из кухни приглушенно донеслись улюлюканья.