====== 19. Перестройка ======

- Девочка моя, как ты себя чувствуешь? – Ольга Николаевна мягко разминала ноги Женьки и озабоченно глядела в её глаза. – Здесь больно?..

- Мам, нормально, – поморщилась Женька.

- Что врачи говорят?

- Что как женщина я не состоюсь ещё несколько лет…

Ольга Николаевна нахмурилась.

- Что это значит?

- Про беременность… Вопрос может рассматриваться не ранее чем через год. Необходимо провести некоторые исследования, определить размеры, качество оссификации… Нагрузка на кости таза весьма значительная, так что…

- Мы всё вылечим, слышишь меня, Женёк? – женщина нежно погладила дочь. – Рефлексы – дело наживное, будем заниматься, и ты у нас ещё бегать будешь. Неважно, через два месяца, через полгода, год… Ты у меня сильная, вся жизнь впереди. И муж, и дети, всё будет.

Женька понимала, что ни о какой беременности она в ближайшее время и не собиралась думать. Ее ждали: долгое, изнурительное восстановление, возможный академ, три года меда и длительное зализывание ран после того, что ей пришлось пережить. Доверять мужчинам? Теперь никогда. Но слова врача всё равно задели до глубины души.

- Кстати, – отвлекла девушку от нерадужных мыслей Ольга Николаевна, – тебе письмо…

- Могла бы – сплясала…

- От Андрея.

Женька приняла конверт из материнских рук, а затем Ольга Николаевна выудила из сумочки ещё три письма.

- Они приходили домой, и я целый месяц не могла их тебе передать, а ему то ты не сообщала, что переехала к своему Никите… Кстати, как у вас?..

После этого вопроса Женьку словно обдало кипятком, и она тяжело задышала.

- Я хочу на воздух…

От Ольги Николаевны не скрылось волнение дочери, но она поняла, что между Женькой и Никитой явно что-то произошло, о чем девушка говорить явно не хотела. Женщина придвинула коляску к кровати Женьки и помогла дочери пересесть в неё.

Пчела вбежал по ступеням ко входу в Склиф, находу оттягивая галстук, и оказался в вестибюле. Пробравшись сквозь снующих пациентов, их родственников и санитаров, перевозивших больных, он подошёл к регистратуре:

- Добрый день. Где я могу найти Плотникова?

- Фёдор Ильич сейчас на операции, – ответила о лечащем Женьку враче женщина в круглых очках с массивной красной оправой. – Вы по какому вопросу?

Витя облокотился на стройку, крепко сжимая в кулаке свой галстук.

- Хотел уточнить насчёт состояния его пациентки, Филатовой.

Женщина несколько мгновений что-то перебирала в документации, затем снова подняла голову на Пчелкина.

- Состояние стабилизируется, сегодня её перевели в профильное стационарное отделение. Проводится усиленный курс терапии, отмечается прогресс.

Витя ответ взгляд, нервно постукивая по стойке кулаком, размышляя.

- К ней можно?

- Она сейчас на прогулке с матерью. Можете подождать, когда они вернутся.

- Спасибо.

Пчела был в смятении. Он хотел увидеть Женьку, поговорить с ней и первый раз в жизни извиниться за то, что… За что? Он сам ещё до конца не понимал, стоит ли это делать вообще. То, что он сделал, было правильно и по-другому он поступить не мог. Но её слезы… Неужели она так любила его, что простила даже то, что этот гад с ней сделал?

Ноги сами понесли Витю на масштабный задний двор огромной лечебницы. Вовсю царил август; палящее в зените солнце заливало ярким светом и теплом огромный сад с круглыми цветущими клумбами, острые лучи хаотично разрезали кроны деревьев. Пчела, разгоряченный то ли от погоды, то ли от одной мысли, что сейчас при встрече золотистые глаза посмотрят на него с укором и презрением, скинул пиджак и зашагал по главной аллее, выискивая взглядом Ольгу Николаевну. Наконец, Витя увидел её на одной из скамеек. Рядом с женщиной, спиной к нему, в чёрной коляске сидела Женька. Ольга Николаевна в этот момент что-то рассказывала дочери, но заметив приближающегося Пчелкина, осеклась и расплылась в улыбке:

- Витя, здравствуй!

Женька вздрогнула, услышав его имя. Пчела появился в поле её зрения, привычно, как раньше, приобнял за плечи Ольгу Николаевну, а затем присел на корточки около колен Филатовой.

- Привет, малая.

- Зачем ты здесь? – посмотрела она на него исподлобья.

Её слова резанули в районе солнечного сплетения.

- Женя, – удивлённо взглянула на Филатову женщина. – Да что с тобой?..

- Всё нормально, теть Оль, – улыбнулся уголком губ Витя. – Дуется немного, ей простительно.

- Не понимаю, что у вас здесь происходит. Со всеми уже поругаться успела? – нахмурилась Ольга Николаевна. Но в ответ была тишина. Женщина поднялась с лавочки, сжала в руках свою сумку и взволнованно окинула взглядом Женьку и Витю. – Ответь Андрею, я потом отправлю письмо. – И, поцеловав дочь в лоб, попрощалась с Пчелой и пошла по аллее на выход из сада больницы.

- Мне в последнее время тоже нравится молчание, – Витя расположился на лавочке, закурил и посмотрел на пышные вековые деревья. – Я здесь затем, чтобы извиниться. – Он боковым зрением заметил, как Женька повернула голову. – Да, ты не ослышалась. Ты считаешь меня монстром. Но настоящий монстр тот, кто сделал это с тобой.

- Зачем ты говоришь мне всё это?..

- Дай сказать, – Витя помял в пальцах сигарету, прежде чем ещё раз затянуться. – Я не чувствую ни малейшего угрызения совести, считаю, что поступил правильно. Но раз ты льёшь слезы по этому хуиле, значит, он для тебя многое значил. Поэтому прости. Не везёт тебе на мужиков, Филатова. Такие вот дела.

- Ты полный идиот, Пчелкин, если думаешь, что я плакала из-за него. Вернее, только из-за него…

- Да, вы, девчонки, слишком эмоциональны и можете найти миллион причин в нагрузку.

- Спасибо, что сравнил меня со всеми. Я польщена.

- При всех неприятностях жизни твой сарказм никуда не пропадает. Я восхищен.

- Учителя хорошие были, – Женька сжала кулаки и вдруг выпалила: – Да, если хочешь знать, я себя жалею. Жалею! Потому что я сраный инвалид!

- Замолчи, глупая, – покачал головой Пчела и придвинул к себе коляску за подлокотник. – Ты будешь ходить, слышишь? У нас, между прочим, лучшая медицина. И прогнозы весьма положительные. Поэтому перекрой кран своего пессимистического потока, поняла?

Женька накрыла голову двумя ладонями и откинулась на спинку кресла.

- Мне страшно, Вить. Мне страшно за вас, что вы делаете…

- Живём.

- Это не жизнь. Это сущий кошмар. Знаешь, сколько я всего перевидала на скорой?.. Вспомнить жутко… И я всё время думала, не дай бог на одном из таких вызовов мне попадётся кто-то из вас… Жизнь страшная, но… Почему нельзя существовать, как обычные люди? Просто работать, заниматься делом…

- Существовать – это ты верно сказала. Обычные люди как раз и существуют. Ты пытаешься сейчас мне проповеди толкать? Тогда тебе не ко мне, малая, а в церковь, – и Пчела кивнул в сторону храма на территории НИИ. – Слишком поздно уже что-то менять.

- Всё всегда возвращается бумерангом.

- Хвост за хвост, глаз за глаз, – усмехнулся Витя, сжимая окурок в пальцах. – Видишь, твоему женишку всё вернулось.

- Хватит его так называть…

- Точно, я же извинился. Ни слова больше.

- Ты не понимаешь меня…

- Отчего же. Понял, не дурак, дурак бы не понял. Ты словно ребёнку мне сейчас пытаешься втолковать, что такое хорошо, а что такое плохо. Но уже поздно цитировать Маяковского, раньше надо было.

Женька смотрела ему в глаза и понимала, что пропасть между её и его мирами становится всё шире. И самое поганое, что в его мире теперь самые близкие для неё люди.

- Как будто раньше ты слушал.

- Тем более, о чем говорить сейчас, когда поезд ушёл. Хотя тогда тоже не было других вариантов.

Так было всегда, вдруг поняла Женька, они всегда ходили по канату над пропастью и им это безумно нравилось. Изменить свою жизнь сейчас, когда новые дела только набирают обороты? Нет, этого не будет никогда.

Никогда жизнь бригадиров не будет тихой и мирной, потому что вся их жизнь – это тонкий канат, натянутый меж двух миров, и они упорно и стремительно уходили прочь от беспечной и спокойной жизни 80-х в чёрную бездну 90-х. И если бы умный, всегда рассудительный Сашка понимал, что утягивает за собой всех близких, может быть, у них всех не было бы пелены денег и оружия перед глазами? Смешно. Он просто прогнулся под обстоятельства и смог взять командование в свои руки.