- Известно… Ждём удобного момента…

Снова помолчали. Выпили.

- Ладно, пора мне. Извини, что как снег на голову… Тошно стало.

- Я впервые был рад тебя видеть, – честно признался Витя, и Дунаев увидел на его губах едва заметную улыбку.

Уже стоя в дверях, Андрей протянул руку, и Пчёлкин крепко сжал ее, а затем, поддавшись порыву, мужчины кротко обнялись. Барьер негласного десятилетнего соперничества пал.

- Ты насчет спецов все же подумай, Дунаев.

Андрей отрицательно покачал головой и захлопнул дверь.

Январь 2000-го

- Папка, – Юрка остановился у ног Пчёлкина и взглянул на отца снизу вверх, – а мама… совсем улетела?

Витя подтянул сына за руки, усадил к себе на колени и прижал его голову к груди. Мальчик взволнованно ждал ответа. А Пчёла гладил его по вьющимся светлым волосам, как раньше это всегда делала Женька.

- Нет, сынок. Она всегда рядом с нами, – мужчина коснулся груди Юрки там, где билось маленькое сердечко, – вот тут. И когда тебе будет нужен совет, прислушайся к своему сердцу. И ты услышишь нашу маму.

Юрка поджал дрожащие губки и зарылся носом в отвороты пальто отца. Витя еще крепче сжал сына в объятиях, уткнувшись в его волосы. Так и просидели на детской площадке, пока не увидели Беловых. Саша шагал в их сторону вместе с Олей, которая вела за собой Ваньку.

- Физкульт-привет, – хмыкнул Белый, когда они поравнялись со скамейкой.

- Юрка, пойдем играть? – Ваня потянул младшего Пчёлкина, вырывая его из плена отцовских рук.

Мальчишки бегали по детской площадке, кидались снежками, валялись в сугробах, и до Беловых и Пчёлкина доносился их звонкий смех. Оля присела по праву руку от Пчёлы, обвила друга за предплечье и положила голову на его твердое, напряженное плечо. Слова были лишние. Только присутствие, жесты и действия сейчас говорили лучше слов. Им всем было плохо. По-своему. А что остается делать, когда человеку рядом плохо, особенно, если плохо близкому человеку? Только разделить боль.

- Ну что, есть новости? – глядя на радостно прыгнувшего в кучу снега Юру, наконец, спросил Витя.

- Есть. Скоро всё кончится, Пчёл.

И это «скоро» настало именно сегодня, когда к въезду на детскую площадку въехали две иномарки и один микроавтобус. Первая машина подала сигнал, блеснув фарами.

- Я сейчас, – пообещал Белов и пошел к автомобилю. Он открыл заднюю дверь и уселся на заднее сиденье к Введенскому. Игорь Леонидович пожал Белому руку, и впервые за столько лет депутат услышал волнение в его голосе:

- Ты подумал?

- А тут нечего думать, Игорь Леонидыч.

- Ты почти выдержал, мы его закроем.

- Я выдержал, но какой ценой? Там сидит мой друг, – Саша указал на площадку через плотно затонированное стекло. – А рядом с ним малыш, которому еще даже нет пяти. Эта тварь порезала их жену и мать, как скотину. И вы мне говорите подумать?

- Если Каверин умрет сейчас, то все карты вскроются. Понимаешь, Саш?

Белый молчал. И Введенский понимал, что никакие уговоры не свернут эту глыбу.

- Хрен с тобой, Белов. Он в автобусе.

Белый вышел из машины и пошел к микроавтобусу. Пчёлкин, напряженный весь, как натянутая струна, поднялся со скамьи, коснулся плеча измученной тревогой Оли, давая понять, что сейчас вернется, и уверенным шагом направился к другу. Под ремнем терся пистолет.

Едва Саша зашел в автобус и заметил закованного в наручники Каверина, как услышал позади отборный мат. Это Витя прорывался сквозь преградивших ему дорогу кгбэшников.

- Стоять!

- Я пройду, ты понял?! – рычал Пчёлкин.

- Не положено, сказал!

Злость придала мужчине такую силу, что сдвинуть бойца в два раза шире себя ему не составило большого труда. Белов едва успел перехватить Пчёлу за плечо, когда тот буквально ввалился в автобус.

В салоне царил зловещий полумрак, и друзья увидели дьявольский блеск прямо перед собой – Каверин, сверкнув зрачками, расплылся в хищном оскале. Пчёлкин решительным движением вынул свой «кольт» и как одержимый кинулся на противника.

Один, второй и через круговой разворот третий сокрушительный удар.

- Ты! Тварь! – рукоятка пистолета пробила висок, и Каверин, не удержав равновесия, упал с сидения, напрасно пытаясь прикрыть голову повязанными руками. Пчёлкин схватил его за шею и приставил к подбородку холодное дуло оружия. Предохранитель опасно щелкнул. – В глаза, сука! Смотри мне в глаза, мразь!

- Стоп! Пчёла! – Белов в последний момент обхватил друга со спины и рывком дернул на себя.

Раздался выстрел.

Витя упал навзничь, накрывая собой тяжело дышащего Сашу. В эту же секунду в микроавтобус ворвался Введенский и двое бойцов. Каверин, пошатнувшись, выпрямил спину и взглянул на них исподлобья. Пуля прострелила соседнее от него кресло.

- Чёрт бы вас всех подрал, – выругался Игорь Леонидович.

Сейчас положение дела осознавали все – убийство врага, так или иначе, привело бы Александра Белова к обнулению всех счетов.

Саша поднял Пчёлу и, хлопнув его по плечу, подтолкнул на выход, а затем двинулся к дверям сам, когда услышал довольный, тихий смех Каверина. Момент – и его ботинок с размаха ударил по самодовольному Володиному лицу. Грязь оттаявшего снега смешалась с кровью, хлынувшей из разбитых губ и носа Каверина.

- Сгори в аду, сука.

- Подожду тебя, Саша, – прохрипел униженный враг.

Пчёлкин на негнущихся ногах дошел до ближайшего сугроба и рухнул в заледенелый снег. К мужчинам уже бежала испуганная Оля, а за ней, как по ниточке, – Юрка и Ванька.

- Что? – Белова застыла напротив, глядя на опущенную голову Вити. – Саша, что?

- Всё пучком, Олька, – Белый крепко сжал плечо друга и рухнул рядом с ним в тот же самый сугроб.

Мальчишки бросились к рукам мужчин, и так и замерли они, сцепленные одним чувством, слыша, как ревет сзади мотор, как с жалостным свистом шуршат шины, и только Оля наблюдала, как отъезжают от детской площадки две иномарки, а за ними – злополучный автобус, увозящий в мрачное, недалекое будущее бывшего славного опера Володю Каверина.

====== Эпилог. ======

Один мудрец когда-то сказал: если души не умирают, значит прощаться – отрицать разлуку.

Двенадцатого мая 2003-го года в самом центре Москвы на пороге перинатального центра стояла Тамара Филатова и держала в руках сверток – бежевое велюровое одеяло с искусной кружевной отделкой и атласной лентой. Сверток извивался в ее руках и слабо попискивал. Женщину встречали всей толпой.

- Ты моя девочка, – с нежностью произнесла она, бережно поправив край конверта, и спустилась по широким ступеням.

Первым к жене приблизился Валера.

- Держи, – он всучил в руки Пчёлкина трость, на которую опирался, и принял из рук Томы маленький розовый свёрток. На него большими синими глазами глядела дочка, на затылке пушились тёмные волосики. Её взгляд бегал по окружающим, и маленькие пухлые губки растянулись в улыбке. – Доченька моя…

- Поздравляем! – Оля расцеловала Тому, протягивая ей букет чайных роз.

- Папашка! – Космос потрепал Фила по волосам и расплылся в широкой улыбке, обнажив все тридцать два зуба. – Дайте будущему крестному отцу потискаться!

- Поздравляю, – Витя крепко обнял Валеру, и мужчины задержались в объятиях друг друга чуть дольше положенного. – А родилась то в какой день…

- Это знак, – улыбнулась Тома, подхватывая мужа под руку.

- А распогодилось-то впервые после праздников, как на заказ, – Людочка заглянула через плечо Космоса в сверток: – кто-то явно помог в небесной канцелярии.

- А где Саня-то? – Тома поглядела за витиеватый забор.

- А где может быть депутат? – хмыкнул Пчёлкин.

Оля тяжело вздохнула.

- Обещал быть вовремя…

- Ой, кого ты слушаешь, – скривился Космос. – Первый год что ли замужем?

И вот, наконец, к воротам роддома подъехал черный внедорожник, и с переднего пассажирского вылетел Белов. В руках он нес огромный букет роз.

- Извиняйте! – улыбнулся он, протянул Тамаре цветы и сгреб молодых родителей в охапку. – Так, милые женщины, вы сейчас поедете со Шмидтом, а мы пока смотаемся по делам…