Он на четвереньках подбежал к изображению отца и, будто рептилия, попробовал воздух на вкус. На кончике языка, там, где он коснулся бритвенно-острых зубов, появилась капелька крови. Примарх задумчиво проглотил ее.

— Прежде чем уйдешь, окажи мне одну услугу…

Свежая кровь на полу исходила паром. Керз снова взгромоздился на свою груду из замерзшей плоти, изящно сжимая сердце раба между большим и указательным пальцами.

— Я забыл, о чем мы говорили, — проворчал он и вцепился зубами в сердце, хрустнувшее, будто спелое яблоко. Из разорванной аорты выплеснулась струйка темной крови, тут же замерзшая на полу рядом с другими такими же лужами. Примарху пришлось потрепать зубами плотную мышцу, прежде чем та поддалась и ему удалось откусить изрядный кусок.

Ночной Призрак махнул рукой с зажатым в ней органом.

— Неважно, — сказал он, жуя. — Мне нужно так много тебе рассказать. О судьбе и о том, как мы должны идти по уготованному нам пути. Будущее предопределено. Ты же знал. Знал, что Империум обречен. И я не понимаю, зачем ты вообще пытался его построить. Это же были грезы глупца, а теперь мы все проснулись в кошмаре наяву.

Он продолжал говорить с набитым кровавыми ошметками ртом.

— Ты, отец, такой же, как я. Все видишь. И Сангвиний тоже видел, хотя и заблуждался. А воспринимая мир так, как мы, разве можно верить в человеческую природу? Там только тьма, уныние и недостойные стремления. Я заглядывал и в их души, и в будущее. Там только тени. Ты же сам дал мне дар предвидения. Почему же не пожелал ничего обсуждать ни со мной, ни с остальными? Почему ничего не объяснил? Почему мы должны так страдать?

Капли дождя мягко касались мраморной кожи и стекали, оставляя за собой извилистые прозрачные дорожки. Они были ледяными, рождаясь в облаках высоко над поверхностью, но, пролетев сквозь толщу горячего воздуха между городскими шпилями, вбирали в себя тепло. Когда струи воды добирались до юного сверхчеловека, развалившегося на заасфальтированной крыше, они нагревались до температуры человеческой слезы.

Люди прозвали его Ночным Призраком. В момент создания он получил и другое имя, но и оно, и пришествие того, кто впервые назовет его так, пока еще оставались туманным предчувствием. И потому сам себя он тоже называл Ночным Призраком. Его начали бояться еще в детстве. Но тогда легенда об ужасе ночи с легкостью могла бы развеяться при столкновении с реальностью. Он устал после долгой погони и не ел уже четыре дня. Плечо саднило от боли — в нем застряло две пули. Ночной Призрак сильно отличался от людей, среди которых жил, и ускоренная регенерация тканей была лишь одной, пусть и весьма примечательной, из множества особенностей его организма. Он получил ранение в тот же день, туманным серым утром, но раны уже затянулись свежей кожей, запечатав пули внутри.

Ему больше нравились лазеры. После них не приходилось выковыривать из тела ни куски металла, ни грязные нитки, вырванные из одежды. Обе раны горели от воспаления. Ночной Призрак не беспокоился на этот счет. Он знал, что никакая инфекция ему не страшна. Он вообще знал очень многое. Тем не менее боль раздражала.

Да, еще юный сверхчеловек отличался от простых смертных тем, что просто знал какие-то вещи, а людям необходимо было учиться. Он удивился, когда впервые узнал об этом, но быстро привык.

Пули причиняли боль. Даже его организм не способен был просто взять и растворить цельный кусок углеродного сплава. Они скребли по лопатке при движении и обещали доставлять неудобства, пока их не вытащат.

Несколько секунд он лежал лицом вверх на мокром шершавом асфальте. Дождевая вода скапливалась в глазницах, мешала видеть и стекала по скулам.

«Видимо, так чувствуют себя люди, когда плачут», — подумал он.

Сам Ночной Призрак никогда не плакал.

Его окружали шпили громадного города, возносящиеся к клубящимся беспросветным облакам. Скалобетонные стены мерцали сотнями тысяч огней: окна жилых квартир, рекламные гололиты и маломощные лазеры, выписывающие логотипы компаний среди дождевых струй. Но никакие огни не могли разогнать тьму, царившую на Нострамо. Где-то там, по ту сторону облачного барьера, тускло блестело солнце. Он никогда его не видел. Только знания, которые были у него всегда, говорили, что в небе есть светило и что оно необычно слабое, а еще дальше, за черно-фиолетовой завесой туч, сияют триллионы звезд, вокруг каждой из которых вращаются планеты, купающиеся в лучах света.

Ночной Призрак никогда не задавался вопросами о том, откуда взялись эти знания, равно как и о том, откуда знает, что пули нужно вытащить. Он просто знал. Извлеки металл из раны или станешь менее могучим.

Он расслабился, закрыл черные глаза и позволил мыслям течь свободно, легко касаясь бесконечного множества вероятных событий в поисках звенящей истины. Он видел много вариантов будущего, но настоящим было только одно. Истина имела особенный вкус. Все остальные события — не более чем иллюзии. К Ночному Призраку редко приходили четкие видения. Чаще всего это были предчувствия, желания, внезапная дрожь или леденящий холод, и никогда — радость. Радости не существовало.

Примарх открыл глаза. Сейчас ему ничего не угрожало. Он был абсолютно уверен, что преследователи прекратили погоню, и им понадобится время, чтобы напасть на след. Но к этому моменту он уже подготовится.

А сначала нужно вытащить пули.

Ночной Призрак поднялся на четвереньки и побежал, шлепая ладонями и босыми ногами по воняющим химикатами лужам, к одинокой фонарной стойке с ярко горящей лампой. Там, в круге неровного света, находилось небольшое строение с лестницей, ведущей на нижние уровни, и несколькими блоками воздухоочистительных машин, беспрестанно гнавших грязный воздух сквозь фильтры. Примарх не искал света — он прекрасно видел даже в практически полной темноте. Его интересовал шум машин. И хотя Ночной Призрак сомневался, что закричит, вытаскивая пули, полной уверенности в этом не было. Он умел адаптироваться к ситуации, быть осторожным или безрассудным, в зависимости от обстоятельств. Сейчас момент требовал перестраховаться.

Он забился в пространство между кожухом машины и стеной хрупкого строения, скрючился так, чтобы иметь возможность достать до спины, и закинул руку за плечо.

Не теряя ни секунды, юный примарх погрузил когти в собственную плоть. Потом сжал зубы и сдавленно зарычал.

Первая пуля нашлась почти сразу. Боль вспышками проносилась по нервам, пока Ночной Призрак ковырялся в мышцах, нащупывая плотный узелок там, где застрял кусок металла. Затем он подцепил снаряд ногтем, развернул руку ладонью наружу и одним движением пальца извлек его из плоти.

Пуля пролетела сквозь сетчатый кожух воздухоочистительной машины, звякнула по металлическим внутренностям и упала куда-то в глубь здания.

Примарх настороженно замер. Теплые струи дождя смешивались с теплой кровью.

Ничего. Никто не услышал или не обратил внимания. Страх удерживал многих людей от поисков источника странного шума. Раньше они боялись бандитов. Теперь — его.

Добраться до второй пули оказалось не так просто. Ночной Призрак раздраженно фыркнул и изогнулся, надавив свободной ладонью на локоть руки, заброшенной за спину, чтобы дотянуться до нужного места. Ногти скребли по кровоточащей плоти и едва задевали пулю, заставляя ее смещаться в ране то в одну, то в другую сторону. Он мог стерпеть боль, но не раздражение. Три раза примарху удавалось подцепить кусок металла ногтем, но движения мышц спины утягивали его обратно в рану. И с каждым разом злоба разгоралась все сильнее, подстегиваемая неудачей и тянущей болью.

От раздражения Ночной Призрак испустил сдавленный крик. Наконец он поймал пулю, вытащил ее наружу и бросил на асфальт. Черная кровь смешалась с прозрачной водой. Примарх потратил еще какое-то время на поиск ниток, застрявших в ране после попадания. С ними проблем не возникло. Он даже почувствовал некое извращенное удовольствие, когда тянул их из своей плоти.