- Коул! - она быстро раскусила, что он играет, пытается растянуть время.

На его губах появилась улыбка, которую ей не суждено было увидеть. Он, поглаживая её манящие ягодицы, вновь наполнил омегу собой и в этот раз опустился на её спину, вогрузил весь свой вес. Их головы оказались друг над другом. Рукой он обхватил её шею и несильно сжал, просто не позволяя её ручкам добраться до рта и заглушить восхитительные стоны.

- Ты охуительно узкая, - выругался над её головой, и она почувствовала, как его толчки стали более жёсткими.

Второй рукой Коул забрался под её живот и провёл небольшую дорожку от пупка к влажной щёлочке. Он чувствовал, как живот наполнялся, становился чуть больше, когда его член входил до упора. Но на этом он не остановился, его пальцы коснулись твёрдого, влажного клитора, и этот контакт заставил омегу дёрнуться.

- Коул! - вскрикнула его имя уже во второй раз, но сейчас она звучала призывающей к действию.

- Я тебе помогу, - горячее дыхание альфы коснулось её щеки, и она почувствовала, насколько он близок. Его запах был в её лёгких, носу, в крови. Его член где-то глубоко внутри. Его пальцы были там, где никому не было позволено вот так просто быть. Его сердце стучало бешено, и она чувствовала его спиной, всем телом.

Он играл с её клитором умело, зная эту точку слишком хорошо. Мог контролировать момент, который наступал перед оргазмом, и не давал его, сам наслаждаясь тем, как его член был внутри неё, внутри Истинной. Тяжёлые стоны Оливии переходили на полукрик, который, наверное, могли слышать соседи, могли слышать проходящие на улице. Она была в его постели. Он вёл её к этому выверенными шагами.

Чувствуя триумф от победы, от того, что она была с ним сейчас рядом, Коул решил довести всё до финального конца. В очередной раз пойдя в новый раунд, альфа массировал её клитор чуть более терпко и активно. И когда он понял, что Оливия вот-вот кончит, не стал останавливаться и пошёл к оргазму с ней вместе.

Их тела затряслись синхронно. Оливия чувствовала прилив сил, чувствовала его сперму внутри, чувствовала блаженство от прилива, и просто вырубилась, как только всё закончилось.

========== Часть 24. Дом с запахом грусти ==========

Вся ночь была покрыта забвенным сном, которого у Оливии давно не было. Последние несколько недель, проведённые не в своём доме, под чужой крышей, не давали ей успокоения, но вот долгожданный отдых наступил. Она очнулась позже обычного, возможно даже на несколько часов. Голова была затуманена, и ей понадобилось немного времени, чтобы начать воспринимать те картинки, которые появлялись перед глазами. Она помнила, как почувствовала странное жжение, затем её немного трясло, а затем появился Коул и… Дальше всё было таким неправильным и мерзким. Волчица поспешила напомнить, что было очень хорошо, но только на физическом уровне, когда Коул возымел какое-то незнакомое для неё влияние.

Cпустя несколько минут, пока Оливия лежала и вспоминала всё, она почувствовала его равномерное дыхание рядом. Его спальня. Его кровать. Его подушки. Его присутствие. Ужас подкрался и даже сковал её, пока мозг хаотично начал обдумывать, что делать дальше. Если Коул взял её вчера после стольких протестов, то, что может помешать ему повторить это снова.

Слёзы подступали от обиды, гнев разгорался внутри, и его некуда было деть. Оливия, абсолютно нагая, вылезла из-под одеяла, и, даже не глядя на спящего альфу (гордость не позволила), сделала первый шаг. Его чуткий слух мог уловить утреннюю активность. Но ни первый, ни второй, ни последующие шаги не выдавили из него сон, альфа продолжил спать себе крепко и спокойно.

Прикрываясь лишь руками, девушка покинула спальню и уже быстрее побежала вниз по лестнице. Она уверенно держала путь в купальню, где собиралась смыть его прикосновения, его запах, его поцелуи. Щёки вновь вспыхнули розовым, пока мысленно Оливия испытывала омерзение уже к самой себе. Она думала о Пите, о теперь своей неверности, о том, как это уже не исправить.

Заперевшись в купальне, и поставив под дверь стул, чтобы наверняка, омега включила краны, и пока купальня наполнялась, подошла к двум большим зеркалам. Она редко видела своё отражение, потому что в её доме не было зеркал: это был, своего рода, признак богатства и состоятельности. Всё потому, что сделать зеркало в полный рост, было целым искусством. Его изготавливали из серебра или олова, выдували раскалённый металл и придавали форму. Чем лучше было изображение зеркала, тем стоимость сильнее возносилась к небесам. У Коула дома стояли будто бы идеальные зеркала, огромные и качественные, но Оливия не смотрелась в них часто, боясь привыкнуть к идеальному отражению.

Сейчас же, убирая с груди волосы, омега оглядывала своими голубыми глазами каждый миллиметр и видела следы его губ, видела метки, которые никогда не должны были появиться на её теле. Словно вспышки, голову прошибают воспоминания, как он был чуток к ней, к её рукам, ногам и груди, и талии.

- Ты не должна даже об этом думать, - Оливия бесится, что позволяет себе считать, что произошедшее было приятным, даже чем-то восхитительным.

Руки сами тянутся к лезвию для бритья, острое и опасное, и пока голова говорит, что не стоит делать то, что уже делалось раньше, Оливия не хочет слушать саму себя. Рядом с другими пятью белыми полосками на бедре она делает нажим лезвием и пускает кровь. Больно и неприятно, но рука сама делает длинную линию, дополняя картину теперь из шести порезов. То же самое она проделывает со второй ногой, кидает лезвие на пол и смотрит теперь в отражение с неким облегчением и спокойствием. Две тонкие струйки стекают по ногам, заставляя Оливию заворожённо наблюдать. Голова наконец перестаёт гудеть, мысли проясняются.

Вода заполняет купальню довольно быстро, и Оливия, чувствуя себя блаженно, медленно заходит по ступенькам. Ранки окрашивают воду в розовый, плоть болит и ноет, но она не хочет обращать на это внимание. Разводит руками и проплывает к противоположному бортику, тело окончательно опускается в блаженное спокойствие. И тогда-то Оливия прикрывает глаза и откидывается на спину. Вода держит её, не даёт опуститься ниже, но омега выпускает воздух из лёгких и больше не вдыхает, чувствуя, как тело начинает тонуть. Раскинула руки. В уши заливается вода. В носу неприятно колит. Она жмурит глаза и опускается под воду в полной темноте. Тихо, и слышно лишь биение её неспокойного сердца.

“Прости, Пит. Я не могу поверить, что так смогла оскорбить тебя. Этому нет оправдания…”, - в голове крутились мысли, как бы она извинилась перед бетой за такое грязное предательство, но, по правде говоря, внутренне Оливия лишь чувствовала, что должна извиниться. Должна, но желание не шло от сердца.

И тут ей стало ясно. Вся её жизнь состоит из того, что она ничего не делает по искреннему желанию. Надо угодить родителям. Надо угодить традициям. Надо угодить Поселению. Надо угодить всегда кому-то, но не самой себе. С Коулом могло быть всё по-другому, но он вчера попытался угодить самому себе, поэтому воспользовался её странным состоянием.

Когда воздух стал большей необходимостью, Оливия медленно поднялась на поверхность и вздохнула полной грудью. Голова окончательно прояснилась, стало понятно, что пора возвращаться домой. Оставаться тут больше не вариант.

Шрамы на бёдрах, как обычно, прячутся под тканью тяжелого платья. Влажные волосы вновь начинают завиваться в волны. Глаза покраснели. Оливия чувствовала себя отлично физически, но морально, казалось, уничтожена. Когда она открывала дверь, убрав стул с дороги, то совершенно не ожидала увидеть на своём пути Коула, который стоял у самого порога, будто бы ожидал её. Только и надел, что штаны свои. Дресс-код в доме заметно претерпел изменения. Сначала в ней возник страх перед ним, перед альфой, но затем мятежная сущность дала о себе знать.

- Уйди с дороги! - толкнув его сильно в грудь, она не нашла его покачивающегося и упавшего на пол, нет, он едва отошёл в сторону, выдержав всё, как самая крепкая стена, - Уйди, я говорю!