— Конечно, где уж мне, — я криво усмехнулся и перевел взгляд на распахнувшиеся двери, в которые в этот момент входил Правитель.

Лавинаэль стремительно прошел к своему месту и сел за стол.

— Друзья мои, сегодня мы собрались здесь, чтобы в торжественной обстановке чествовать замужество моей дочери Сиэаны с герцогом Сомерсетом. Такова участь отца — терять свое дитя, когда приходит время птице расправить крылья и выпорхнуть из родительского гнезда.

— Красиво, если не знать, что птенцов родители обычно из гнезда выкидывают, чтобы не мешались, — пробормотал я вроде бы тихо, но и отец семейства и его отпрыски явно расслышали, потому что бросили на меня злобные взгляды. Почему место рядом с Сиэаной пустует? Кто может себе позволить сесть за стол позже Правителя?

— Но сегодня не только радостный день для моей дочери, которая нашла свою вторую половинку, вместе с которой ее сердце будет биться в унисон долгие годы, — если бы я ел, то сейчас подавился бы. Нет, я все понимаю, традиции и все такое, но все присутствующие здесь знают цену этому браку, так какого хрена распинаться тогда? — Сегодня еще и день скорби, потому что именно сегодня я потерял любимого брата, который по праву считался лучшим воином из всех, кого когда-либо принимала под своей сенью Дальмира. Он был убит. Убит подлым ударом в спину. Его убийцу оправдывает только то, что он не знал о том, что сегодня соединилось сердце его господина и моей дочери. Он думал, что защищает своего сюзерена, и это станет его помилованием до того момента, пока Дальмира принимает его господина и он является здесь не только почетным гостем, но и членом моей большой семьи. — Вот гадство-то какое, оказывается один из тех четверых которых положили Тени и Лорен является братаном Лавинаэля и лучшим из лучших. Не такие уж они и совершенные, если так глупо потеряли своего эльфа. Больше, чем уверен, что кинжал в спину этому мистеру совершенство всадил Лорен — его почерк. Их учили не размениваться красноречием с ушастыми, да и годы, проведенные в качестве Магистра Ложи убийц, дают о себе знать. Но отдуваться теперь за него придется именно мне. Почему он Лавинаэля не приговорил на той полянке? Все было бы гораздо проще, наверное. — Давайте праздновать друзья, а место Кенара будет пустовать весь этот вечер, как немой укор всем нам, чтобы мы не забывали.

На этой патетичной ноте Лавинаэль закруглился, схватил кубок, который ему тут же наполнил слуга, и это послужило сигналом для остальных гостей, что можно начинать уже жрать.

Я ковырялся вилкой в тарелке и практически ничего не ел. Во-первых, у меня все еще болело горло, а, во-вторых, наедаться перед поединком — такое себе удовольствие. Молодой Сатрин не выходил у меня из головы, как и весь абсурд происходившего, начиная от моей скоропостижной свадьбы, заканчивая такой же скоропостижной смертью во благо какого-то договора, который априори не имеет ни юридической, ни магической силы. Но открывать свой рот, обвиняя Лавинаэля во лжи, по крайней мере, сейчас, было верхом идиотизма. Хотя другого шанса уже может и не быть.

— А почему наш зять ничего не есть и не пьет? — справа от меня раздался громкий голос шурина. Что, уже? Сидящие за столом эльфы тут же навострили уши, а многие отложили столовые приборы.

— Так ведь пост, до первой звезды нельзя, — еле слышно пробормотал я, вспомнив слышанную когда-то фразу, не удостоив шурина вниманием.

— Видимо он не хочет почтить память моего дяди. Но что еще взять от… человека, — а сколько презрения, мамочки, держите меня семеро. Странно, живя столько лет, можно было и научиться наезжать на оппонента. Ну кто так оскорбляет? Карниэль что, реально думает, что я сейчас встану и с воплем: «Вы нанесли мне смертельное оскорбление, сударь, назвав меня человеком!», брошусь на него с кулаками? Он совсем… хм…недалекий?

Самое смешное заключалось в том, что все молчали. Все молчали и ждали, чем кончится это дело. А я что, я ничего, сижу себе тихонько, делаю вид, что салат режу. Вот такой тебе дебильный зять достался, посмотрим, как ты выберешься из такой неоднозначной ситуации.

Карниэль говорил что-то еще, но я просто отключил слух, потому что слушать этот бред было просто смешно. Море пафоса без капли логики. Вот она расплата в вынужденном затворничестве. Дефицит общения, кажется так называют это умные люди.

Тогда шурин решил действовать более решительно, он схватил меня за предплечье и рывком развернул к себе вместе со стулом, заставляя посмотреть на себя. Я несколько секунд разглядывал руку, которая все еще продолжала меня удерживать. Дальнейшее заняло у меня пару секунд. Карниэль развернул меня очень удачно — своим плечом я закрыл от остальных то, что сейчас происходит на столе перед сыном Правителя. Сам Карниэль буравил взглядом меня, но не смотрел, что в это время делается с моими руками. Бутылочка оказалась над кубком Карниэля всего на секунду, и исчезла в рукаве, а я двумя пальцами взял его руку за рукав камзола и отодвинул от себя.

— Ты меня трогаешь, — я очень старался придать своему голосу нотку презрительности, и у меня это получилось просто блестяще.

— Да тебя нужно просто прибить как недобитого таракана, который все никак не может понять, что время правления людей подошло к концу, — прошипел мне в лицо Карниэль. По его налитым кровью глазам я понял, что парень, похоже, накручивает сам себя.

— Но это не повод, чтобы меня трогать… — начал я, но Карниэль снова меня перебил.

— Если бы не пророчество, ты бы уже сейчас кормил бы червей, ничтожный ублюдок, сын шлюхи, — прошипел Карниэль. По-моему, он переигрывал. Или действительно себя накрутил. А то, что он говорил — ну и что? Я прекрасно знаю, что моя мать была шлюхой, да об этом весь Дариар знает, он что же думает, что я буду обижаться на правду?

— Ты все еще продолжаешь меня трогать, — я спокойно выдернул руку из его руки, и начал разворачиваться лицом к Сиэане, которая смотрела на происходящее широко распахнутыми глазами и прикрыв ладонью рот. При этом я опустил вторую руку и флакончик, который, скатившись по рукаву, оказался в моей ладони, и я его быстро опустил в карман, в то время как поднимал руку, чтобы придвинуть кубок Краниэлю. — Выпей, остынь, давай же. Не хочешь за наше счастье с твоей любимой сестренкой, тогда за упокой души твоего дядюшки, который, если бы в живых остался сейчас выполнял твою задачу. Только эта трагическая случайность позволила тебе получить минуту славы. Но ничего страшного, выпьешь, успокоишь расшатанные нервишки и будешь более адекватно смотреть на происходящее.

Я еле сдерживался, чтобы не наговорить ему гадостей, потому что его красные кроличьи глаза начали выводить из себя, более настойчивее пододвигая ему кубок. Нельзя терять голову в таком ответственном для себя деле.

Краниэль машинально взял в кубок и отпил из него, а затем выплеснул остатки вина мне в лицо. Я очень аккуратно вытер рукавом красную терпкую жидкость, стараясь, чтобы ни капли не попало мне в рот, затем в гробовой тишине повернулся к Крниэлю.

— Тебе не кажется, что ты — плод неестественной связи твоего отца с самкой гамадрила, перегибаешь палку? — прошипел я.

— Что-о-о?! — мне показалось, или в зале образовалось эхо? Вместе с Карниэлем вскочили еще как минимум пара эльфов, включая пресловутого папашу.

— Что правда глаза колет? — я прищурился. — И вообще, ты…, и…., по…, на… и твою мать всем племенем. А папандель, как почетный гость последним. Ну и, как известно, кто последний — тот и папа… И после этого ты меня называешь ублюдком? Или это всего лишь зависть?

— Ах ты, гаденыш…

— Карниэль, оставь, этот мальчишка слишком много стал себе позволять, — на меня смотрел побледневший от гнева Лавинаэль. — Я сам прикончу эту вошь, к тому же, он, скорее всего, сделал свое дело, а поединок, согласно пророчеству, всего лишь должен состояться, и неважно — победит он или проиграет. Он слишком туп или слишком непробиваем, чтобы правильно ответить на нанесенное ему оскорбление, поэтому… Герцог Сомерсет, я — Правитель эльфийского народа Лавинаэль вызываю тебя на поединок до смерти одного из нас. Назови условия, место и время.