А с Еленой я поговорил в тот же день. Девушка краснела, бледнела, порывалась разрыдаться, но всё-таки мне призналась. Заканчивая институт, она и правда понимала свой уровень и что на поприще науки её ждёт прозябание в НИИ, в лучшем случае устроится помощником при талантливом учёном, но это максимум. На это её и подцепил Олег Вадимович Дерюжин, но лишь поначалу, когда обещал невиданные перспективы. Девушка тогда раскатала губу, что они будут действительно работать над тайнами Вселенной и была готова лечь к нему в постель. Но реальность больно ударила её, с размаху, на всю катушку. Хорошо, что хватило ума сделать правильный выбор, но и тут авантюрный характер взыграл и она пошла в осведомительницы.

— А потом меня забрали из контрразведки и отправили работать по специальности на Кадмию, — улыбнулась она. — И вот там мне реально удалось сделать научное открытие. Впрочем…

Она махнула рукой.

— Да, а по тебе и не скажешь, что ты такая авантюристка, — засмеялся я. — А так, я вообще тебя боялся. Ты меня так жёстко прессанула из-за соития с Новиковой…

— Потому что ревновала, — шепнула она мне в ухо, аккуратно лаская языком мочку.

— Так, давай, свои шпионские штучки на мне не оттачивай!

— Но тебе ведь нравится!

Вот и поговорили. В конце весны, а по нашему календарю это было начало апреля, нарисовался Жмых. Он сказал, что образование он почти завершил, осталась практическая часть, которую он будет проходить в моей группе. Я так обрадовался, что моментально связался со Стерлядкиной и Темиргалиевым, и попросил пристроить его к нашему звездолёту.

Марсель сразу ответил мне, что это невозможно, так как вопрос передислокации звездолёта сейчас только решается. Ответ его был настолько невнятным, что я понял, Жмыха не просто так перевели ко мне. Орден Серебряного Эстортуэра немного поутих, но пока было неясно, как там с американцами.

После суда над своими людьми, которые напали на нас в системе Полыни, они немного поутихли, но окончательно мыслей заполучить императрицу, так и не оставили. Жмых получил приказ присматривать за мной, так как Череп и Яся были заняты, но толку от этого было бы мало, решись янки что-то сделать.

Правда, через две недели, когда лето на Машерове, уже вступало в свои права, подтянулся Кинтана.

Мы с Колей Рейманом спустились со своего этажа и уже готовились покинуть общагу, чтобы пойти на футбольный матч, между сборной нашего универа и медиками, когда заметили, что с вахтёршами ругается какой-то здоровый негр.

— Да я вообще тебе ничего не скажу, шпион американский! — взвизгнула, когда я подошёл, старшая церберша.

— Я не американец, я кубинец! — возмутился негр.

— Эдуардо? — спросил я, вглядываясь в разозлённое, чёрное лицо Кинтаны.

Не любят кубинцы, когда их путают с американцами.

— Валеро! — радостно воскликнул негр. — А меня послали найти тебя, но вот эта сеньора меня не пускает и всячески обзывает.

— Кирьянов! Откуда у тебя знакомые иностранцы? — возбудилась церберша.

— Служили вместе, в космодесанте, — отбоярился я, а сам подумал, что летит моя легенда ко всем чертям. — Господи, Антонина Васильевна, что за отношение к нашему кубинскому товарищу! А у него, между прочим, дедушка, воевал в одном отряде с Фиделем и Че Геварой!

Кинтана опешил от доселе неизвестной ему детали биографии предка.

— Ой простите, — смутилась церберша. — Просто не подумала…

Не слушая её извинений, я утащил Эдуардо прочь из общаги.

— Ладно, не обращай внимания, — сказал я ему. — Деревня обыкновенная. Негров только на картинке видела и то в детстве.

— Ага, у нас таких тоже хватает, кто путает русских и гринго, — засмеялся Кинтана.

— Тебя прислали меня охранять? — сразу уточнил я.

— Вообще, да, — кивнул он. — Но не только. Просто в Нуэва Куба стали появляться люди, которые спрашивали про меня.

— Это твои латиноамериканские дела? — уточнил я.

— Да. И когда-нибудь, Валеро, мы сядем и поговорим об этом. Но не сейчас.

Он покосился на Колю Реймана.

— Свой человек, — сказал я.

— Всё равно. То, что происходило в Латинской Америке в конце войны, не надо знать слишком многим людям.

В 1998 году на выборах в Венесуэле, пришёл к власти харизматичный политик Уго Чавес и сразу провозгласил курс на построение социализма и возрождение Боливарианской Колумбии. Всё крупное производство было национализировано, а ещё в Венесуэлу отправились советские и кубинские специалисты. Сколько среди них было сотрудников ГРУ, знает лишь глава генштаба и генеральный секретарь. Это, а ещё братская помощь венесуэльскому народу, по большей части в области новых технологий вызывали серьёзное недовольство Соединённых Штатов, которые попытались сместить неугодного им президента, но не учли всей силы народной любви к Чавесу, а также преданности близкого окружения.

Венесуэльский президент без труда удержался у власти, но затаил обиду на США и планы возрождения Великой Колумбии и из теоретических перевёл в разряд ближайших целей, помогая колумбийским партизанам и эквадорским и панамским левым. В общем, узел там завязывался тот ещё. Мы потихоньку теснили США в их традиционных охотничьих угодьях, что им очень сильно не нравилось и они огрызались и старались гадить нам в Восточном полушарии, отказываясь уходить из Китая. Попутно мы объявили о создании Латинии, планеты, где могут жить выходцы из Латинской Америки, но в чём там была интрига, я не понимал. Информации мало и она вся закрытая.

В тот день мы втроём пошли на футбол, да и в дальнейшем Эдуардо старался далеко не отходить от меня и даже намекнул, что из общаги я могу переехать на квартиру, в которой он обитал вместе со Жмыхом.

Вообще, мне это не понравилось. Я, известным местом, почуял какую-то подлянку. И, как всегда, угадал. Незадолго до майских праздников, мне позвонил Тихонов и попросил заехать в отдел.

Надо сказать, что к нему, я порой захаживал. Анатолий Степанович был кладезем информации, по специфике нашей работы, которой с большой охотой делился.

— Вас бы к нам на курсы, — не выдержал однажды. — И теория, и практика…

— Ты неправ, Валер, — поправил он меня. — На курсах вам дают основу, на которую уже накладывается практический опыт. Просто, обычно, все работают с более опытными сотрудниками, которые объяснят им, как работать в поле. Это тебе так не повезло, группу расформировали, а на Марселя свалилось слишком много, так что он тебе уделять внимание не может. Ничего поправим.

Вот сейчас я шёл в здание галактического отдела ГРУ, но внутренне понимал, не чай пить меня полковник зовёт.

Тихонов в кабинете был не один. Рядом, на диване, стоявшим параллельно его столу, сидел ещё один полковник.

— Урбанас Андриас Линосович, восьмой, американский отдел, — представил он мне гостя. — Нужно оказать братскую помощь, нашим коллегам.

— Всегда готов, товарищ полковник, просто не знаю, чем могу помочь, — отвечая на приветствие «чужого» полковника, отрапортовал я.

— Товарищ Кирьянов, вам знаком некий Джефферсон Саммерс, бывший военнослужащий армии США? — осторожно спросил Урбанас.

— Я знал только одного Саммерса. Сержанта морской пехоты, чей полк дислоцировался на Новом Шайенне, уроженец города Бирмингем, штат Алабама, но ещё в раннем детстве его семья перебралась в Монтгомери, столицу штата. Сам он жил то в Монтгомери, то в Орандж-Бич, то в Хантсвилле. В общем, везде, где есть работа. В 1999 году завербовался в армию США, служил в морской пехоте. Дослужился до сержанта, когда попал в плен и содержался на Ирсеилоуре, где мы с ним и познакомились.

— Видал! — гордо кивнул Тихонов.

— Хорошо, — Урбанас не особо впечатлился моими знаниями и перешёл к делу. — Надо вывезти бывшего сержанта Саммерса с территории Нового Род-Айленда и передать нам.

Я перевёл взгляд на Тихонова.

— Анатолий Степанович, я не отказываюсь, просто хочу вам напомнить…

— Это не провокация Валер, — нахмурившись, сказал полковник. — Хотя стопроцентно нельзя быть уверенным ни в чём.