Путешествие из Амстердама совершалось водой на яхте. «Из Амстердама, – читаем в «Юрнале», – с Ост-Инского двора поехали в аглинскую землю в яхте в полдни». В половине второго ночи проехали город Лейден. 8 января утром прибыли в Дельфт, «нарочито укрепленный и добре построенный город, в котором делают делфтскую порцелину, тако имянуемую», как замечает гюйсеновская редакция «Юрнала», город, изрезанный многочисленными каналами, берега которых усажены липами. Двинувшись отсюда, приплыли в местечко Мааслюйс (Maasluis) на берегу реки Маас при его устье. Здесь пересели на другие суда, больших размеров, и, пробравшись в другой рукав Мааса, прибыли в городок Брилле (Brielle). Путь из Брилле до военного порта Гельветслюйс (Hellvoetsluis) Петр сделал по острову Форне (Voorne) пешком. «Десятник отсель изволил идти пешком, – как записано в «Юр-нале», – для того, – поясняет гюйсеновская редакция «Юрнала», – что дороги водяные и другие проспекты зело красивы и увеселительны»[16]. Придя в Гельветслюйс вечером, «переезжали в мелких судах на корабли и на яхты» ожидавшей английской эскадры под флагом вице-адмирала Митчеля. На кораблях провели ночь. Рано утром 9 января эскадра, состоявшая из двух кораблей, двух яхт и одного «гукора», снялась с якорей и направилась к берегам Англии. Погода, судя по отметке «Юрнала», была бурная, но благоприятная: «Великий ветр был ост-норд-ост, и шли в полпаруса; в точи тако ж». Плыли весь день 9-го и всю ночь на 10 января. Рано утром 10-го завидели английский берег и прошли в виду городка Орфорда (Orford), приветствовавшего эскадру пушечной пальбой. За милю до устья Темзы военные корабли, не могшие плыть по реке, отделились от эскадры и, салютуя выстрелами, направились в военную гавань Чатам, а вице-адмирал Митчель и капитаны кораблей перешли на яхту: «Не доехав до реки Темся за милю, на кораблях и на яхтах была из пушек стрельба; и после адмирал сошел с корабля на яхту, капитаны тако ж, а корабли пошли к пристанищу, где воинские корабли стоят. В сумерках въехали в реку Темс и шли во всю ночь». Рано утром 11 января яхты стали на якорь против доков Св. Екатерины (ниже Тауера, по соседству с ним), и царь с сопровождавшими перешли на мелкие гребные суда, на которых и продолжали путь вверх по Темзе. «Проехали, – отмечает «Юрнал», – на правой стороне (для плывущего вверх по реке) здание, именуемое Тур (Тауер), где аглинских честных[17] людей сажают за караул; проехали мост, на котором дворы построены. Приехали в город Лондон, поставлены в трех дворах мещанских и тут кушали в одном дворе»[18]. «Мост, на котором дворы построены», – это Лондонский мост, единственный в городе до 1769 г., построенный в начале XIII в., сооружение, состоявшее из ряда неправильных арок, на которых находилась часовня Св. Фомы Кентерберийского и стоял ряд ветхих домов, так что мост казался как бы продолжением улицы. На обоих его концах возведены были укрепленные ворота, на шпили которых втыкались головы казненных преступников. «Городом Лондоном» в заметке «Юрнала» названо, конечно, лондонское Сити (City), где и были приготовлены для Петра и его спутников три расположенных на самом берегу Темзы дома на улице, теперь носящей название Букингам-стрит (Buckingham-street) в Адельфи. Помещение, нанятое для царя, описывал в депеше в Вену цесарский резидент в Лондоне Гофман: «По его непременному желанию для него приготовлен на берегу реки небольшой дом, всего только по две комнаты в каждом этаже со стороны двора (ein kleines Haus so nur 2 Zimmer per Stock hat von Seiten dec Hoffes bestehen), откуда он может выходить на Темзу, не будучи замечен, чего он до крайности терпеть не может»[19].

Тотчас по приезде «кушали», как отмечено в «Юрнале», собравшись в одном из отведенных царю со свитой домов. После обеда явился посланный от короля камергер Бертон поздравить с прибытием, выразить благодарность за приезд в Англию и заявить о готовности короля к услугам. Бертон спросил также царя по королевскому поручению, когда ему угодно будет видеться с его королевским величеством. Камергер говорил по-английски; слова его переводил на голландский язык находившийся при царе вице-адмирал Митчель. Петр, поблагодарив за приветствие, отвечал, что готов видеться с королем, когда его королевскому величеству будет угодно, и к этому ответу присоединил просьбу, чтобы при нем назначен был состоять кто-либо из королевских приближенных, который бы о его желаниях мог доводить до сведения короля, а лучше всего он желал бы иметь при себе вице-адмирала Митчеля, как знающего голландский язык. Видимо, вице-адмирал сумел во время морского переезда приобрести расположение царя. Камергер обещал доложить королю и откланялся. «После кушанья, – так описан этот разговор с камергером в «Юрнале», – присылал королевское величество своего подкормного господина Бертона с поздравлением счастливым приездом, благодарствовать за показанную любовь и за приезд в англинскую землю, объявляя всякую королевскую услугу и желая ведать, когда изволит его царское величество видеться с королевским величеством. И за то поздравление благодарствовал и говорил, что он с королевским величеством видеться готов, когда королевскому величеству угодно будет; говорил англинским языком, а переводил те речи по-галански вице-адмирал Мичель; желал, чтоб кого-нибудь приставить ближнего человека, который бы мог всегда доносить его желание королевскому величеству, а и лучше того и вице-адмирала, потому что он галанскому языку доволен. И тот подкоморный человек королевского величества донесть хотел и, поклонясь, и пошел»[20].

В день приезда Петр написал несколько писем в Москву и Амстердам. Из сохранившегося письма в Москву к Виниусу видно, что даже и новые впечатления, испытанные при въезде в Лондон, все же не могли заслонить собой мысли о тех предметах и даже мелочах, о которых он вел переписку с этим корреспондентом. «Min Her Vinius, – пишет ему царь. – Письмо твое, декабря в 10 д. 1697 писанное, мне дошло прошлой пятницы с прочими (на которые отповедь я писал из Амстердама, только за скорою поездкою подлинной отповеди не успел отписать, а иные и не прочел), на которое ответствую, что о железных мастерах многажды говорил Витцену; только он от меня отходил московским часом. А ведомости золотых разных земель, уведомяся, пришлю. Росписку, которую ты прислал к Федору Плещееву, забыли у него, только по нее писал[21], и как получу, отповедь учиню. Пожалуй, поклонись всем знаемым по достоинству. А мы под правлением господина виз-адмирала Мецеля сюды приехали в добром здоровьи сегодня по утру, и как при отъезде, так и при приезде, для отшествия почты, пространнее писать не успел. Piter. Из Лондона, генваря в 11 д. 1698». Действительно, Петр писал в день приезда о забытой расписке Ф.Ф. Плещееву в Амстердам; писал также Лефорту и Ф.А. Головину[22].

О прибывшем московском царе в Лондоне пошли разговоры. Начал их сам король. «Сегодня утром, – доносил депешей от 11/21 января в Вену цесарский резидент Гофман, – прибыл сюда московский царь, о привычках и поведении которого я слышал сегодня, рассказывал король, что он, царь (во время переезда в Англию), не пожелал воспользоваться яхтой, а поместился на одном из военных кораблей, что всю дорогу он разговаривал с контр-адмиралом, который его сопровождал, о мореплавании и желал знать об этом до последних мелочей; что он одет был в костюм голландского матроса, а при входе в Темзу надел здешнее платье и парик; что он лазил на верхушку мачты и приглашал влезть туда же за собой адмирала, но тот отказался, сославшись на свою полноту; что, вместо того чтобы перейти в одну из посланных ему навстречу в Грэвзенд королевских лодок, он, чтобы не быть узнанным, поместился на барке, предназначенной для перевоза багажа, и, таким образом, не будучи никем замечен, достиг своего жилища, расположенного на берегу Темзы; что с ним находятся 27 человек, а послов он оставил в Голландии. К этим подробностям о его прибытии сюда король прибавил, что это – государь, который забавляется только кораблями и мореплаванием и совершенно равнодушен к красотам природы, великолепнейшим зданиям и садам и что он говорит и понимает по-голландски лишь о том, что касается мореходства. Как прибыл он сюда инкогнито без всякой церемонии и приема, то и поместился со своей свитой в трех маленьких соседних домах, так что слишком любопытная толпа не будет знать, на какой из домов устремить глаза, чтобы его увидеть»[23].