— Ну что, сын, как тебе владения Берсерков? Здесь интересно, не правда ли? Дагур не так плох, как я думал.
***
Иккинг не собирался так просто сдаваться. Он снова затеял разговор с отцом. Но тот был непреклонен.
— Если тебе так уж не хочется, чтобы дракона убили, поговори с Хедер, может, она, как юная особа, сжалится над ним. Женщины склонны к состраданию. Но вообще я тебя не понимаю, Иккинг. С чего такая забота о тех, кто столько вредит нам?
— Да ни с чего! Просто мне кажется, что это уже не по-современному и пора заводить новые традиции…
— Не по-современному? — усмехнулся Стоик. — И где ты только этих слов набираешься?
Отец ласково потрепал сына по макушке и ушёл к себе вместе с парой своих приближённых, чтобы дать кое-какие распоряжения на будущее.
Иккинг устало опустился на кровать. В последнее время жизнь была к нему жестока. «Может, надо было показать Беззубика? Показать, какой он добрый… Викинги понимают только язык силы, — размышлял он, глядя в потолок. — Тогда наверно надо было мне явиться в деревню со всеми драконами, что жили у нас в Овраге. Хотя нет, это ужасная идея. Отец ещё больше бы обозлился… Боги, что мне делать? Ещё эта Сигрун со своими указаниями. Никакой я не Король! Что она привязалась ко мне? Не хочу быть Королём. С чего она взяла, что я смогу всех спасти. Защищать везде и всюду, она сказала. Если бы я только мог…»
Его мысли переметнулись к Астрид. Как она там? Навещает ли, как обещала, Беззубика и Эльдюра? Интересно, Чудовище не обижает её? Астрид сильная, но всё равно такая хрупкая по сравнению с драконом. Иккинг закрыл глаза, вспоминая дорогие сердцу черты лица. Но вдруг перед ним возник образ Хедер, и он испуганно открыл глаза. Брачный договор… Его-то он сможет аннулировать? Ведь ещё ничего не решено, так ведь? Хедер была красива, но она была не та.
***
Началась церемония на Арене. Народу собралось столько, что мест всем не хватило и многие толпились в проходах, выглядывали через головы других зрителей. Наверное тут была вся деревня Берсерков. Иккинг шёл на почётные места, отведённые для него с отцом, как на собственную казнь.
Дагур и Хедер уже сидели на своих высоких креслах, приличествующие вождям. Внизу на самой Арене суетились воины, удерживая в клетке Громмеля. На его морде был намордник, а лапы были прикованы к решётке, но дракон всё равно раскачивался из стороны в сторону, стремясь вырваться из плена.
— Извини, Стоик, для ритуала лучше бы подошёл кто-нибудь поинтереснее, хотя бы Змеевик, но что-то в последнее время нам не попадались драконы. Этот последний.
Иккинг с тоской смотрел на несчастное создание. Грубая зелёная чешуя Громмеля была покрыта шрамами. Его глаза говорили о страданиях, которые терпело животное в плену. Сейчас он, утомлённый бесплодными попытками освободиться, устало лёг на землю, просунув язык между зубов и свесив его. У Иккинга защемило сердце, он вдруг вскочил и подошёл к Дагуру, не думая о том, как он сейчас выглядит и что о нём подумают.
— Дагур, останови это! Прошу тебя! Он не заслужил этого!
— А-ха-ха, — рассмеялся вождь Берсерков. — Стоик, ды ты вырастил альтруиста! Нет, Иккинг, дракон умрет потому что это его судьба, как моя судьба быть вождём и воином. Хочешь, я сам его прикончу?
— Нет, Дагур, пожалуйста, просто останови это. Разве ты не видишь, как он страдает и измучен? Он даже бороться будет не в состоянии. Если тебе так нужна кровь, порежь ему лапу. Разве этого не достаточно?
— Стоик, — Дагур всё никак не мог поверить, что слышит подобные речи, — что с твоим сыном? Уйми его. Не порть людям праздник. О, Иккинг, — Дагура озарила внезапная догадка, — а может, ты сам хочешь его убить? Или кишка тонка?
— Нет, я не…
— Мой сын — лучший ученик в Школе драконоборцев! — с гордостью заявил Стоик, бросая на сына крайне удивлённый взгляд: что он вытворяет, в конце концов? Или опозорить их хочет?
— О? Да неужели? — глаза Дагура хищно сверкнули. — Тогда нам стоит отдать честь убийства зверя ему, разве нет? Давай, Иккинг, покажи, на что ты способен!
— Да, Иккинг, покажи, — подначивал и отец. — Я видел, на что ты способен. Представляешь, какой почёт ты получишь здесь?
— Нет, я не стану… — Иккинг уже был не рад, что ввязался, он пытался остановить Дагура и отца, но молодой вождь уже встал, поднимая руку вверх и призывая к тишине свой народ.
— Племя Берсерков! — торжественно начал он. — Наши почётные гости с острова Олух выразили желание принять непосредственное участие в Ритуале. Сын Стоика Обширного, Иккинг Кровожадный Карасик Третий, наследник и будущий вождь, сам победит зверя! — толпа взорвалась приветственными криками. Те, кто знал Иккинга ещё с его детства насмешливо зашептались, они не верили, что такой тщедушный малый может одолеть Громмеля. Впрочем, зрелище должно было получиться великолепное.
— Дагур, — с тревогой обратился к вождю Берсерков Стоик. Ему вдруг стало не по себе, вдруг его порыв и желание предстать в лучшем свете навредит Иккингу? — Если с моим сыном…
— Не волнуйся, ничего с ним не будет, если он провалится, то там у меня десяток викингов, которые переломят этого Громмеля, как щепочку. Неужели ты думаешь, что я хочу приобрести в твоём лице врага? К тому же, — рассуждал Дагур, — Иккинг мне как брат, мы практически росли вместе, да и Хедер не может лишиться жениха.
— Если с него хоть волос упадёт…
— Не упадёт, — отрезал Дагур.
Иккинга повели по переходам Арены, облачили его в доспех, которые были ему сильно велики, от шлема от отказался. Юноша словно в трансе вышел на Арену, сжимая во вспотевшей руке меч. Он плохо видел, почти ничего не соображал. Крики толпы слились для него в огромный вопль, который резал его слух, как кинжалом. Дышать было тяжело. Может, виной всему доспех, а может, то, чему он станет виной в ближайшее время.
Иккинг подошёл к Громмелю. Игнорируя удивлённые возгласы охраны, он тихо и ласково заговорил с драконом. Иккинг что-то шептал, успокаивал зверя. Он не заметил, как охрана в это время расстегнула кандалы и сняла намордник. Иккинг вообще ничего не видел, в голове шумело. Всё, что он запомнит из тех страшных минут, это глаза дракона, которые сначала загорятся надеждой, а потом потухнут, когда он поймёт, что даже этот человек не поможет ему.
— Прости, но по-другому они будут мучить тебя. Сейчас ты хотя бы умрёшь быстро, — бормотал Иккинг, по его щекам текли слёзы, которые затуманивали и без того испортившееся враз зрение. Он ловко уворачивался от дракона, который скорее по привычке наступал на человека, и не знал, как завершить то, к чему его принудили.
Краем глаза Иккинг заметил какого-то викинга-берсерка, который стоял, готовый в любую минуту броситься ему на помощь. Тогда он выполнил обманный маневр, поднырнул под Громмеля, нашёл чувствительное место на шее. Если почесать там, то дракон станет пушистее котёнка, но со стороны это выглядело так, словно толстый ящер сейчас съест Иккинга или раздавит его своей тяжестью.
Раздался вопль, звук металла, разрезающего кожу. Иккинг перекатился подальше от Громмеля, корчащегося в предсмертной агонии. Он бросил последний взгляд на несчастное создание и отвернулся, пряча лицо в пыли арены. Его тело трясло от рыданий. Как он очутился в своей комнате, он не помнил.
***
Еще через день корабли Хулиганов отправились в обратный путь, нагруженные дарами от племени Берсерков. У Стоика в шкатулке лежали подписанные договоры о мире и союзе, а также черновой вариант брачного контракта, согласно которому Хедер и Иккинг должны будут пожениться по достижении обоими двадцати лет. Правда Стоик настоял, хотя Дагуру это и не понравилось, что помолвку можно будет расторгнуть без вреда для обеих сторон, если будут на то веские причины. Это всё, что викинг мог сделать для сына.
Иккинг не проронил ни слова с того дня, когда он стал причиной гибели дракона.
Комментарий к Глава 8. На острове Берсерков
* Английское deranged — прозвище Дагура — имеет несколько значений: невменяемый, сумасшедший, безумный и т.п.