Интересно, что бы сказал на это Леша Жигудин, мой внештатный психотерапевт… Или провокатор-альтруист Макс Таранов… Или Татьяна Вячеславовна Тихонова, всеобщая наша мама и бабушка фигурного катания?.. «Не время ныть, вытри сопли, твой старт самый важный, соберись и давай…» Где-то так… А что они еще могут? Все равно, то, что я, может быть, и хотел бы сейчас услышать, никто из них сказать мне не способен…
- Скучаешь?
Она подходит бесшумно, и я вздрагиваю от звука ее голоса.
- Можно? – она кивает на пустое сидение около меня.
- Конечно, что за вопрос?..
Нинель подворачивает полы пальто и усаживается рядом. Потом, неожиданно, обнимает меня за плечи и притягивает к себе. Чувствую, как ее щека касается моей макушки. Деревенею от неожиданности…
- Ма, ты что?.. – шепчу испуганно.
- Ничего…
Она также порывисто отстраняется, одергивает воротник и поправляет свои шикарные белокурые локоны.
- Ничего, - повторяет она. – Просто там в раздевалке, все суетятся, бегают… Мальчишки ржут как кони, Татищева ходит из угла в угол, злая, на девок твоих кидается, Артуру Марковичу, вон, тоже досталось… Дядя Ваня озабоченный всеми проблемами мира… А я так подумала, что ты здесь один совсем, вот решила с тобой… Поскучать.
Ну прям день откровений… Сентиментальная Нинель. Нет, бывало, конечно. В домашней обстановке или в отпуске. Но вот так, чтобы на работе, при всех…
- Мне тут шепнули, - произносит Нинель негромко, - короче, если команда занимает призовое место, то завтра, самое позднее - после завтра дисциплинарная комиссия выступит с заявлением об отстранении Вали…
У меня противно ноет под ложечкой.
- Снимай ее, - глухо говорю я. - Еще не поздно. Легкая травма, нервный срыв, месячные… Да что угодно. Не убивай ребенка…
- Может быть и стоило бы…
- Так в чем проблема?
Нинель смотрит на меня немигающим взглядом без улыбки.
- Валентина сказала, что будет катать…
- А…
Разеваю рот от удивления.
- Я описала ей ситуацию, - пожимает плечами Нинель. - Сказала, что она может решить сама, что делать. Она расстроилась было, но потом хорошо так разозлилась, уперлась и сказала, что сегодня будет катать, хоть небо на землю упади…
- Давно сказала? – невольно вырывается у меня.
- Э-э… Ну вот где-то полчаса назад, - удивленно смотрит на меня Нинель. – Утром я с ней побеседовала, велела подумать, мне даже казалось, что она готова сняться… Но, вот, получается, решилась…
«Как тогда»…
Получается, маленькая уже все знала…
«Как тогда»…
О, господи, гореть мне в аду без милосердия и прощения…
- Знаешь, - я опускаю голову и нервно сглатываю, - мне так домой хочется… Чтобы все это уже закончилось. Чтобы вечером, у камина с чаем… И чтобы Фишка с нами…
Она бросает на меня мимолетный взгляд, смотрит по сторонам и загадочно улыбается.
- К черту все, улетаем прямо сейчас?
Интересно, что будет, если я скажу «да»? Но я знаю Нинель. А она меня…
- Не-е-ет, - смеюсь, откидываясь на спинку. – Не с нашим счастьем.
Нинель кивает, мимоходом поглядывает на засветившийся экран телефона и, со вздохом, встает.
- Это точно, - соглашается она.
- Зовут? – интересуюсь, указывая на телефон.
- Требуют…
- Иди… - говорю я, и совсем уже тихо добавляю, - я люблю тебя, мама…
Она как будто хочет что-то сказать, и уже даже открывает было рот… Но нет… Взгляд, улыбка, взмах руки… И ни слова больше.
Провожаю взглядом ее решительно удаляющуюся высокую фигуру с длинными, белокурыми волосами и руками глубоко в карманах пальто…
Трибуны постепенно заполняются зрителями. Наш сектор тоже потихоньку начинает бурлить и пениться от возвращающихся в него коллег. Я же занимаю стратегическую позицию в первом ряду, чтобы все видеть самому, и главное, чтобы видно было меня. Потому что я обещал Валентине, что буду смотреть ее танец. И я знаю, что для нее это очень важно, видеть, что я держу свое обещание.
И черта с два теперь меня кто-то с места сдвинет…
Валька выступает последней. И рвет всех. В клочья.
Тот случай, когда прекрасно все. И костюм, и музыка – «Болеро» Мориса Равеля – и контент, и спортсменка. Об исполнении вообще говорить нечего. Кто бы захотел придраться – не смог бы.
На последних тактах зал уже ревет и взрывается восторгом. Аплодируют все, и свои, и чужие. Потому что очевидно, что Валя – лучшая.
Балеринка сияет. Понимает, что сделала все как надо. Раскланивается. Как положено, на все четыре стороны… И легкий реверанс с воздушным поцелуем в сторону нашего сектора… В котором кроме меня – никого, потому что все толпятся в кис-энд-край, ждут, когда тренеры ее туда приведут… Обычно так не делают. Не принято совсем уж откровенно демонстрировать свои симпатии в отношении конкретных зрителей. Но Вальке сейчас можно все. И она отрывается по полной.
Ожидаемо, балеринка получает свой максимум, а наша команда – еще одну десятку. И теперь уже мы в лидерах с пятьюдесятью четырьмя очками против пятидесяти трех у японцев и пятидесяти одного у американцев. Впереди парники и танцоры. И если в танцах нам точно ничего хорошего не грозит – тут не упустить бы то, что уже имеем, то в парном разряде произошла неожиданность в виде замены. Ничего не показавших позавчера ребят Таранова заменили на вполне серьезную питерскую пару Тамары Московиной, таких себе Сашу и Дашу Горямовых, которые звезд с неба не хватают, но работают крепко, слаженно, и в имеющемся контексте как раз могут поспорить и с американской парой, и с японцами, и с итальянцами, традиционно сильными в этой дисциплине. Посмотрим…
Полчаса перерыва. Народ расползся кто куда.
Пока я ходил, добывал себе в автомате маленький стаканчик кофе и два шоколадных батончика (Нинель узнает – убьет), возвращаюсь, вижу, что все три мои красавицы уже на месте, кокетничают с зашедшими в гости Юзиком, Яшкой и Чангом под хмурым взглядом Андрея. Раскрасневшаяся, довольная Валька первая меня замечает.
- Сережка!..
Она бросается ко мне и, я едва успеваю поставить на бортик недопитый кофе, прежде чем подхватить ее на руки.
- Ты смотрел на меня, смотрел? – шепчет она, крепко обхватив меня за шею. – Я же там только для тебя…
Какой же она еще ребенок. Очаровательная. Соблазнительная. Умненькая. Сильная. Но такое еще дите…
- Конечно смотрел, - заверяю ее я. – Ты была великолепна. Вот, подожди…
Ставлю ее обратно на пол, сую руку в карман куртки и протягиваю ей мягкого, большеухого, пушистого котенка, с синим бантом на шее - игрушку, которую купил на днях специально для нее.
- Ой-и! – визжит Валька, аж подпрыгивая. – Хорошенький какой!..
- Поздравляю, - говорю ей с улыбкой.
Схватив игрушку, малая прижимает ее к себе и, баюкая котенка, как настоящего, бросает на меня такой взгляд, что у меня мурашки по спине бегут.
«Как тогда…»
- Эй, парни, а мы-то облажались! – громко заявляет Тони, усмехаясь во весь рот. – Ланской молодец, подарок победительнице принес, а мы? Лузеры!..
«Еще какие», - думаю я про себя, пряча ехидную ухмылку за вновь оказавшимся у меня в руках кофе.
Расшаркавшись и раскланявшись, парни, едва завидев на горизонте Нинель, Муракова и Клея, поспешили ретироваться на свои позиции. Валя тоже, повинуясь властному кивку тренера, побежала вниз, решать какие-то организационные дела. За ней же туда уныло поплелся и Андрей.
Усаживаюсь между Анькой и Танькой, и сразу же, упреждающим ударом, протягиваю каждой по шоколадному батончику. Помогает не очень.
- Вот, Анечка, - ехидничает Танька, вгрызаясь в ореховую начинку, - замена нам с тобой подрастает, помоложе, да порезвее. Чё его делать, куда бежать – прям не знаю…
- Ну, тебя-то хоть в Питере приютят, - вторит ей Анька, - а мне так только на пенсию… Или в Японию, под сакуры…
- Ремня бы вам хорошего, обеим, - весело говорю я, раскидывая руки и обнимая моих любимых ведьм.
Танька указывает на меня полусъеденным батончиком и говорит, обращаясь к Ане.
