Листаю ленту… Ах ты ж мерзавец… Сволочь…

«Привет! Вот увидел нечаянно… А я думал, он твой парень…»

И ниже – фотография, на которой я запечатлен вдвоем с Катькой Асторной… Когда мы в Екатеринбурге на улице случайно столкнулись… При чем момент выбран самый, что называется, пикантный. Я обнимаю ее, а она, улыбающаяся, гладит меня ладонью по щеке…

- Это было на чемпионате в Екатеринбурге. То есть получается за несколько месяцев до Санкт-Петербурга, и почти за полгода до…

- Да, - кивает Таня. – Примерно в то время все и началось.

Значит он уже тогда все задумал. И морочил ей голову, подготавливая… Гадина…

Смотрю ниже. Под фотографией Танькин ответ.

«Он не мой парень. Мы друзья. Прекрати это!» И сердитый смайлик.

- Он прекратил?

- На некоторое время. Совершенно нормально поздравил меня со вторым местом, вон, видишь, и с попаданием в сборную… И пропал. Ровно до Санкт-Петербурга…

В ленте Танькиной переписки с «Джокером» пробел на полтора месяца. А потом снова…

«Желаю успеха на Европе», «Питер классный город, будет время сходи в Мариинку»… И тут же, после всего этого… «Он не стоит твоих слез. Улыбнись. Ты лучшая!» И фотография, как мы с Анечкой целуемся перед входом в ледовый дворец… И моя рука бесстыдно запущена к ней под юбку… Ах ты ж… Смотрю дальше и вижу странную фразу от «Джокера»: «Не нужно так. Нервы дороже. А ты все равно самая-самая»

- Тут был твой ответ, который ты потом удалила? - спрашиваю я.

Танька слегка краснеет, отворачивается и молча кивает.

- Что-то типа, «ненавижу этого козла», да?

- Почти, – она невесело усмехается и смотрит мне в глаза. – Там было «Ненавижу эту стерву»… О тебе я никогда бы такого не сказала… Хотя, вот это вот, - она кивает на экран, - было как раз незадолго после того, как ты тогда ко мне приезжал расставаться… И довел меня до такой истерики, что мне неотложку вызывали… Не знали, почему я, как раненная собака, мечусь по дому, вою, реву, ору и на всех бросаюсь…

Я вспоминаю, как все это было… И какой скотиной я был… И мне физически больно от угрызений совести… Жаль, сделанного не вернешь…

- Зря я тогда это написала… - качает головой Таня. – Поняла потом, что подставилась, но поздно было. Да и не подозревала, что так все обернется…

- После этого он взялся за тебя всерьез?

- Ну… Стал активнее. Вот смотри… Ну это такое, бла-бла-бла. Комплименты, цветочки… Вот. Снова вы с Анькой вдвоем. Вот, стоите обнявшись… Вот целуетесь… А вот мы с тобой вдвоем… Я тут какая-то замученная…

- Ты понимаешь, что снять это мог только кто-то из наших? – я поднимаю на нее глаза. – Со зрительских мест такой ракурс не получится…

Таня качает головой.

- Фотографию могли стащить из Инстаграмма, из Фейсбука… Купить у папарацци, в конце концов… Их же там море бродило…

Я обреченно вздыхаю. Она права. К сожалению…

- Можно дальше? – спрашиваю.

- Можно, - усмехается Танька. – Дальше начинается самое интересное. Третий акт трагедии. Под названием «Крыша, прощай»…

Листаю ленту. Там ровно одно фото. И Текст. Но фото… Это не укладывается ни в какую голову… Как это умудрились снять – вопрос второго плана.

За что?

- Я когда это увидела, - произносит Таня, - меня как убило током. Выжгло изнутри всю… Ну ладно, Анька… Столько лет вместе трахались, к ней я привыкла и… любила по-своему. Ну Катьку я бы еще поняла… Она к тебе всегда неровно дышала. Но… Это…

На фото голый я и рядом со мной голая Валька. Снято в массажном кабинете в Париже. Но снято так, что не видно, что мы голые только по пояс. А у Вальки еще такое мечтательное и блаженное выражение лица, что не остается сомнений в том, чем мы можем заниматься…

- Помнишь тогда, в Париже, - продолжает Таня, - Вахавна как раз прогнала тебя с тренировки… А накануне ночью мы с тобой…

- Конечно помню… Все было так… Волшебно.

- Мне тогда показалось, что что-то начало возвращаться. Что еще есть хоть маленький, но шанс… Глупо, конечно… Но я была такая… Окрыленная… И тут, тебя, значит, выгоняют, я докатываю свою разминку, беру телефон, чтобы музыку свою найти и вижу… Вот это. Меня тогда перемкнуло… Такая злоба на тебя взяла… То есть ночью ты со мной, и снова любовь, и такое все обалденно страстное, а сегодня ты уже малолетку так охаживаешь, что она аж светится вся от счастья… Еще и этот масла в огонь подлил…

«Он плюет тебе в душу». «Любить этого мерзавца – себя не уважать». «Он должен быть наказан», - читаю я откровенную манипуляцию умного негодяя по отношению к обиженной девочке.

«Я его убью», - коротко и зло пишет Танька. Но это явно не в планах «Джокера».

«Лучше его унизить, - провоцирует он. – Ты знаешь, где его коньки?»

«В раздевалке.»

«Покажи мне их. Я пристрою ему там тухлое яйцо. Будет знать…»

«Ты что, здесь?»

«Нет. Но я знаю, кого попросить.»

Пролистываю ленту до конца. Больше сообщений нет. Последним идет фотография. Отосланная Танькой Джокеру. На ней мои коньки. Стоят на полу в раздевалке, рядом с такими же чужими. На правом отвернут язычок. На внутренне стороне прокладки отчетливо виден жирно нарисованный ярко-красный крест…

Танька берет мою руку и прижимает к своей щеке.

- Я такая дура… - шепчет она. – Хоть бы ты меня избил или обругал… А то от твоих утешений чувствую себя еще гаже…

Я улыбаюсь и глажу ее по лицу. Иногда просто нужно правильно утешать…

- Что было потом, - тихо спрашиваю я.

- Потом… Потом ты разбился. А я поняла, что натворила… И испугалась. И мне до сих пор страшно. Он-то больше мне не писал. Но я же знаю, что он где-то здесь, ходит рядом, дышит, смеется… Потому и не рассказала никому… Да и кому рассказывать? Вахавне? Так она меня за тебя в порошок сотрет. А кому еще?..

Я достаю свой телефон и набираю номер Джокера. Странно… Этот номер в памяти есть. Но это значит, всего лишь, что мне с него когда-то звонили. Но я не знаю, кто это был. В адресной книге этого номера нет. А что если…

Достаю свой второй телефон, с номером, который знают только самые доверенные люди. Нинель, Леха… Анечка. Снова набираю номер Джокера и нажимаю вызов.

И как бы мне хотелось, чтобы в ответ трубку тут же сняли, и я услышал бы какой-нибудь знакомый, жизнерадостный и удивленный голос: «Алло! Я слушаю! Говорите…»

Как бы не так…

- Этот номер не обслуживается… The number you have dialed is out of service…

Танька привозит меня на Пресненскую набережную и останавливает машину у перехода. Раз уж я сбежал сегодня из больницы, то хорошо бы зайти домой и взять кое-какие вещи. И вообще посмотреть, как там и что… А обратно можно вернуться к ужину на такси…

- Ты теперь здесь живешь? Не у Нинель Вахтанговны?

- Теперь здесь…

Танька разглядывает через лобовое стекло высоченную башню, сияющую в закатном солнце своими стеклянными гранями.

Я нерешительно барабаню пальцами по подлокотнику двери.

- Хочешь… приглашу тебя на… еще одну чашку кофе? - запинаясь спрашиваю я.

Таня улыбается и опускает глаза.

- Ты же знаешь, чего я на самом деле хочу… - произносит она.

У меня перехватывает дыхание, но Танька понимает мое молчание неправильно.

- После всего, что ты узнал… - качает головой она. – Неужели я все же тебе опротивела? Стала отвратительной?

Я качаю головой.

Как может быть отвратительной женщина, которую боготворишь и жаждешь всю без остатка, которая в ответ так любит, что в приступе ревности готова тебя убить?

- Ты счастлива с Женькой, Танюш? – снова спрашиваю я.

Она все понимает. До последнего взгляда. До последнего вздоха. До того самого безнадежного ощущения ужаса и отчаяния, от необходимости сделать выбор, в конце которого всегда боль, разочарование и тоска по несбывшейся мечте. Она понимает теперь, через что пришлось пройти мне…

Таня сидит, прижав ладони к лицу. Не плачет. Просто, как приговоренный к казни, смиряется со своей участью. Потому что ее выбор, как и мой, был сделан заранее и не нами…