Сашенька, не веря качает головой.

- Ну-ка, дай-ка…

Леша забирает у меня из рук ботинок и плоскогубцы. Ковыряет второй винт и, так же как я перед ним, с легкостью извлекает его из подошвы.

- Остальные можно не трогать, они нормальные, - говорю я. – Это видно по характеру повреждения…

- Да и заметно было бы, - кивает он головой. – И времени ушло бы больше…

- Ну да, верно…

- Какой ужас, - шепчет Сашка. – Так получается, что это падение тебе… Подстроили?

- Когда только успели, - качает головой Леша. – Ты ж все время был либо в коньках, либо…

- А вот и нет, - щелкаю пальцами я. – Как раз за несколько часов до старта я фигово выглядел, чувствовал себя не ахти, и Нинель погнала меня вместо тренировки на массаж. Коньки я тогда оставил в раздевалке, и не было меня около часа…

Жигудин отмахивается.

- Не серьезно. В раздевалке куча ботинок. Каждый свои знает, но найти чьи-то постороннему…

Я кладу руку ему на плечо и заставляю замолчать.

- Ты сказал, - говорю я, кивая на мой изуродованный ботинок, - что вот так выглядит преступление.

- Ну, да, сказал… - кивает Леша.

- А теперь я покажу тебе, друг мой, как выглядит предательство.

И с этими словами я отворачиваю язычок ботинка так, чтобы его изнаночная сторона оказалась у нас на виду. Сашка вытягивает шею, чтобы тоже видеть то, что уже обнаружил несколько минут назад я.

На белой тканевой подкладке, тусклым пятном отчетливо выделяется нарисованный жирный, красный крест.

- Ах ты ж черт… - бормочет Леша. – Я сразу и не заметил.

- Я тоже, - киваю я. – Но тот, кто знал, что и где искать, явно нашел все, что хотел…

Сашка протягивает руку и трогает ткань пальцем.

- Это… Фломастер?

- Губная помада, - я качаю головой. – Прошло больше трех лет, она выцвела и стерлась… Но я помню в тот день, когда шнуровался, обратил внимание, что у меня на пальцах какая-то красная мазня. Принюхался – запах приятный. Ну я и подумал, что где-то влез в помаду… Все же время с девчонками рядом… А оказывается я просто когда надевал ботинок пальцем метку задел и испачкался…

Я словно заново переживаю события трехлетней давности. Яркие образы тех далеких дней встают у меня перед глазами. И от реальности всего происшедшего у меня мороз пробирает по коже.

- Ты знаешь, кто это сделал?

Леша в сердцах швыряет искалеченный ботинок обратно в коробку.

- Знаю, - киваю я. – Точнее, знаю, кто помадой рисовал. А вот, кто надоумил, и кто сверлил, если это не одно лицо, могу пока только догадываться.

Леша прячет плоскогубцы на место и, проведя ногой под бампером, закрывает багажник.

- Можешь быть уверен, Серега, мы этого так не оставим, - хмуро заявляет он. – Я сегодня же поговорю с Тихоновой. Да вот прямо сейчас ее наберу…

- Не надо, Леш… - я останавливаю его руку, которая уже потянулась в карман пиджака за телефоном. – Не надо. Дело давнее. Расследования не было. Мы ничего не докажем…

- Но ведь это… Не по понятиям, - без тени шутки произносит он. – В приличном обществе за такое…

- Позволь мне самому решить, как поступить с теми, кто меня предал, и кто меня покалечил, – спокойно говорю я. – Поверь мне, у меня было очень много времени, чтобы все обдумать и понять, кто, как и зачем натворил много разных вещей. И если бы ты, по какой угодно причине, не привез бы мне сегодня мои ботинки, это ничего бы не изменило – я и так уже все знал, просто хотел убедиться…

Леха смотрит на меня скептически. Но потом пожимает плечами.

- Ты поумнел, Валет…

- Я думал, что ты это заметил еще в Пусане…

Он усмехается. Потом кивает.

- Твоя правда. Что ж… Тебе решать, что делать дальше. Но помни, что мы, ты знаешь, я, Тихонова, всегда готовы прийти на помощь.

- Знаю… - эхом отзываюсь я.

Молчавшая до этого Сашка неожиданно подает голос.

- Это ваше фигурное катание… Боже мой, какой ужас!..

- Добро пожаловать в реальный мир, девочка, - разводит руками Леша.

- Реальный мир… - она смотрит на него со страхом, потом переводит взгляд на меня. – Тебя ведь могли… Убить. Ты же мог вообще не встать с койки…

- Мог, - киваю я. – Но встал же…

- Кошмар. И ты так спокойно об этом говоришь…

- Ничего не изменится от того, что я буду кидаться на стену и валяться в истерике, - я стараюсь быть убедительным. – Понимаешь, у нас, в нашем спорте, очень много амбиций, много зависти… Много левых денег и людей, желающих этими деньгами распоряжаться. Я выбрался из той передряги. Живой и почти невредимый. Мои друзья, настоящие друзья, - взгляд в сторону Леши, - пускай против моей воли и обманом, все же спрятали меня на два года далеко от всех потрясений. Но те, кто желали мне зла еще не ушли на пенсию. И моя задача выйти в этой схватке победителем, а не жертвой. А для этого мне нужно вести себя спокойно и благоразумно. Месть, раз уж на то пошло, блюдо холодное, и подавать его нужно соответственно…

Леша усмехается этим моим словам, согласно кивает. Сашенька же смотрит с ужасом и восхищением.

- Ты ненормальный, Ланской… Вы все сумасшедшие… Господи, с кем я связалась?..

Я снова обнимаю ее, прижимаю к себе и вдыхаю аромат ее волос.

- Ты связалась с красивым спортом, с профессионалами своего дела и с замечательной компанией. Поверь мне…

Она всхлипывает, и я пытаюсь заглянуть ей в лицо. Из зеленых, всегда таких веселых колдовских глаз катятся слезы.

- Я не хочу, - она дергает носом и пытается отвернуться. – Не хочу… Чтобы…

- Чтобы что?

- Чтобы с тобой… Опять… Что-то случилось…

- Ну что ты… Сашенька …

Она заходится в рыданиях, и я, как большая нянька, баюкаю и качаю ее в своих объятьях. Как маленькую девочку. Как расстроенного ребенка… А обалдевший от всего происходящего Леша Жигудин, схватившись за голову, уходит от нас на противоположный конец парковки.

Минут пять мы тратим на то, чтобы все успокоились, пришли в себя и вытерли всю излишнюю влагу с лиц.

- Я обещал вам завтрак и кофе, - напоминаю я.

В нашем больничном кафе с едой не очень. Но какими-то блинчиками с какой-то начинкой нас угощают. И даже варят неплохой кофе. Сашка уже не стесняясь то держит меня за руку, то проводит ладонью по моему лицу и волосам, ловя мой взгляд и нервно улыбаясь. Наконец, когда Леша, извинившись, отходит к окну поговорить по телефону, ее прорывает.

Буквально десятком слов, нескольким короткими фразами Саша вываливает мне на голову такое, в сравнении с чем все мои проблемы, беды и интриги кажутся ничего не значащей детской забавой. Она говорит быстро, не давая мне опомниться, не позволяя себя перебить…

Наконец, выговорившись, она замолкает и отворачивается, нервно теребя лежащий на блюдце неиспользованный пакетик сахара.

Я не знаю, что сказать. У меня нет слов… Остались только пустота и злость. И отвратительное чувство собственного бессилия.

Просто обнимаю ее, притягиваю к себе и глажу по волосам, по спине, по рукам…

- Все будет хорошо, - шепчу я. – Слышишь?

- Конечно будет, - она вымученно улыбается. – Конечно…

- А твой… молодой человек, - запинаясь интересуюсь я. – Он вообще…

Сашка смеется, склонив головку на бок и снова лукаво поглядывая на меня.

- Да нет никакого молодого человека, - говорит она весело. – Нет и не было… Это я так тогда сказала, чтобы не выглядеть перед тобой совсем уже… дурочкой доступной…

Что ж… Еще один квадратик пазла, в который складывается жизнь. Моя и тех, кто меня окружает. Еще одна история… С неправильным концом.

Я закрываю глаза, и у меня перехватывает дыхание. И я едва сдерживаюсь, чтобы не выпустить из себя рвущийся наружу крик злости и боли.

- Ну что ты?.. Что ты?.. – Сашенька снова гладит меня по щеке. – Не реагируй так. А то я начну жалеть, что тебе рассказала…

- Это неправильно… - шепчу я. – Так не должно быть… Не должно…

- Вся наша жизнь, если присмотреться, неправильная, - вздыхает она. – Но другой у нас нет… Вот я… Обещала-обещала себе не сметь в тебя влюбляться, заставляла-заставляла забыть, выбросить тебя из головы… И вот, пожалуйста. Не получилось ничего…