- Ну а ты что?

- Ну что я. Сначала, смущалась, конечно же. Первый раз такое… Голая, перед чужим мужиком… А потом подумала, что вот уже столько лет весь мир регулярно рассматривает со всех ракурсов мой зад в трусах. Ну так пускай уже и без трусов посмотрит, жалко, что ли…

Не могу удержаться и смеюсь этой ее откровенности. Глядя на меня Лиза тоже усмехается.

- Ну правда, Сереж, все равно ведь, глядя на любую, более-менее оформившуюся девочку, из наших, нормальный среднестатистический мужик у себя дома, сидя перед телевизором, ее мысленно не раз и не два и разденет, и трахнет и с другом поделится. Это естественная реакция на задранную женскую юбку. Так о каком стеснении вообще может идти речь?

Вопрос риторический. Но, раз уж он прозвучал, я все же пытаюсь ей возразить.

- Ну, например, о стеснении перед теми, кто тебя близко знает. Ну, не на столько близко, чтобы перед ними… э-э-э… догола раздеваться. Ну вот Щедрик, к примеру, Семенов… Ну или я…

Лиза пожимает плечами.

- Ты прав. Это есть. Мне бы, честно, было бы неприятно, если бы ты при мне стал тот журнал рассматривать…

- Вот видишь…

- Но, - Лиза поднимает вверх палец, - я, вот, знаю, что ты те мои фотки видел, и знаю, что тебе понравилось. И по большому счету мне это приятно. Понимаешь? Мне приятно, когда я нравлюсь. Но неприятно, когда на меня слюни пускают. Поэтому я тебе и говорю – нравлюсь – смотри, но не подглядывай. И это к кому угодно относится. Не только к тебе или ко мне, поверь.

Я задумываюсь, и понимаю, что, наверное, Лиза права. Все мы, спортсмены, артисты – те, кто в силу своей профессии находится на виду у болельщиков и зрителей, вольно или невольно провоцируем интерес к своим персонам, не только узконаправленный – как катает, как прыгает, как играет или поет – но и в целом, как к личностям. Не случайно же интернет просто пухнет всякими сплетнями, инсайдами, домыслами и сливами о личной жизни того или иного известного человека, от том, чем он или она увлекается, с кем гуляет, чем занимается в свободное от основной деятельности время. И это естественно, уже с нашей стороны, когда такой, направленный на тебя интерес имеет позитивный вектор, что это нам нравится. Ну, смешно было бы, будь оно по-другому. Мне тоже приятно, когда меня просят оставлять автографы на моих качественных и профессиональных фотографиях, на которых я сам себе нравлюсь. Да взять хотя бы ту давнюю мою фотосессию для «ВОГ», которая мне по сей день вспоминается…

- О чем задумался, Валетик? – Лиза возвращает меня к реальности, легонько толкая плечом в плечо.

- Да вот, - говорю, - тоже вспомнил, как когда-то целый день убил на кривляния перед фотографом…

Лиза кивает и улыбается.

- Помню-помню… Мы тогда все на тебя засматривались… Все девчонки.

- Подглядывали? – ехидно скалюсь я. – Слюни пускали?

- Кто как, - она пожимает плечами. – Я – точно нет.

Лиза поджимает губы и лукаво смотрит на меня.

- Что? – удивляюсь я.

- Ты только не обижайся… - она теребит застежку на молнии. – Но я, наверное, одна из немногих наших… Короче… Никогда ты мне, Сережка, не был интересен с точки зрения секса. Ну вот вообще… Прости…

- Да ладно, - усмехаюсь я. – На что тут обижаться.

- Может быть, - Лиза задумчиво морщит лоб, - потому что ты младше, а я люблю чтобы мужчина был взрослый… Может потому что не качок, во всем такой изящный… Брутальности в тебе нет… Хотя, в целом, - она делает жест рукой, как бы описывая меня всего с головы до ног, - и умный, и чувство юмора откуда надо, и красавчик… Гриву свою особенно когда отпустил… Обожаю, когда у мужчины длинные волосы…

- Но все же?.. - подсказываю ей.

- Не-а, - она качает головой и виновато улыбается. – Ни разу. Даже фантазий нет.

- Ну и ладно, - вздыхаю я. – Тогда я не скажу тебе, что ты мне всегда нравилась. И я всегда засматривался на твои сиськи и попку… Я это сказал? – валяю дурака. – Это был не я…

Лиза смеется и, обхватив меня руками за плечи, мимолетно чмокает в щеку.

- Это максимум, Ланской. На большее даже не рассчитывай.

- Я рассчитываю на матч-реванш, - веско заявляю я, кивая на площадку. – Надо же мне куда-то невостребованную сексуальную энергию девать.

Лиза смотрит на меня с улыбкой и качает головой.

- Сережка-Сережка…

- Чего?

- Дурачок ты, - она ласково треплет меня по загривку. – Закрылся шорами, уперся в одну только Анечку свою, и не видишь, что вокруг происходит…

- А что вокруг происходит? – напрягаюсь я.

Она внимательно смотрит мне прямо в глаза, после чего, отвернувшись, поднимается и торопливо застегивает куртку.

- Ладно… Пора мне. Заболталась с тобой…

- Лиза…

- Все, Сережка, мне некогда, - быстро говорит она. - Нужно еще у кучи врачей подписаться… Пока, увидимся…

Она поворачивается с явным намерением уйти, но я уже рядом и крепко держу ее за плечи.

- Елизавета…

Осторожно, но настойчиво разворачиваю ее к себе лицом.

Она смотрит куда-то мимо меня с выражением нескрываемой досады и тоски. Ее голос тихи й и безэмоциональный, совсем не тот, задорный и веселый, что лился здесь еще минуту назад.

- Не требуй от меня ответов на вопросы, которые ты сам не в состоянии задать, - произносит она.

Я снова ощущаю себя разменной картой, которой кто-то отчаянно пытается сыграть в темную.

- Да что же это такое, в конце-то концов? – взрываюсь я. - Со всех сторон намеки, недомолвки, какие-то подозрения, интриги. Что вы все такого знаете, о чем не догадываюсь я?

Лиза смотрит на меня спокойным, изучающим взглядом.

- Что мы знаем, спрашиваешь? – говорит она. – Ну что ж… Мы знаем, что, когда упал Миша и сломал ногу, ваш Андрей Герман аккуратненько просочился в сборную страны, и сделал первый шаг к своей золотой медали в Корее. Мы знаем, что в Стокгольме Женя Семенов сорвал свой трижды насквозь стабильный тройной аксель, ты тогда еще стал чемпионом Европы… А помнишь, кто оказался в результате на втором месте? Что мы еще знаем? Знаем, что Валя Камиль-Татищева неожиданно разучилась кататься на коньках, выйдя на произвольную программу на олимпиаде, когда до победы ей оставалось всего-то спокойно и безошибочно проехать до финала. Знаем, что абсолютно зачетный, олимпийский прокат Таньки Шаховой почему-то не дотянул до первого места пары баллов, и чемпионкой стала Аня, проигравшая короткую Вале, а произвольную Тане… Мне продолжать?

На меня начинает накатывать злость.

- Продолжай, продолжай, - киваю я. – Вспомни, к примеру, Париж, где я так легко и непринужденно прилег отдохнуть на лед, что аж по сей день не могу нормально восстановиться. Почему ты об этом не вспоминаешь?

- Ну почему же не вспоминаю? – Лиза упрямо поводит головой. – И об этом, и о твоем прокате в Корее… И об оценках, твоих и Германа, которые повергли в шок всех и каждого, кто хоть как-то разбирается в фигурном катании…

Я нетерпеливо мотаю головой.

- Ну и что? О чем это все говорит? К чему ты ведешь? Что Тамкладишвили – преступница, толкает спортсменов с лестниц и подкупает судей? Так в таком случае она и меня столкнула. И Таньку, и Вальку… Что, Аня Озерова королева зла? Да ей восемнадцать лет было, она у мамы спрашивала разрешения со мной на свидание сходить… Герман что-ли антихрист? Так ему и подавно еще и шестнадцати не было, когда все это происходило… Что в итоге, Лиза?

- Не знаю! – она резко отступает, сбрасывая мои руки со своих плеч. – Не знаю… Но все это выглядит так мерзко и пахнет так противно, что невольно начинаешь озираться… На каждого.

В ее голосе сомнения. И я не упускаю случая их подогреть.

- А ты знаешь, что ваш Профессор еще за год до олимпиады недвусмысленно тянул меня к себе? Подбивал уйти от Нинель Вахтанговны, перспективы сулил небывалые…

Лиза удивленно и хмуро смотрит на меня.

- Я не знала… Правда, что ли?

- Дарю, - хмыкаю я, делая широкий жест рукой. – В твою коллекцию теорий заговора. Может пригодится…