— Он может идти?

— Да, — твёрдо ответил Робер, тяжело поднимаясь с камня. Он бросил на Дика последний взгляд, захотел что-то сказать, но в итоге смолчал.

— Ты виновен в преступлениях против Талига? — Голос Бакны твёрд и холоден, но вопрошает будто не он. Бакна говорил чужими словами, и Ричард хотел бы знать ответ. — Подумай и ответь.

Робер молчал. Кровь больше не течёт, хотя сухие, потрескавшиеся губы вот-вот лопнут. Эпинэ кутался в плащ, держа ткань почти задубевшими пальцами. Дикон не чувствовал холода. Сиюминутная ярость уступила, оставив место ненависти к Ызаргам Чести. Может, Эпинэ не причём. Виноват ли гонец в том, что принёс плохие вести? Виноват ли тот, кто просто передал деньги?

— Ты виновен? — повторил Бакна.

Эпинэ молчал. Почему он молчит? Почему ничего не скажет? Почему отводит свой взгляд?

— Ты виновен?

Эпинэ разомкнул сухие губы:

— Я делал то, что должен, и я ни в чём не раскаиваюсь, но лишь Создатель знает, было это добром или злом.

Делал то, что должен. Конечно. Все из нас делают то, что должно. А что должно-то?

— Хороший ответ. — Бакна кивнул и посмотрел на Рокэ. — Я сужу этого человека на земле Бакры и по закону Бакры, так пусть великий Бакра решит его судьбу. Наш закон прост. Кровь убитых обвиняет, а Бакра судит. Обвинённому на голову кладут плод абехо, обвинитель должен его сбить. Он может быть лучшим стрелком и не желать убийства, но Бакра направит его руку, и он убьёт. Он может впервые взять в руки лук, но Бакра направит его руку, и он собьёт плод. Если плод абехо будет сбит, обвинённый оправдан, если он умрёт, он виновен, если выстрел пропадёт, испытание повторится. И так каждый день, пока Бакра не примет решение. Сын Ветров, ты — кровь Талига, и ты — обвинитель.

Суд Бакры, всё-таки.

— Я понял, — усмехнулся Рокэ, — но я не стреляю из лука. Согласится ли Бакра на пистолет

— Смерть может принять любое обличье, — ответствовал с достоинством Бакна.

Внутри всё сжалось. Судьба или нет, но теперь всё зависит от Ворона. Это его суд, а не пресловутого Бакры. Что решит Рокэ? Пощадит? Убьёт? Ничего не ясно.

Что решил бы сам Ричард? Он не знал. Он понимал, что просто не сможет взять ответственность за своё решение. Робер ему никто, они виделись все раз-два, но виновен ли Эпинэ? Убить невиновного? Пощадить виноватого? Какие тут есть варианты вообще?

— Отлично, — Рокэ достал оружие, — Робер, молитесь Создателю, чтоб Бакра рассудил по справедливости и покарал истинного виновника бед Талига и прочих бед, настоящих и будущих.

Речь, присущая больше пьяному или сумасшедшему, но Рокэ — не тот и не другой. Эпинэ, разумеется, так не думает. Он сидел с лицом, как будто уже мёртв, будто бы у него нет шансов вообще.

Мир может измениться за несколько секунд. Эти несколько секунд сейчас зависят от Рокэ.

— Ричард, — повернулся он, — вы бы тоже помолились, и даже дважды — по-оллариански и эсператистски. Вы — создание неиспорченное и местами даже блаженное. Авось вас услышат.

Авось. Авось вы попадёте в плод, эр Рокэ, авось нет. Кто вас и судьбу знает.

Пресловутый плод абехо сорвали с росшего тут же кривоватого деревца. Такими деревцами у горы Бакра заросли все расщелины, но в других местах невозможно заметить ничего похожего. Сам абехо он особо разглядывать не стал — что-то красное и круглое, побольше вишни и поменьше яблока. Попасть трудно, но чем Леворукий не шутит, и вообще, это же Алва!

Рокэ картинно поднял взгляд к небесам, медленно поднял руку с пистолетом, прицелился, затем засмеялся, показательно и несколько фальшиво, и сделал пару шагов в сторону.

У Ричарда внутри уже не нервы, а натянутые канаты. Сердце замерло где-то в горле. Чего он добивается, Лит его подери?!

— Если это суд Бакры, пусть он видит все подробности!

Причём тут Бакра вообще?! Алва снова поднял пистолет.

Да свершится наконец чья-нибудь воля.

— Да свершится чья-нибудь воля, — Рокэ буквально повторил его мысли, небрежно перебросил пистолет в левую руку.

Выстрел.

Литов пёс.

Ричард в сложных чувствах посмотрел на эра Рокэ. И вот что с ним делать? Обожать?

Пожалуй, да. Пожалуй.

***

Бакраны пригласили великого Ворона взглянуть в глаза великому Бакре, и Дик потащился следом, даже не задумываясь. В последнее время он вообще изображает Воронов хвост. Отойти никак не может. После того суда.

Алва выслушал ведьму, взял протянутое ему кожаное ведро и пошел вверх по крутой каменистой тропе, заканчивающейся у небольшого водопада. Подставил ведро под струю, а затем стремительно и легко сбежал вниз.

Бакна и Премудрая Гарра ждали у алтаря. Старуха что-то сказала, Алва ответил и выплеснул принесенную воду на камень. Дикон подошел ближе, став за плечом своего монсеньора. Красное солнце коснулось горной вершины. Бакна трижды ударил мечом о щит. Премудрая Гарра протянула руки и завопила дурным голосом, поднявшийся ветер закружил серую пыль, взъерошил волосы Ворона, заиграл лентами, привязанными к козлиным рогам, дёрнул Дика за плащ. Алва встал на колени и положил руки на мокрый камень.

Каменный ошейник сжался на шее резко и больно. Дикон ничего не успел сделать, не успел даже понять, прежде чем потерять сознание.

Жгуты мышц обвивали мощный скелет, перекатывались под толстой меховой шкурой, острые когти скребли каменную брусчатку. Он не знал, что так может быть, он помнил, что было по-другому. Сейчас было странно. Непривычно. Он чувствовал себя канатом, натянутым до предела, чувствовал себя ветром, свободным от всего.

Он убрал когти, принюхался к глухой тёмной ночи. Попробовал на вкус тишину. Город. Это город он знал. Был здесь когда. А может, и не уходил из этого странного места?

Что это? Он прижал уши, пригнулся к земле, поджал лапы под себя. Перед ним был… человек. Высокий, худой, черноволосый — лишь глаза ярким синим пятном светились на лице. Человек открывал рот, и от него доносились странные звуки, какие-то ритмичные и словно бы имеющие структуру. Он не понимал ни звука. Он его узнал. Он знал этого человека.

А потом странный полузнакомый человек сказал: Ричард.

Он пришёл в себя в палатке. Горела свеча, на светлой парусине плясали три тени — одна потоньше и две широкие.

— Как по мне, — он узнал по голосу Коннера, — седунов и вовсе в нужнике перетопить надо было, только возиться пришлось бы долго, а тут хыть — и нету.

— И не говори, — Шеманталь. Они же с Коннером вечно вместе. Названные братья, если так можно сказать. — отменно сработали. Теперь они не пикнут, особливо без казара. Ну, монсеньор, вы и отчаянный. Раз — нету армии, два — нету озера, три — нету Лиса!

— А вы — поэт, Жан. Такие метафоры… — третья тень принадлежала Рокэ. — Только при чём тут я? Было ясно сказано — так рассудил великий Бакра. Я, впрочем, с ним согласен, от Адгемара вреда не в пример больше, чем от моего друга Эпинэ.

— Вы, жабу их соловей, его и впрямь отпускаете?

— Разумеется, ведь Бакра его оправдал.

Дикон выдохнул. Оправдан. Захотелось на несколько секунд подумать о том, что Эпинэ действительно невиновен. Дик даже поверил. Почти. Легко прятаться за решением Рокэ, трудно признать, что и он сам навряд ли смог застрелить Робера.

— О, гляньте-ка, — встрял Жан, — оруженосец ваш очухался.

— В самом деле?

Что-то зашуршало, и Дикон увидел Рокэ. Судя по стакану в руке, он вместе с адуанами отмечал окончание войны.

— Что с вами было? — поинтересовался он. — Вас сразила мгновенная любовь к премудрой Гарре?

Скорее уж любовь к странному человеку с синими глазами. Кто же это был? Не вспомнить.

Дик помотал головой и попытался сесть. В ушах звенело. Ворон сунул ему свой стакан.

— Выпейте, а то вы бледны, как гиацинт.

Дик выпил, задумавшись о том, насколько бледность подойдёт к его родовым цветам. Выходило, что не очень. Вино вроде было не крепкое, но от Алвы что угодно можно ожидать.

— Так что с вами приключилось?