Твёрдой валюты, которую можно было обменивать на еду или ночлег, у ведьмы как не было, так и не появилось. Граф предлагал, конечно, вознаграждение за помощь, но Агнесса наотрез отказалась, предложив потратить их на что-то более полезное. Ликон, попытавшийся присвоить деньги себе, получил от ведьмы взгляд, полный такой ненависти, что, скромно шаркая ножкой, он предложил потратить золото на щеночков. Зато владелец небольшой двухпалубной речной галеи, по совместительству её же капитан, величие души проявлять отказаться и потребовал денег, согласившись лишь уступить в цене для феи, и то только половину.
Пришлось широкими глазами, травившими душу, смотреть на Везави, который заведовал их общим с первосвященником бюджетом. Убийца тяжело вздохнул, буркнул что-то про нахлебников и сунул капитану нужную сумму.
Везави против их компании ничего не имел, скорее, напротив, проговорился, что его хозяин — некто по имени Джониек — рад будет познакомиться с ведьмой. О том, кто это такой, Агнесса, как и любая другая приличная ведьма, понимала очень смутно, но пообещала, что если у неё будет время, то она посетит его. Везави почему-то усмехнулся, услышав такую формулировку.
Путь их лежал по речке Юрген, которая, помимо того, что на ней стоял Юргенград, была знаменита тем, что каждое лето мелела, практически превращаясь в цепочку плохо пахнущих озёр.
К счастью, сейчас в этих краях стояла ранняя весна, и недостатка в воде не было. Напротив, судя по размытым берегам и деревушкам, подозрительно близко к ним расположенным, а иногда даже опережавшим их, всё было как раз наоборот.
Это была лишь четверть пути. Дальше Юрген впадал в Генату: огромную, полноводную реку, шириной, местами, до четырёх километров. Если по мелкой речушке судно путешествовало в гордом одиночестве и в основном на силе, которую Агни для себя прозвала «гребибля», то это уже была настоящая оживлённая речная дорога. Получаса не проходило, чтобы мимо кто-то не проплывал.
Капитан галеи каждый раз перекрикивался со своими коллегами, не пользуясь при этом рупором, чем вызывал у Агнессы искреннее удивление прочностью своих голосовых связок: если бы она попробовала так орать каждые полчаса, то лишилась бы голоса в первый же раз. Ему же было словно всё равно. Ведьма предполагала, что с такой глоткой судну вообще не требовались гребцы — достаточно было поставить парус и заставить капитана проорать в него пару песен. Учитывая, что он и так этим занимался по вечерам, на выходе получилась бы самая быстрая галея из существующих.
Кроме того, большая река принесла с собой и регулярные остановки, во время которых на борт судна поднимались пассажиры из окрестных деревушек и городов. Это сразу же не понравилось Везави, но капитан, выслушав его требования плыть безостановочно, заявил, что если так, то пускай убийца компенсирует все потери. Сумма вышла такая, что поперхнулась даже Агни, которой довелось просто проходить мимо во время этого диалога.
— Да за эту сумму линкор построить можно! — возмутился убийца.
— Вам организовать высадку? Прямо здесь будете строить? — невинно поинтересовался капитан, который не обращал ни малейшего внимания на того, кому он хамит.
Дело в том, что альтернатив у них попросту не было. Это позволяло владельцу галеи не только заламывать любые цены, но и вести себя как угодно, по отношению к кому угодно: хоть хамить убийце, хоть первосвященнику. Не говоря уже об остальных.
Самой Агнессе их плаванье, даже несмотря на остановки и хамство, скорее нравилось, чем нет. Так уж получилось, что, возможно, впервые в жизни она была абсолютно свободна от работы. Никаких тебе жалобщиков, вредных старух, хитрых дедов и прочей почтенной, но назойливой публики.
Те немногочисленные пассажиры, которые поднимались на борт, знать не знали, что она ведьма, и, судя по косым взглядам, принимали её за какую-то чудачку. У команды же галеи имелся свой персональный врач, он же боцман, он же казначей, а чаще всего капитан. И хоть подход к медицине у того был специфически-садистким, и лечил он в основном криком, ведьма предпочитала в это не лезть.
Пока Ликон с головой сидел в кипах книг про магию, у Агни появилось время для того, чтобы нормально выспаться, отходя от бессонных ночей в замке графа Танета, и вдоволь налюбоваться рассветами и закатами. В этом ей компанию составляла Хродгейр, для которой весь мир вокруг был если не в новинку, то регулярно вызывал удивление и ворох вопросов.
Как выяснилось, фея, несмотря на почтенный возраст, скрывающийся за фразой «где-то под четыреста», была абсолютно не в курсе, чем живут люди и как меняется их мир. Она могла с удивлением смотреть на рыбаков и спрашивать, зачем те ловят рыбу, а получив ответ, не понять, как можно ту есть — она же слизкая и противная. Услышав, что люди давно научились использовать огонь, фея рассмеялась и заявила, что это бред, ведь тогда бы они давно сгорели.
Большее удивление у неё вызывали, пожалуй, только маленькие дети. Агни не раз наблюдала, как фея замирала при их появлении на судне. Это было неспроста: крохотный народец хоть и выглядел, как маленькие люди, в сознательную жизнь входил всего за пару дней от рождения. Вчера был ребёнок, завтра подросток, а послезавтра уже мужчина. Именно на этом этапе их старение если не прекращалось, то очень сильно замедлялось.
Кроме того кардинально отличались и подходы к материнству. До такой степени, что Агнесса, выслушав особенности этого процесса, для себя решила и дальше заблуждаться в том, что феи рождаются в цветах.
Хродгейр же очень осторожно и ненавязчиво, но упорно пыталась понять, что это за маленькие, вечно орущие существа, которых зачем-то постоянно носят с собой, перевязанных с ног до головы. «Осторожно и ненавязчиво» в её случае означало, что фея подлетала к матери и без лишних слов принималась изучать ребёнка у неё на руках. Первые пару раз это сработало, но затем и без того мнительные мамочки принялись отгонять от себя фею. Та изменила тактику: начала изучать детей по ночам.
Закончилось всё большим скандалом: рассерженные мамаши пошли к капитану прямо посреди ночи, да ещё и потащили с собой виновницу переполоха, пойманную с поличным, а затем заключённую в корзину.
Капитан, пригласив ответственную за фею Агнессу, спокойно выслушал обе стороны, а затем наорал сначала на ведьму с феей, за то, что занимаются не пойми чем, а затем на мамаш, за то, что те раздувают из феи слона и мешают всем остальным спать.
На этом конфликт вроде бы исчерпал себя. Хродгейр поуспокоилась, переключив своё любопытство на другие вещи. Мамаши же нашли успокоение в том, что усилили бдительность, стали держаться вместе и выставлять на ночь караулы.
В тот момент, когда Агни уже почти поверила, что всё идёт хорошо и никаких эксцессов по пути в Бизантий не будет, судьба нанесла ответный удар. Началось всё невинно: как и в другие дни, с наступлением темноты галея причалила на ночёвку. Обычно для этого капитан выбирал такие места, где можно было и команду отпустить погулять, и пассажиров набрать. Однако в этот раз место ночной стоянки оказалось полностью безлюдным.
Старый, убитый временем причал, какой-то заброшенный сарай и массив тёмного, мрачного леса на фоне — это всё, что здесь было. Обстановка ведьме не понравилась сразу. Её инстинкты в один голос твердили, что тут лучше не гулять.
Впрочем, она и не собиралась, Агни вполне устраивало находиться на борту. Её мнение разделяли практически все находившееся на судне. Правда, ведьма не могла не заметить, что пассажиры — те, что были из местных жителей — а так же команда галеи опасаются этого леса не только на уровне интуиции.
Наслушавшись шушуканий и сказок, одной фантастичнее другой, Агнесса не выдержала и, выловив капитана во время его традиционного ежевечернего променада с трубкой и песнями, задала вопрос напрямую:
— Что с этим лесом не так?
Прежде чем ответить, капитан облокотился о борт, задумчиво пожевал трубку, почесал щёку, поправил две своих седых волосинки, и, убедившись, что этот странный женоподобный мальчик никуда не собирается уходить, всё же сказал:
