— Я не интересна ему, — перебила девушка и тут же снова поджала губы. Непростительная несдержанность с её стороны.

— Моего сына интересует любая женщина, уж поверь мне. Таких эстетов ещё поискать нужно, — Хадаан напряглась. — Вижу, тебе это совсем не нравится? О да, ты слишком темпераментна, чтобы делить своего мужа с кем-то ещё, я права?

— Скорее слишком горда, — не согласилась бойхайка, решив быть до конца честной. Императрица-мать рассматривала её со стороны диковинной вещи, испытывая лишь холодный интерес, как и ко всем людям вокруг, а потому с ней можно было говорить откровенно, как с беспристрастным слушателем. — Мой муж не может спать с кем попало, по крайней мере, если он хочет хоть изредка появляться в моей спальне.

— Наши мужчины всегда имеют любовниц, мы принимаем это как данность. У вас же многожёнство, не так ли? В чём же разница?

— Если он возьмёт себе вторую жену, я, возможно, не буду возражать.

— Но наша религия не позволяет этого.

— Но это ведь не моя вина.

— Как ты жестока, бойхайская дикарка.

— Я откровенна, ваше величество.

— Если ты не хочешь, чтобы твой муж гулял, завладей всем его вниманием, привяжи к себе и не отпускай. Мужчины, они как собаки, признают лишь хозяина, — императрица как-то неприятно улыбнулась и, не прощаясь, пошла вдоль дорожки.

Хадаан призадумалась. Она точно знала, что свой любимый дом развлечений принц не посещал, но ведь императрица-мать права — он страшный сластолюб и не оставит себя без женского внимания…

— Диана! — девушка тут же подбежала, и по её испуганным глазам было понятно — она слышала весь разговор. — Кто-то посещает принца?

— У него много посетителей, министры…

— Я про женщин, Диана. Ты давно во дворце и знаешь, кто его любовница, а кто просто положил на него глаз.

— Я не смею…

— Диана, ты в моём подчинении, а значит, должна быть честна со мной. Рассказывай всё!

— Хорошо, ваше высочество, — промямлила девушка. — Не могу сказать наверняка, но сплетни…

— Говори!

— Леди Дилиура, сестра главного цензора, имеет на принца некоторые виды.

— То-то мне показался её взгляд таким странным. А любовница? Я слышала, у принца есть постоянная фаворитка?

— Да, ваше высочество, Миранна, служанка второго, как и я, звена.

— То есть личная служанка его высочества?

— Нет, она была в услужении у императрицы.

— Интерес-сно.

Хадаан задумчиво пошла по дорожке, больше не отвлекаясь на красоты дворцового парка.

Кальдариум

— Вы слышали новую сплетню?

Амадей расслаблялся в купальне, когда его заинтересовал тихий разговор служанок. Наивные девушки не ожидали, что их слышат, и без стеснения продолжали разговор.

— Ты про что?

— Дикарка-то всё ещё девственница!

— Что? — да, Амадею тоже было интересно.

— Да тише ты! Девушки, что убирали в её покоях после брачной ночи, говорят, что крови было немерено, а ведь принц большой умелец!

— Ну пьян был, и что? Может, бойхайки уже нас, потому и крови больше?

— Так нет же, это ещё не всё! Семени нигде не было! Она всё изучила, одна кровь только, больше ничего! — принц прищурился. — А ещё заметили, что слишком уж бодрой она была да подвижной, даже в казармы, говорят, пошла.

— В казармы?

— Вот именно! Ежели столько крови было, неужели у неё не болело ничего? А потом знакомая Донии — вы же помните Донию? — так вот, её знакомая пересеклась с помощницей портной, что занимается одеждой бойхайки, и та ей сказала, что у принцессы была рана на руке. А ведь раньше никакой раны не было!

— Неужели поранила себя, лишь бы с принцем не ложиться?

— Может быть…

Амадей резко встал, и разговор затих. Эта сучка обвела его вокруг пальца! О не-эт, он это так просто не оставит!

Сначала она злит его своим существованием, потом своим непристойным видом, сверкая голыми ногами перед сотней вояк, проводит вечера с его братом, пока сам принц отсутсвует. Даже сегодня она умудрилась завладеть всеми его мыслями! Казалось бы — что она такого сделала? Но то, как она поймала малыша Лукиана, то, как прижимала его к себе, на секунду заворожило его и отпечаталось в памяти. А откуда в её тонком теле столько силы?

Нет, сегодня принц точно переспит с ней, а после забудет надолго!

Кабинет его императорского величества Марка Дементия Самора

— Мне всегда было интересно, почему у вашего отца было только двое детей? У вас ведь принято многожёнство, у мужчин по пятнадцать, а то и больше, наследников.

— Наследников?.. У нас считается, что наследник только один, остальные лишь дети. Так, сначала хейрема была я, потом мой брат стал хейреми, а я просто бай, ребёнком. А насчёт многожёнства... Мужчина может взять вторую жену только с позволения первой, а моя мать была большой собственницей. Впрочем, даже когда она умоляла отца жениться на ком-нибудь ещё, он не согласился. Мужчина должен одинаково любить всех своих жён, а каан любил только мою мать. И она ведь родила ему сына, спустя годы, но родила...

— Какой она была?

— Сильной. Невероятно сильной. Она отправлялась с отцом во все походы, была его светом, его жизнью, его силой. И она же была его слабостью. Может казаться, что за такую любовь каана бы порицали, но нет - в Бойхайе ценят высокое чувство, ценят преданность и силу воли. Отец был верен жене всегда, с самого их знакомства, и она отвечала ему тем же. Жаль, что их любовь принесла так мало плодов...

— Она разделилась на две части, а не растратилась на множество, во всём есть план всевышнего, — Самор протянул девушке очищенную виноградину, вызвав у неё улыбку. — А у вашего дяди? Сколько у него детей?

— Двенадцать. Старший сын, Хабул, ему он прочит место хейреми, ещё четыре «запасных» сына и семь дочерей.

— Хабул... Я запомню и буду бдительным.

— Хабул слишком похож на отца, чтобы его опасаться — обескураживающее самомнение и уверенность в собственной непобедимости делают его слабым противником, а вот Хасар — змея в человеческом обличии, и за ним стоит род его матери. Впрочем, он признаёт власть каана и, по крайней мере сейчас, не поддерживает стремления отца. Хасар не хочет каганат, не хочет этой ответственности, его интересует кайство.

— Воинство?

— Да. Он стратег и потенциальный завоеватель, в битвах его страсть, но, боюсь, там же и его погибель. Когда-нибудь он запутается в кольцах собственной хитрости.

— То есть он нейтральное лицо?

— Он — да, есть ещё брат его матери, Амас, каягар, держатель войска по-вашему...

— Генерал?

— Да, он. Каягар на своей стороне. Он поддержит нас, если мы переиграем Чирхая, он поддержит и Чирхая, если посчитает его более удобным владыкой.

— А удобный - это покорный, — догадался Самор, поморщившись.

— Это покорный, — кивнула Хадаан, — а покорность каана — позор каганата. Каганат покорен каану, никак иначе. Покорный для нас, значит слабый, и нет никого сильнее каана.

— Кажется, я начал понимать вас, хо-каана Хадаан, ваш характер. Непокорный и сильный — это точно про вас.

— Сложно понять характер Бойхайя, даже Бойхай его не понимает. Будь покорной женой, будь смиренной, будь сильной, будь отчаянной, будь бойхайкой до самой смерти, не предавай народ, следуй за мужем, склони голову, никогда не склоняйся, умей играть, будь прямолинейной, будь слабой перед своим мужчиной, не подчиняйся, дай над собой власть... Мы плывём по течению порядков и традиций, загнанные менталитетом и темпераментом своего народа, мы учимся и познаём через противоречия, через сомнения и беспрекословное послушание.

— Вся жизнь — противоречие, нам лишь остаётся притворяться, что мы не замечаем этого.

— Притворство... кажется, это действительно всё, что нам остаётся. Притворяйся, ибо ты настоящий самая главная твоя слабость.

— Звучит как девиз, — император поднял бокал.