Индеец Индеец готовится к решительной битве. Его острые зубы подобны бритве. Он точит кинжал свой движениями смелыми. В руках – томагавк, за спиной – лук со стрелами. Лицо – решительное, очерченное, Красные и белые полосы на нем. Глаза-черти, Пылают огнем. Вот так и я: стою и смотрю на себя в зеркало. В моих руках стрелы становятся стрелками. Решительно провожу по губам красную полосу. Вместо перьев на голове – брошь в волосы. Лишние в хвост убрав, Чтобы в глаза смотрел. Сумочка – мой томагавк. Духи, как яд кураре для стрел, — Немного на шею и в складки одежды. Действуют так же не сразу, но так же не оставляют надежды. Амулет из когтей гризли, нож в ножнах… А у меня невинный взгляд, игривая улыбка, педикюр на ножках, Темные тени по векам. Я сегодня иду завоевывать человека. Сломлю сопротивление. Выбью из-под него стул я. Повергну, завоюю еще одного! Только припудрю чуть скулы. В отношения подсыплю специи. Скальп не сниму, но вырву сердце. Тропа войны ведет меня в кафе. И там в озорстве Сломлю его стержень — Противник будет повержен. Страсть и в груди жжение Пробудят в нем мои речи. Горечь давнего поражения Лишает меня жалости в нынешних встречах.  «Бывшие звери, пришедшие на водопой…»
Бывшие звери, пришедшие на водопой, Толпой, тайной тропой (допой, Ветер, тему звериной песни) В поисках воды пресной. Но она оказалась морской, тоской, Соленой, наполненной сном и треской — И они поросли мхом, камелией — Окаменели. У одной горы – шкурка в складочку. У подножия плавает лодочка. Две другие – как детка с мамочкой: Чуб торчком, конопатая мордочка. У четвертой бока упитанные, Упирается в берег копытами. Ну, а пятая – шерстью покрыта Черной, как шоколадными плитками. Есть та, что наклонила голову. Та, что в небо смотрит в отчаянии. Есть – бесшерстная, кошка голая, Корабли от которой отчаливают. И с рогами есть, в профиль, грозная, Чья вершина встречается с грозами. И ещё – пучеглазая, с гротами, И с клыками, пологими, ровными. Затерялась я без следа. И ко мне не привозят сюда Самолеты тебя и суда. И вокруг меня – гор стада. «Сижу в кафе. Что-то стряслось…» Сижу в кафе. Что-то стряслось: Я вижу людей насквозь. Все, что в мыслях у каждого пронеслось, Мой мозг пробивает, как гвоздь. Вот эти два человека, что врозь Сидят, каждый на своем месте, — Хотели бы быть вместе. Но каждый, зайдя в зал, Вид сделал, что чувств нет, И бегло сказал: «Привет». И голос его был сух. Я слышу, что люди чувствуют, но не хотят сказать вслух. По коже пошли трещины. Мужчина говорит своей женщине: «Люблю, как и прежде, тебя, конечно, Мне не важно, какая ты внешне». А сам думает: «Надоела. Хочу вон ту – молодую». Официант без дела. Кондиционер дует. А та вон, «подружке», заботясь о выгоде, Говорит: «Как ты прекрасно выглядишь. Подниму же за тебя тост я». А мысли читаю: «Дура ты толстая». За соседним столиком шепот: «Ты поправишься, все будет хорошо. Полоса пройдет черная и невзгоды». Но этот человек не протянет и года. Слышу каждого так, что с ума сойдешь. Не слушать чтоб, песню насвистываю. Как страшно жить, когда ложь Перестала скрывать истину. Кафе «Чашка» Шаль электризуется. Сижу у окошка в кафе и смотрю на улицу: Вот прошел человек, нахохлившийся от ветра, С портфелем в руке, поскользнулся, взмахнул руками-ветками И чуть не упал нелепо. Прошла пара: парень с девушкой, вспоминая лето, Им холодно, но счастья край непочатый, И они держатся за руки без перчаток. Вот парень без шапки в расстегнутой куртке Мимо урны бросил окурки, Увидел меня, зыркнул глазами и ускорил шаг. Бабушка прошла с авоськой, медленно ногами шаркая. И земля такая мерзлая и шаткая. И косынка, уютно чтоб было ушам. Молодая мама, чтобы закатить коляску в горку, Воспоминания спрятав горькие, Разбежалась – и с разгону ее закатывает. Кто-то промчался – уши закладывает. Ноги скользят. В куртке, как черная клякса. Она сама всего в два раза выше, чем коляска. Маленькая девочка остановилась у окошка: Волосы вьются, нос картошкой. Кто-то – папа, наверное, – позвал: «Жанна». Слизнула снежинку с губ и убежала. Куда идут все эти люди, что их ждет? Кто кого любит, кто кому руку жмет? Такой пребольшой и людный земной шар. Вот и я сейчас встану, закутаюсь в шарф, Выйду из кафе, чашка замрет на столе… И затеряюсь в снежной мгле. Убийство Сны в полушариях плавают, Приходят в голову мысли: Что если бы у каждого человека было право На одно безнаказанное убийство? Ты живешь и осознаешь, Что в каждый момент тебя может убить кто-то: Воткнуть в спину нож За каким-нибудь поворотом За грех твой, в шкафу скелеты, За какую-нибудь оплошность… И ты не знаешь, совершил ли этот Человек убийство в прошлом. И ты убить можешь кого-то. Какого-нибудь идиота. Но стоит ли спешить так? Вдруг что тебя злит – пустяк? И шанс этот приберечь Стоит для будущих встреч? Как не лишиться всего? Как совладать с судьбой? Ты можешь убить одного, А тебя – почти любой. Возможно, забыт патрон. Возможно, не в этот раз. А про кого-то будут говорить: «Он Так и не использовал свой шанс». Можешь однажды, сев в автобус, Выпустить пар, бесов пару. Если ты никого не убил до сих пор, У тебя есть приятный бонус — Продать свое «право». Какие-то вещи, которые защищены Деньгами, должностями, положением — Возмездия были б не запрещены, — Имели бы продолжение? Происходили бы реже? Наверное, люди были бы подчеркнуто вежливы. Хотя было бы много и нелепостей, Сцен бурных, волос всклокоченных: Вот ты преподаватель, поставил двойку – и что? Жизнь окончена. Заправился вне очереди – и что? Смертью пойман, как в сеть. Не позвонил девушке, как обещал… и что? Ранняя смерть. Наступил дедушке в метро на ногу, не уступил место… Смерть – в качестве мести. Кого ты достойным видишь Смерти и пустоты? Кого бы убил ты? Кого пощадил из тех, кого ненавидишь? В таком непривычном мире Как бы вели себя мы — Ситхи или джедаи? И не факт, что в этом мире я все еще была бы живая. |
