«Можно бесконечно смотреть на океан…» Можно бесконечно смотреть на океан И медитировать на Брайтон-Бич, Русским квасом наполнив стакан. С пенсионерами поболтав, стричь Волосы на улочке, где вывески С русскими надписями, но английскими Буквами… Борщ несут, мощь океана И ресторан «Татьяна». «Есть плюсы в том, что тебя нет около…»
Есть плюсы в том, что тебя нет около. Мой каждый день без тебя такой огромный, как тысячи окон В небоскребах, которые, чтоб рассмотреть, голову ходишь, вверх задирая. И, если нажать выше сотого, можно доехать до рая. Собачки бульдожки и йорки Повсюду в кафешках, как в норках, Я прячусь от мыслей и орков На улочках где-то Нью-Йорка, И каждый мой миг без тебя ощущаю я… пусть и поломками. Наверное, можно найти плюсы в том, что тебя нет около. «Никого, меня кроме… и в поисках крошек от булки…» Никого, меня кроме… и в поисках крошек от булки Сядет на подоконник, нахохлившись, голубь и буркнет. И под вечер – в сон клонит. В музеях и в граффити Бруклин Тонет, в Хадсоне будто. И повсюду хасиды в еврейском квартале и осень, И район Бруклин-Хайтс, где когда-то жил Бродский Иосиф. И снимаю квартиру я, сердце порадовать чтобы, С видом на небоскребы. «Чтобы тебя забыть, я путешествовать буду…» Чтобы тебя забыть, я путешествовать буду По городам и дорогам с большими мостами, Но я тебя никогда не забуду. Как бы красивы ни были другие места. Чтобы меня забыть, ты в другие страны, Уедешь любить девушек новых, Но будешь вспоминать меня снова и снова Ночами поздними и утром ранним. И мы случайно встретимся под крики чаек, Там, где играют кошки с солнечными лучами, В каком-то далеком городе, пожмем плечами — И сделаем вид, что с тобою вовсе Не помним друг друга и у нас хорошо все. «Разбросаны где-то… под небом синим…» Разбросаны где-то… под небом синим. Где птицы летают… и феи – с ними. Где слезы из облака моросили — Места силы. Грузия. Зарисовка В зелени башни… грузинские улочки. Вкусное – всё… хачапури и булочки. Все – угощают… гостям рады очень. Церковь на площади… лавки цветочные. Фрески… С цитатами из «Мимино» Вывески… Джаз… Катамадзе Нино. Гереме Поселок спросонок развесил по склонам вывески, И вылезли из-под простынок ростки и выселки. И капли росы (или слезы) пока не высохли, И воспоминания из мира мертвых вызвали. И сердце забилось, как будто бы вновь зависело Хоть что-то от нас, но песками покрыты выступы, И здешние вырубки брешь здесь когда-то высекли. Прогнав ностальгию, решила поспать – и выспалась. Монблан Вершины. Снежинки Становятся жидкими, Бегут под ногами ручейками-жилками. Забывшись, не сетую. И облако серое Плывет от нас в метре и свет рассеивает. Простор белоснежный. Дочь ручкой вдаль тычет. Склон. Фуникулер. Высота пять тысяч. Над пропастью мостик вихляет от ветра. И вдруг все равно, что любовь без ответа. «Сидишь, пьешь чай, завернувшись в плед…» Сидишь, пьешь чай, завернувшись в плед, Смотришь в небо ночное, куришь… Нашей земле четыре с половиной миллиарда лет. Лишь через двенадцать миллиардов лет солнце поглотит Меркурий. В своих мыслях живешь, звенишь чашкой. В небе сотни звезд в этот миг сгорают. Человечеству всего-то – миллиона два с натяжкой. Исчезновение наше не за горами. Только вдумайся: два миллиона и – четыре с половиной миллиарда. Через тысячу о нас уже никто и не вспомнит. Ну а звезды всё рождаются и взрываются, как петарды. А мы лишь за сотню лет свои знаем корни. Из простых частиц зародилось что же? Упиваемся гордостью своей и местью. Все такие нужные и ничтожные, И такие хрупкие, и – не вместе. Нашей земле четыре с половиной миллиарда лет. Лишь через двенадцать миллиардов лет солнце поглотит Венеру. Сколько же лет я буду ждать от тебя ответ И не потеряю веру? «Чей-то бюст с пьедестала смотрит, щерясь…» Чей-то бюст с пьедестала смотрит, щерясь. Но большинство людей человечество забыло. От кого то остался рисунок на стене пещеры: От кого-то – каменное зубило. Кто-то оставил после себя глиняный кувшин, Кто-то – коренной зуб, Но никто не оставил надежд души И привкус соленых губ. А кто-то жил позже и оставил после себя имя: Название деревни, речки, горного пика, Но никто не знает, какой была на вкус клубника, Которую он нес для любимой. Литературные герои живут дольше, чем большинство настоящих людей. А люди всё суетятся, хотят чего-то. Дом снесут, могилу засыплют, правнуки уже не будут знать, кто ты — Праведник или злодей. Каких-то сто лет (а для Вселенной это пшик) – и никаких следов. И только бескрайняя ширь садов. Или бескрайняя гладь пустынь. Но не ты. Погаснет сознание, смерть разорвет нейросети, Никто и не вспомнит, что жил такой парень на свете, К которому чувства, казалось, у ней бесконечны, Смешной и беспечный. Никто и не вспомнит, как пел в волосах его ветер И верилось в нечто. |
