Моя рука в тот момент невольно оказалась в пижамных штанах, и я с каким-то почти безумным упоением отдрочил себе, подумав напоследок, что эти стоны никогда, – буквально никогда в этой жизни, – не будут звучать для меня.

И вот сейчас, когда Никита тяжело дышал у меня за спиной, я думал вовсе не о том, что у нас тут дикий крутой подъем, еще и скользкий. Я представлял, как краснеют его щеки, как он дышит ртом и облизывает губы, как нежная кожа чуть трескается и… я резко обернулся. Никита почти врезался в меня, но все-таки успел затормозить. Он был именно такой, каким я его представлял. Нет, в сто раз хуже. Расхлябанный, расхристанный, облизывающий губы, а его золотые волосы блестели на холодном солнце.

– Я подумал, – хрипло сказал я, – что можем отдохнуть, если тебе тяжело подниматься. Ты, вообще, не пробовал такую вещь, как спорт?

Он покраснел так, что я смутился в ответ.

– Все нормально, – сказал он и облизал губы.

Может, хватит уже, а? Что за проверка на прочность?

– Мне не тяжело подниматься. Просто…

– Просто что? – буркнул я.

– Не заставляй меня говорить, – буркнул Никита, а потом грубо отпихнул меня и обогнал.

Теперь я шел позади Никиты и передо мной разверзся новый ад. Никита шел впереди. Его куртка была короткой. Ровно до задницы, которую крепко обтягивали явно старые голубые джинсы. Они были потерты во всех возможных местах, и, наверное, именно так заслужили свое место на даче. Вот же. Можно перестроить дачу из сарая в роскошный дом, но нельзя перестать носить стремные шмотки за городом. Так вот. Никита шагал, и его задница виляла. Я пялился на нее, и в моих штанах, не таких уж старых, становилось тесно. Когда мы дошли до вершины холма, я тоже дышал тяжело. Так, стоп. Никита же не мог хотеть мне сказать, что именно это с ним и произошло? Он пялился на мою жопу и возбудился? Я потряс головой. Будем верить, что я все неправильно понял.

Одно дело хотеть парня своего лучшего друга и понимать, что тот никогда не ответит взаимностью. Другое дело подозревать, что тот тоже был бы не против… я даже не знаю, что именно не против. Переспать со мной, назовем это так. Плотские желания могут быть очень сильными. Но они никогда не будут такими важными, как чувства.

– Я говорил вон про тот дом, – сказал я, указывая рукой на усадьбу, которую пока что было видно максимально паршиво.

Мне требовалось как бы сменить тему разговора, но только с учетом того, что мы ни о чем не говорили и шли молча.

– Еще довольно прилично, – отозвался Никита.

Я кивнул, а потом достал сигареты и закурил.

– Дай?

Я вспомнил про колечки из дыма. Вот еще этого только не хватало. Я отдал Никите свою пачку, где было еще две сигареты и зажигалка. Он неумело закурил и то ли чуть не закашлялся, то ли просто скривился. Он выдержал где-то до середины, а потом все-таки затушил сигарету и отдал мне пачку.

– Гадость.

– Угу. А что тебя заставило думать иначе?

– Когда ты куришь, то кажется, что это что-то приятное.

Я убрал пачку в карман и вздохнул.

– И пахнешь ты приятно… – добавил Никита и осекся. – Я имею в виду, что обычно сигаретный дым воняет так себе, но от тебя пахнет нормально, однако с нотками табака.

– С нотками табака… – передразнил я его. – Заканчивай маяться дурью, Ник.

– О чем ты?

– Мне кажется, ты знаешь.

– Я без понятия. Хочешь что-то сказать мне – скажи прямо.

Я отказался. Никита на это издал возмущенный звук, опять обогнал меня и чуть ли не бегом направился к злосчастной усадьбе.

***

– Ходили слухи, что тут жили три сестры: Настя, Глафира и Соня, младшенькая. Их отец ушел в лес и пропал там, когда Соне едва исполнился годик. Мать так тосковала по нему, что ударилась в темную магию. Сначала просила у духов его вернуть, потом проводила темные ритуалы и, наконец, сгинула сама. Версии о том, куда именно она делась, разнились. Кто-то говорил, что отец семейства услышал ее и забрал к себе. Другие же говорили, что женщина была красавицей и кто-то из нечисти притворился ее покойным супругом и украл ее. Так или иначе девочки остались жить здесь. Старшая, Настя, была уже невестой. Сирота, да еще и со своей усадьбой… в общем, желающих было много. Только вот с каждым женихом случались какие-то беды. Один ногу сломал, у другого все куры передохли… В общем, свататься к Насте перестали. Потом подросла Глафира и история повторилась. После этого сестер и вовсе стали за километр обходить и не было им жития в поселке.

– И чем дело кончилось? – поинтересовался Никита, аккуратно устраиваясь на пыльный и, кажется, уже слегка подгнивший сундук.

– Говорили, что нашли они книгу своей матушки и решили провести обряд для снятия проклятия, но, конечно, что-то напутали и пропали. Но не до конца, а только из нашего физического мира. А так-то они в этом доме остались и появляются каждый месяц на одну ночь, на ту самую, когда проводили ритуал. Поэтому никто после них жить здесь и не смог. А ты сам попробуй поживи в доме, который каждый месяц три призрака оккупируют.

Никита рассмеялся, а потом поезжился.

– Вот вроде чушь, а так сидишь тут среди этой старой мебели и не понимаешь, почему все не вынесли? Почему здесь никто жить не стал?

– Не знаю. Мы тоже все обсуждали это. А когда приезжали на дачу, то пытались как можно больше ночей здесь провести, потому что вдруг бы краем глаза увидели бы призраков? Но, конечно, никого мы не видели.

– Вы небось пили так, что и сто призраков бы пропустили, – поддел меня Никита.

– Все-то ты знаешь.

Я закурил последнюю сигарету сам, а Никите, конечно, уже предлагать не стал.

– А ты бы тоже сбежал от своей невесты, если бы ногу сломал или у тебя куры бы подохли? – спросил Никита.

– Ну, не знаю. Я же живу сейчас. Мы теперь все умные. Понимаем, что это сказки. Поэтому, конечно, я бы никак не связал новую девушку и свои беды. Но тогда люди верили.

– Это не ответ, – хмыкнул Никита. – Вот представь… начинаешь ты с кем-то встречаться.

Я, конечно, тут же представил Никиту. В конце концов, этот мысленный эксперимент включал в себя переломы и смерть, а я до жути хотел избавиться от своей странной и нелогичной влюбленности, так что почему бы и нет.

– Хорошо, представил.

– И вот как только вы сходитесь – на тебя сразу все несчастья мира обрушиваются. Ломаешь что-нибудь, деньги теряешь, квартиру ограбили. Потом вы расходитесь.

– А расходимся мы почему? – возмутился я. – Это… нехорошая женщина, бросила меня что ли сразу, как я ногу сломал и меня ограбили?

Никита рассмеялся.

– Ох, положим, вы ругаетесь из-за чего-то другого и расстаетесь. Твоя жизнь налаживается. А потом вы миритесь…

– Не хочу я с ней мириться, – буркнул я.

– Ты ее очень любишь, и вы миритесь. Но все начинается сначала.

Я какое-то время сидел молча. Опять представлял Никиту. И как мы встречаемся… не встречаемся даже, а липнем друг к другу в тайне от Глеба. Да и причины, по котором мы могли бы разбежаться, тоже были как на ладони. Конечно, нам бы стало стыдно и мы бы захотели прекратить. Но потом не справились бы со своими чувствами и сошлись опять.

– Если бы мне был дорог человек, – сказал я, глядя Никите в глаза, – я бы ни за что его не бросил, если бы отношения с ним навлекали на партнеров несчастья. Никто не хочет страдать, но я бы не хотел, чтобы кто-то, кто настолько мне дорог, жил и умирал в одиночестве. Думаю, мы занялись бы тем, что стали бы искать способ снять проклятие.

Никита смотрел на меня почему-то удивленно. Время будто остановилось. Мы смотрели друг другу в глаза и… Никита рассмеялся вдруг.

– Я думал, что ты ветреный ловелас.

– Да с чего бы? – буркнул я, но все-таки стараясь сохранить лицо и пытаясь сделать вид, что мне весело.

– Так показалось по твоим историям.

– Может быть, я часто в отношениях с теми, с кем мне бы не стоило.

– Ты не любишь тех, с кем встречаешься?