К сожалению, без малейших приключений Огастус и Свалоу доехали до дома Фарар. Герцог спустился с кареты, руками он играл с тёмным камушком. «Чёрный винамиатис!», — перепугалась Нулефер. Но это оказался не чёрный, а связывающий голоса винамиатис. Своими ключами Огатус открыл чужой дом и, не мешкая, зашёл внутрь. У летающих карет сильные скрип и вой, которые слышно даже за толстыми стенами, но в прихожей никого не было. Хватая Нулефер за руку, Огастус поспешил в гостиную, где так часто заставал играющих Исали и Уилла, забывших, кто из них раб, а кто господин.
— Всем доброго дня! — раздражённо поздоровался Огастус.
Урсула, Люси, Уилл, Тобиан — как отлично, что все здесь! Стоящего в углу Мариона он не сразу и приметил. Нулефер забежала за герцогом и со стыдом закричала:
— Уиллард! У меня ничего не получилось! Уилл, Уилл… что ты остолбенел?
Едва лицо Огастуса показалась в комнате, Уилл подскочил как ужаленный, вытянулся по стойке смирно и замер. Глаза юноши бегали по сторонам, руки сильно дрожали, но он, как только мог, старался держать ровную спину.
— Повесь мой плащ! — рявкнул Огастус.
Уилл молниеносно оказался возле хозяина, пугливо оборачиваясь на Нулефер и Тобиана, взял у него верхнюю одежду, повесил на вешалку и аккуратно положил рядом любимейшую трость Огастуса. И снова застыл. С усмешкой Огастус осмотрел всех собравшихся и с каждым поздоровался:
— Здравствуйте, фанеса Фарар! И вы здесь, Люси и Бонтин, жалкие отродья? Какая неожиданная встреча, фанин Марион!
Огастус радушно протянул Джексону руку, долго думая, бывший губернатор Санпавы всё же пожал её, но внутри бурлил океан эмоций. «Не вызывай подозрений, не вызывай подозрений», — стиснул зубы Джексон и взял Живчика за ошейник, ненависть хозяина передавалась собаке. От злости поблизости сгорал Тобиан.
— Что не у Казокваров, Бон? — рассмеялся Огастус.
— Тебя забыл спросить.
— Думаю, этот столик нам подойдёт! Уилл, живо тащи перо, чернила и бумагу!
Раб беспомощно кивнул и побежал к себе в комнату.
— Уилл, не надо! — поймала его за руку обескураженная безропотностью приятеля Нулефер. — Не слушай его!
— И принеси мне вина! Знаю, у Урсулы самый лучший вкус во всём Зенруте.
Уилл сорвался с места, стыдясь посмотреть на изумлённую подругу. Провозился он недолго, прибежав с письменными принадлежностями, опять исчез и вернулся с бутылкой хорошего красного вина. Осторожно наполнив бокал, боясь пролить хоть каплю, Уилл дождался кивка Огастуса, чтобы унести бутылку.
— Стой, просто поставь в сторону. И подойди ко мне. Немедленно! — крикнул Огастус.
— Не подчиняйся. Ты же такой сильный маг! — шептала Нулефер.
Когда раб встал за спинку стула своего хозяина, герцог объявил, что можно начинать рассматривать договор со Свалоу. Усевшись по разные стороны стола, Огастус, Ханна и Оделл взвешенно говорили о каждом пункте, только вот голоса последних дрожали неуверенно для деловых людей. На расстоянии метра стояли напуганные Нулефер, Урсула и Люси, кусая свои губы. В дверях примостился почерневший от злости Джексон. Огастус раз в три минуты поворачивался к нему и спрашивал что-нибудь про Санпаву, про нынешнюю жизнь.
— Я пока дармоедствую у Урсулы Фарар, Ваше Высочество. Как-то не хочется на службу возвращаться, — спокойно, находя место юмору, сказал Джексон.
— Сожалею, что вы оставили пост. Вы весьма хорошо справлялись с вашими обязанностями, — в последних словах герцога не чувствовалось насмешки.
— Да, и у меня есть сожаления.
Тобиан сжимал кулаки, стоя с Джексоном. Каждый раз, когда дядя оборачивался на губернатора и замечал его, бывшего принца охватывало давно забытое желание схватить меч и наброситься на человека. И только сжавшийся Уилл был молчаливым, хотя его тело окутывала заметная лихорадка. Огастус то и дело приказывал что-то принести, унести, сбегать за едой или питьём. Слышались стоны Нулефер, призывающие Уилла не унижаться, но юноша, поглощённый первородным страхом, едва мог открыть рот. Он вздрагивал при каждом слове герцога, воровато косился на мирно лежащую отполированную трость и связывающий голоса винамиатис.
— Урсула, — скривился Огастус. — Вы мечтаете занять должность заместителя главы на вашем заводе? Ну теперь у вас больше возможностей, мать вашей ученицы непременно это сделает. Давайте я вам представлю новую главу конорского завода винамиатисов — фанеса Ханна Оделл!
Он закончил подписывать первое соглашение, встал, поклонился Ханне и уселся, обращаясь теперь к Оделлу. Ноздри Урсулы начали подёргиваться. Да, она не стремилась стать полноправной главой. Но… но одиннадцать лет вкалывала как на каторге на этом заводе. Опекала королевского телохранителя, заботилась и терпела, как добродушная тётушка, выходки Тобиана! Огастус лишь вытирал салфеточкой губы после холодного стакана воды. С шахтами всё шло быстрее. Огастус и Оделл договорились, сколько нужно дать денег, сколько прихватить лишней земли с заповедного леса для процветания Свалоу.
— Фанин, благодаря моей поддержке добыча сероземельника на вашей шахте должна увеличиться в трое.
— Прошу прощения, Ваше Высочество, — вдруг посмел возразить Оделл. — Но мои рабы не лошади, они не потянут такие объёмы. А я… я не чудовище, чтобы заставлять их работать без отдыха и еды.
— Ну ладно, мой милостивый Свалоу, — оскалил зубы Огастус. — Пусть всё будет по-старому. Отдам я последнюю дань памяти моему погибшему племяннику Тобиану, который похлеще вашей дочери ненавидел рабство.
Подписав последнюю бумагу, герцог пожал руку Оделлу и остался сидеть на стуле.
— Какая тишина, не хочется даже покидать уютный дом! Фарар, разрешите, у вас посидеть?
Что могла возразить Урсула герцогу, который был почти таким же хозяином для неё, как и для Уилла? Огастус взял со стола скомканный листик бумаги и стал подбрасывать её вверх, тут же ловя. Разговаривая с Джексоном, Урсулой и Свалоу он боком поворачивался к окну, словно кто-то ждал, детей Огастус естественно замечал и видел, но делал вид, что трёх рабов и мага Нулефер не существует.
— Ну, я пошёл. До свидания! — Огастус поднялся со стула тотчас, когда за стеной раздались звуки летающей кареты. — Но на прощание я должен кое-что уладить кое с кем!
«Тобиан!» — вспыхнуло у Нулефер, Урсулы и Люси тут же. Кто ещё мог разозлить герцога Афовийского своим длинным языком да так, что тот не поленился приехать к ним?
И в эту секунду Огастус врезал Уиллу звонкую пощёчину. Юноша удержался на ногах, он не пытался защищался, встал прямо как и солдат, будто так и должно быть.
— Я обещал одному придурку, что и пальцем тебя не трону. Но ты, раб, нарушил своё обещание, открылся Нулефер! И не надейся, что я останусь верен своему слову, глупец! — заорал покрасневший Огастус и вытащил из кармана чёрный винамиатис.
Уилл камнем рухнул на пол, схватившись за шею. Ошейник забрыкался, а мальчишка закричал от невыносимой боли.
— Не смей его трогать! — сорвался с места разъярённый Тобиан.
И тут адский огонь окутал его тело. В комнату ворвался Нормут Казоквар.
— Как мне надоел твой гадёныш своими побегами! — зарычал он.
— Я вот тоже со своим мучаюсь, — засмеялся Огастус и обнял свободной от винамиатиса рукой друга. — Знаешь, я тут подумал. Ты, брат, настрадался с моим Бонтином. Возьми кнут и оторвись.
Обозлившийся Нормут радостно кивнул, схватил Тобиана за ошейник и потащил из дома, орудие смерти он как следует усыпил, ведь прикоснись к нему и самого боль пронзит. А Уилл изнемогал в муках. Урсула, Ханна, Оделл — все одним голосом умоляли Огастуса остановиться. Нулефер застыла как оледеневшая, куда-то мигом подевалась вся уверенность, с которой она шла на встречу с королевой. Её кумир Урсула, мать и отец ничтожны в схватке с правителем Зенрута, и она… она проиграла, в который раз! А Люси, крохотная девчушка, ревевшая много лет назад на шахте Свалоу позади Нулефер, не побоявшейся отобрать винамиатис у директора шахты, искала глазами какой-нибудь тяжёлый предмет или хотя бы нож, чтобы вонзить в грудь Огастуса. Однако Урсула прочно взяла её за руку, не давая Люси превратиться во второго принца Тобиана. Поднять руку на герцога — что ж, пусть этим занимаются самоубийцы. Мы же хотим жить. Эта мысль была и у Оделла с Ханной, и только Тобиан вырывался из цепких рук Казоквара. Но хозяин держал его крепко, как голодный волк, поймавший долгожданную добычу.
