— Они хорошие! — неожиданно Уилл подскочил и закричал: — Освободители помогают людям, ничего ты не знаешь! Ты Свалоу, ты — рабовладелица! Освободители спасают людей, которых такие, как вы, превращают в рабочий скот и надевают на шеи ошейники, чтобы они даже слово плохого не могли сказать. Освободители никого не убивают, они хотят, чтобы рабство мирно было отменено королевой, а хозяева чтобы поняли, что их рабы тоже люди, как и они!

— Рабовладельцы мои родители, а не я! — Нулефер подпрыгнула следом за Уиллом. — Я, между прочим, тоже не люблю рабство. Моя няня, мои друзья, они все рабы, и мне больно от этого. Папа с мамой хорошо обращаются с нашими рабами, никогда их не бьют и не пробуждают ошейник, но я не хочу быть рабовладелицей… Не хочу!

Нулефер бесило, когда кто-нибудь принимал её за безжалостную жестокую рабовладелицу. Её семье принадлежало две тысячи рабов, но для Нулефер это были обычные люди, хотя некоторые из них были выращены в лабораториях. В то время, пока отец, мама и сестра заботились только о сохранности тайны Нулефер, они не находили времени объяснить дочери, почему одни люди вынуждены подчиняться, а другие господствовать над ними. Нулефер видела старушку-няню, хлопочущую над её одеждой, наблюдала со смехом за усатым конюхом, разговаривающим с лошадями, выбегала из дома и тут же бросалась к подневольным детишкам. С маленькими рабами особенно Нулефер нравилось дружить, у неё были неплохие подружки в школе, но толстая, неуклюжая Нулефер не всегда сразу находила язык с прилежными и аккуратными ребятами. Рабы, может, и считали её уродиной, но никогда этого не говорили в слух и не отказывались от дружбы с Нулефер.

— Хочешь убедиться, что я добрая, что я не жестокая? — Нулефер воскликнула. — Так пошли ко мне. У моей подруги Люси, она рабыня, сегодня День Рождения. Приходи к нам, отпразднуем вместе. Ты же сам сказал, что сегодня до позднего вечера никуда не спешишь, верно? В шесть часов вечера, это будет через часик, сможешь, значит, сходить на праздник.

— Ну… я… — Уилл смутился неожиданному приглашению.

Он быстро запротестовал, что никуда ему не хочется. Но Нулефер крепко схватила его за руку и всеми силами стала удерживать. Уилл говорил, что его, оказывается, уже ждут родители, Нулефер утешала его, что он посидит на празднике всего один час и сразу же уйдёт. Наконец, Уилл вздохнул и сказал:

— Ну, уговорила! Позволь ромашек нарвать, не с пустыми же руками мне идти на день рождение к твоей Люси.

***

Небольшой гурьбой дети с имения Свалоу и несколько соседских невольников собирались у маленького деревянного домика, стоящего возле широких дубов, что отделяли господскую усадьбу от шести домишек, в которых жили семьи наиболее любимых хозяйских рабов. Нулефер тащила за собой Уилла, она успела быстро забежать домой и захватить маленькую самодельную куклу размером с ладонь для подарка Люси. Ещё с порога пахло луком, жареным кроликом, разносился вкусный запах выпечки. Ребята, что заходили в дом, представляли пёструю толпу: кто был одет в чёрный пиджак младшего камердинера, кто носил длинную отцовскую рваную рубаху с рукавами до колен, у большинства детей руки и лица были перепачканы серой пылью от сероземельника, с десяти лет они помогали родителям в шахтах. Но у всех на шеях блестел от солнечных лучей ошейник. «Люси. Оделл Свалоу. Рысь, 168.» — такая надпись была у маленькой хозяйки торжества. Ничего особенно, имя раба, имя хозяина, адрес. Всё скромно и понятно, как и должно быть у вещей. Посреди шумной ватаги детишек мелькали две взрослые рыжие головы — родители Люси, Фьюи и Джина. Фьюи был крепким высоким мужчиной. Он умел читать и писать, по этой причине Оделл сделал его своим секретарём. Джина выполняла обязанности главной горничной, а ещё любила вкусно готовить. Нулефер считала, что Люси очень повезло с мамой, ведь никто не создаёт такие вкусные прекрасные блюда, как Джина. Её мама, Ханна Свалоу, без помощи слуг даже одеться не может. Джина не отличалась стройным телом, но её пышная длинная коса многим мужчинам приходилась по душе.

— Это все рабы? — Уилл уставился на толпу довольных детей. — Они так одеты хорошо… Ну не все, но многие… И бегают весёлые, тебя не боятся.

— Да, — кивнула Нулефер. — В Рыси довольно гуманное отношение к рабам. А Фьюи и Джина любимые слуги моих мамы и папы, поэтому им папа даже дал выходной. Хотя папе не до рабов сегодня, он про Афовийских весь день слушает и читает. Тоже мне, юбилей! О, вот, Люси! Уилл, познакомься с ней!

Нулефер подвела Уилла к тоненькой розовощёкой девочке, что бегала всё вокруг родителей и помогала расставлять деревянные тарелки на потёсанный, но крепкий столик. На вид Люси была очень мала, хрупка, хотя ей исполнялось десять лет. Она ланью скакала по дому с посудой в руках и поражала своей юркостью, ловкостью, когда, совершая большие прыжки, ничего не роняла. Люси с раннего детства дружила с Нулефер, и Нулефер очень любила Люси за её честность, открытость и доброту, которую таило каждое её движение. Люси могла стоять на дороге и ждать, пока её перейдёт вереница муравьёв. Если какой-то рыбак забывал на берегу ведро с ещё живой рыбой, то Люси брала задыхающееся животное и трепетно клала в воду. Впрочем, иногда позволяла себе драки, когда кто-нибудь из мальчишек дёргал её за пышные рыжие волосы и кричал: «Огонёк, смотри не загорись!»

— Здравствуй. С Днём Рождения тебя, я Уиллард. Меня пригласила к тебе Нулефер, — Уилл проговорил поздравление с пышной официальностью в голосе и протянул Люси букет полевых ромашек.

— Здравствуйте, господин Уиллард, — Люси улыбнулась. А вслед за ней на незнакомца обратили внимание все дети и в один голос воскликнули, тускло и расстроенно:

— Здравствуйте, господин Уиллард!

— Что вы, что вы! — подскочила Нулефер. — Это просто Уилл! Мой друг и, надеюсь, будет скоро вашим!

Но ребята всё равно хмуро поглядывали на незнакомца. Нулефер схватила Уилла за руку и потащила на скамейку, куда тут же села Люси. Подружка долго и смущённо поглядывала на своего гостя, Нулефер шептала ей: «Он такой же как и я, не стесняйся, будь собой». А Уилл оглядывал дом и детей. У Люси было тесно, как раз для житья троих людей, но в доме всё хватало: две прочные кровати, маленький платяной шкафчик, самодельные стол и стулья, часы, извещающие время. Дом был похож на жилище хорошего крестьянина, нежели на лачугу рабов. За окном кудахтали курицы и стояли клетки с кроликами.

— Дети все ваши? — Уилл шепнул Нулефер на ухо.

— Да нет. Вот тот черноволосый крикун это Кам, он наш. Винни, Арра тоже наши, а эти трое — там в сторонке сидят — соседские ребята, они в доме служат, а хозяева сейчас уехали на месяц к родственникам, поэтому смогли к нам прибежать. Сэм тоже наша, — она показала на маленькую девочку, которая только в доме у Люси смогла отмыться от серой рабочей пыли.

Нулефер могла объяснить Уиллу проще: те, кто хорошо одет, те все наши, рабы Свалоу, а у ребят из соседних земель встречались и лохмотья, и босые ноги, и на еду они смотрели жадно и ненасытно. Но не стала хвастаться, не хотела, чтобы Уилл подумал, будто она показывает ему, что быть рабом Свалоу это хорошо, и еда у тебя есть, и тёплая крыша.

Мелодичное пение дудочки, на которой играл Фьюи, окутало маленький домик. Дети визжали, смеялись заливистым смехом, страх перед Уиллом пропадал, они уже не чувствовали в нём господина, чужака, видя, что Уилл сидит возле Люси и сам боязно смотрит на них. Иногда они спохватывались и вспоминали, что Билли или Фэрика нет с ними, и тут же кричали: «А ну его!» Ещё давно эти десятилетние-двенадцатилетние дети выучили, что, если товарища нет с ними рядом, это пустяк, он не продан, не сдан в наём, вечером или завтра днём они встретятся и тогда уже улыбнутся друг другу.

Уилл застенчиво сидел, забившись в угол. Из печки исходил жар, но он сжимался в шерстяной свитер как при ознобе.

— Ты почему такой пуганый? — дёрнула за руку его Люси.

— Не привык к большому числу людей, — скоро ответил Уилл.